Сталинские войны: от мировой войны до холодной, 1939–1953

Черчилль был прав. Русские национальные интересы были ключом к сталинской внешней политике, что возможно противоречило коммунистической идеологии. Хотя сталинское заявление Димитрову от 7 сентября содержит много риторики, по существу он намеревался осуществить прекращение антинацистской политики Коминтерна. Сталинские расчёты на нацистско-советский пакт основывались на фундаментальном предвидении капиталистических кризисов и империалистических воин. В 20-е и 30-е годы Сталин предупреждал, что если империалисты попробуют решить внутренние затруднения развязыванием войны с Советским Союзом, это будет их последней ошибкой, так как они столкнутся с восстанием рабочего класса и революцией в собственных странах. Но Сталин был также реалистом, чтобы основывать советскую безопасность на возможности революций за границей. Опыт научил его, что революционная ситуация нуждается в предварительной подготовке. Революционное движение было очень слабым в основных капиталистических странах, и небыло надежды усилить его. Поэтому сталинские политические директивы Димитрову после начала войны были осторожны и консервативны. В беседе с Димитровым 25 октября 1939 года Сталин заметил, что «в ходе первой мировой войны большевики переоценили ситуацию. Мы поторопились и наделали много ошибок… Сейчас мы не станем копировать прежнюю позицию большевиков… Необходимо помнить, что ситуация совершенно другая: в те времена у коммунистов не хватило сил. Сейчас существует Советский Союз!» 7 ноября Сталин говорил Димитрову: «Я думаю, что лозунг превращения империалистической войны в гражданскую в ходе первой мировой войны подходил только для России. Для европейских стран этот лозунг не соответствовал…».

Сталинское указание, что основное отличие между первой и второй мировыми войнами было в появлении Советского Союза, не нужно было подчёркивать для Димитрова, которого любили все коммунисты того времени. Он был воспитан в вере, что его первый и основной долг – действовать в интересах, и для обороны СССР, особенно в ходе войны, когда существование социалистического государства находилось под угрозой. В 1939 году Сталин нуждался не в революционной войне, а в политической кампании поддержания мира, включая удовлетворение требований Гитлера Британией и Францией для окончания конфликта с Польшей.

Советско-немецкое «мирное наступление»(peace offensive) началось после второго раунда переговоров между Сталиным и Риббентропом 27-28 сентября. Риббентроп прилетел в Москву для обсуждения советских предложений об изменении советско-германской границы в оккупированной Польше. Сталин заявил Риббентропу, что советско-германский раздел Польши нужно произвести насколько возможно точнее вдоль этнографической линии. Это повлечёт передачу польских территорий от Советов в немецкую сферу влияния, в обмен на передачу Литвы в советскую сферу влияния. Предлагая эту сделку Риббентропу, Сталин подчеркнул, что демаркационная линия, отделяющая этническую Польшу от территорий, на которых доминирует непольское население, этнически совпадающее с проживающими в границах СССР народами, предотвратит в будущем националистическую агитацию за единую Польшу. Итогом этого обсуждения стал новый нацистско-советский пакт, ввиде «договора о советско-германском разграничении и дружбе» от 28 сентября 1939 года, который определил новые границы в Польше и, в секретном протоколе, передал Литву в советскую сферу влияния. В тот же день Советский Союз и Германия выпустили совместное заявление, объявлявшее об окончании европейской войны, так как польское государство было ликвидировано. Это последовало за предложением Гитлера о заключении мира, которое повторил Молотов в речи на Верховном Совете в конце октября 1935 года, осудив Британию и Францию за продолжение войны, и доказывая, что основным их мотивом была защита колониальной системы в происходящем межимпериалистическом переделе мира.

Но действительно ли Сталин хотел окончания европейской войны? Конечно нет. Но он не знал, как долго она будет продолжаться и какое направление может принять, и где гарантии, что результаты будут выгодны Советскому Союзу. Британия и Франция объявили войну Германии в поддержку Польши, но не начинали активных действий и, какзалось, этим удовлетворились, отсиживаясь за цепью оборонительных сооружений «линии Мажино» вдоль франко-германской границы. Немецкое завоевание Польши фундаментально изменило баланс сил в Европе, но было трудно предсказать, что произойдёт после этого. В сложившихся обстоятельствах у Сталина не было другого пути для укрепления советского стратегического положения, кроме уклонения от участия в европейской войне. В данный момент это означало конец сотрудничества с Германией, включая поддержку гитлеровских предложений о мире(?). В то время Сталин не хотел «сжигать мосты» с Британией и Францией, и пытался держать дверь открытой для восстановления советских отношений с западом.

Как долго новые отношеня с Гитлером будут продолжаться, было трудно сказать, но Сталин на этой стадии и не заглядывал на долгий срок. На самом деле это был важный прецедент пролонгации советско-германского сотрудничества. В 1922 году Советский Союз и Германия подписали Рапалльский договор, соглашение, по которому были возобновлены дипломатические отношения между двумя странами (они были прерваны в 1918 году), и наступило десятилетие интенсивного экономического, политического и военного сотрудничества. «Рапалльские отношения», как их называли, были прекращены, когда Гитлер пришёл к власти в 1933 году. Даже в тридцатые годы были попытки с обоих сторон восстановить градус сотрудничества, особенно в области торговли. В переговорах с Риббентропом 27 сентября Сталин подчеркнул рапалльский прецедент:

«Советская внешняя политика всегда базировалась на вере в возможность сотрудничества между Германией и Советским Союзом. Когда большевики взяли власть, их обвиняли в том, что они немецкие платные агенты. Это большевики заключили Рапалльский договор. Он стал базой расширения и углубления взаимоотношений. Когда национал-социалисты пришли к власти в Германии, отношения ухудшились, так как германское правительство полагало неизбежным дать приоритет внутренней политике. После того, как эта политика исчерпала себя, немецкое правительство пошло на улучшение отношений с СССР… Исторически советское правительство никогда не исключало возможность хороших отношений с Германией. Поэтому с чистой совестью можно сказать, что советское правительство начало восстанавливать отношения с Германией. Эти отношения представляли собой силу, которая отбрасывала все другие комбинации».

Конечно нацистская Германия не была Веймарской республикой и Гитлер не был ординарным немецким политиком. Но Сталин имел склонность рассматривать демократические и фашистские государства, как сосуществующие в общем капиталистическом пространстве скорее, чем как явления, качественно отличающиеся. В 30-х годах, в поисках общих интересов с западными демократиями, нацистская Германия приняла позу опасения ужасной угрозы, исходящей от Советского Союза, но Гитлер стал изображать не страх, а нечто противоположное. Это «поротивоположное» могло превратиться в угрозу в будущем, но в данное время Сталин был доволен и старался получить от нового «Рапалло» с Германией как можно больше.

В 20-х годах Советский Союз и Германия были очень важными торговыми партнёрами, взаимоотношения которых были свёрнуты с приходом Гитлера к власти. Но всвязи с нацистско-советским пактом стало важным оживить экономические отношения между двумя странами. Под эгидой экономических договоров, подписанных в августе 1939 года, феврале 1940 и январе 1941 годов, советско-германский экспорт и импорт увеличились десятикратно, достигнув уровня, которого не достигали никогда ранее. Образец торговли, как и в предыдущий период: немцы предоставляют русским кредиты для закупки машин и произведённых товаров; в свою очередь Советы экспортируют в Германию сырьё. Между январём 1940 года и июнем 1941 года были доставлены из Советского Союза в Германию следующие сырьевые материалы: 1,5 мл. т зерна, 100 тыс. т хлопка, 2 мл. т нефтепродуктов, 1,5 мл. т древесины, 140 тыс. т марганца, 26 тыс. т хрома.