Женщины в эпоху Крестовых походов

Так или иначе, но Гуго от поединка уклонился.

Это было неслыханным поступком в рыцарской среде. Обвиненный в трусости, Гуго подвергся всеобщему презрению и, не зная, как поступить, решил обратиться за помощью к мусульманам. Этих не надо было просить дважды: они сразу же бросились опустошать окрестности Яффы и Зарона. Тут от Гуго, ставшего жертвой обстоятельств, отвернулся даже главнейший из его вассалов, коннетабль его собственного двора Балиан Ибелин.

Гуго, который не отличался ни силой характера, ни выдающимся умом, не имел и коварства. Он помчался в Иерусалим, где покаялся во всем перед Фулько, умоляя о прощении.

Фулько делал вид, что не прислушивается к сплетням по поводу романа жены и своего вассала и родича. На самом деле он бешено ее ревновал. Но, будучи человеком мудрым, король полагал, что пытаться силой заставить жену разлюбить соперника — напрасный труд. С другой стороны, он понимал, что выполнил то, для чего был призван, — дал наследнику иерусалимской короны свою кровь или свое имя. Его положение принца-консорта становилось неустойчивым, и обострять отношения с супругой не стоило. В то же время разногласия между христианами — сторонниками и противниками Гуго — будут только на руку мусульманам. Он простил покаявшегося юношу и наказал его только тремя годами ссылки.

Впрочем, у короля Фулько (как указывает Гийом Тирский) была любопытная особенность, которая, возможно, и объясняла его неожиданную терпимость. «Он имел необыкновенно слабую и сбивчивую память, а потому не мог удержать в голове даже имен своих домашних, и весьма немногих узнавал по чертам лица; таким образом, ему случалось кому-нибудь оказывать всевозможные почести и доверчиво с ним беседовать, а потом, встретив его нечаянно, спрашивать, что это за человек. Это обстоятельство приводило в затруднение многих». Не исключено, что он просто страдал от начальной стадии болезни Альцгеймера или от последствий перенесенного на ногах инсульта.

Но это не мешало королю втайне стремиться докопаться до корней заговора и выявить в нем действительную роль королевы. Фулько приказал пытать приближенных Мелисенды. Рассказывали, что он повелел сажать подозреваемых на огромный вертел, специально изготовленный ромейским умельцем, и поджаривать на медленном огне.

Мелисенда не простила; все оставшиеся годы жизни Фулько носил под платьем тонкую прочную кольчугу, боясь удара кинжалом в спину.

Когда Гуго покидал город, на него было совершено коварное нападение. Он получил колотые раны в шею и голову, как думали — смертельные.

Это покушение бросало тень на Фулько. Он, не мешкая, приказал схватить нападавшего, некоего бретонского рыцаря. Бретонца прилюдно подвергли страшной пытке: сначала отрубили одну ногу и тотчас залили рану кипящей смолой; затем то же самое проделали с остальными конечностями, но несчастный клялся, что действовал по собственному побуждению.

Гуго выжил, но остался калекой. Клинок убийцы серьезно задел шейные позвонки. Он отправился в изгнание, едва только смог передвигаться. При дворе Рожера Сицилийского он получил богатый удел, но вступить во владение им не успел, так как умер вскоре после того, как приехал в свой новый замок Горгано.

Не сразу из-за несовершенства тогдашних средств связи дошла эта весть до Мелисенды, но время мало смягчило ее горе. Однако королева стойко несла свой крест и выполняла долг супруги: она родила еще одного сына, Амори, отцом которого уже точно был Фулько Анжуйский.

Новое противостояние между Мелисендой и Фулько в 1140-е н. практически поставило страну перед угрозой гражданской войны. Только усилия приближенных и духовенства смогли предотвратить самое страшное — распад Иерусалимского королевства.

Единственным важным событием в царствование Фулько Анжуйского было завоевание Панеады в Антиливане.

Приходилось признать, что анжуйский брак не оправдал возлагавшиеся на него надежды. Король и королева постоянно оспаривали друг у друга власть и временами имели разные правительства. Как государь Фулько оказался слабым и плачевно зависимым от своей супруги.

В ноябре 1143 г. король Фулько «после охоты на зайца во время быстрой езды перед воротами Акры упал вместе с лошадью так неудачно, что седло размозжило ему голову. Скоро после этого Фулько испустил дух».

Король, израсходовавший весь ныл молодости, не отличавшийся деятельностью и энергией, строил крепости вместо того, чтобы собирать войска; во время его царствования воинственный дух христиан уступил место духу раздоров. Как отмечал Ж.-Ф. Мишо, вступив в управление государством, Фулько нашел его сильным и могущественным; умирая, он оставил христианские колонии на пути к разрушению. Но крестоносцам его смерть казалась ужасным бедствием, поскольку сыновья его, Балдуин и Амори, были еще малы.

Бароны настояли на немедленной коронации 13-летнего Балдуина. Вместе с сыном была коронована и Мелисенда, и фактически именно она управляла государством. Свои указы и распоряжения она подписывала Dei gratia Jcrusolimorus, что означало «милостью Божьей королева Иерусалима».

Как современников Мелисенды, так и более поздних историков поражала эта «воистину незаурядная женщина, которая более тридцати лет обладала всей полнотой власти в Иерусалимском королевстве, создав прецедент пребывания женщин на государственном посту». Гийом Тирский замечал, что это «была очень мудрая женщина, искушенная почти во всех областях государственной жизни, которая успешно преодолевала все недостатки, связанные с ее полом, и бралась за самые ответственные дела. Она столь умело управляла королевством, что в этом смысле ее можно смело приравнять к предшественникам на троне, и пока сын следовал ее советам, народ наслаждался полным спокойствием, и дела шли в наилучшем порядке».

Мелисенда, поистине царственная и обаятельная, была женщиной, которая могла позволить себе все или очень многое. Она обладала способностью так удачно подбирать соратников, что они не переставали повиноваться ей, получив назначение. С необыкновенной проницательностью она видела, кто по настоящему предан, а кто готов предать. Королева-мать всегда могла заставить Балдуина поступить так, как считала полезным для государства, давая ему мудрые советы: он подтвердил данное его дедом освобождение от налогов и пошлин всех купцов, приезжающих в Иерусалим, причем не только латинян, но и сирийцев, греков, армян и сарацин. Со щедростью, присущей королеве, Мелисенда на свои средства построила в городе огромный рынок, где, по словам хронистов, насчитывалось 27 хлебных лавок. При ее непосредственном участии были реконструированы мечеть Омара, превращенная в 1141 г. в христианскую церковь Templum Domini, и женский монастырь Св. Анны.

Мелисенда распоряжалась войсками королевства ив 1144 г. послала своего кузена коннетабля Манассию, Филиппа Наплузского и Элинанда Тивериадского с сильным войском в помощь Жослену II Куртене, осажденному в Эдессе.

К несчастью, Эдессу уже ничто не могло спасти — этот сильный и богатый город пал под ударами мусульман.

Именно взятие Эдессы сарацинами подвигло европейских христиан на Второй крестовый поход под началом германского императора Конрада III и французского короля Людовика VII.

Вершиной правления Мелисенды был торжественный прием предводителей Второго крестового похода, устроенный ею в Акре, одно из самых блистательных собраний того времени. Она, полукровка, дочь лотарингского графа и киликийской дворянки, с блеском и роскошью, невиданными в Европе, принимала христианских властителей Севера как хозяйка Иерусалима. Она сумела явить такие несравненные такт и достоинство, что этот прием вошел в число важнейших событий политической жизни того времени.

На ассамблее присутствовали надменный император Конрад со своими братьями; благочестивый, как все Капстинги, король Франции Людовик VII, другие вожди христианских армий и старейшины духовенства, маркиза Австрийская и множество французских и немецких знатных дам, которые сопровождали крестоносцев в Азию. Небывалый случай: военачальники и прелаты совещались относительно священной войны в присутствии дам, которые сопровождали крестоносцев в Азию.