Россия и Европа в эпоху 1812 года. Стратегия или геополитика

Примечательно, как только военные действия закончились в 1814 г. оба (Шишков и Ростопчин) были уволены от занимаемых должностей и «в воздаяние долговременной службы и трудов, понесенных в минувшую войну» получили назначение состоять членами Государственного совета. «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить».

Срок годности франко-русского союза в Тильзите стремительно истекал. О будущей войне Наполеона против России многие проницательные европейские аналитики заговорили сразу после женитьбы Наполеона (как важнейшего международного политического акта) на австриячке Марии-Луизе и переориентации внешнеполитического курса Франции с России на Австрию [62]. Каждая из двух самых больших европейских империй проводила принципиально разную долгосрочную политику, их цели и стоящие перед ними задачи становились диаметрально противоположными, поэтому на встречных парах они фатально приближались к военному столкновению [63].

Война была принципиально решена в умах правителей (ведение политики полностью находилась в их руках), и никто уже не хотел отступать от принятой программы действий в ущерб достоинства и чести государства. Обе державы, предвидя эту роковую неизбежность, с 1810 г. почти одновременно взяли курс на подготовку к войне, уже лишь формально поддерживая видимость союзнических отношений. Из-за необратимого процесса обострения нараставших противоречий с этого момента стала рушиться политическая архитектура Тильзита. Слишком много факторов способствовали этому и постоянно усиливали подозрения к партнеру. Как снежный ком нарастали претензии и требования, с двух сторон один контрвыпад следовал за другим, усиливая не только атмосферу взаимного недоверия, но и приближая события к военной развязке, хотя императоры все продолжали обмениваться дипломатическими любезностями, заверениями в верности духу Тильзита и желании избежать войны. Но в Петербурге и в Париже уже отдавали себе ясный отчет, что это был откровенный политический блеф или дипломатические увертки. Так проницательный Ж. де Местр писал уже в декабре 1810 г.: «Охлаждение между двумя императорами началось уже давно и мало-помалу нарастало вследствие тысяч всяких обстоятельств, неизвестных публике. Александр слишком осведомлен, чтобы не подозревать о замыслах и приуготовлениях другого, ведь для подобных вещей не нужно никаких доказательств. Наполеон не может смириться с самостоятельной Россией. Ему совершенно необходимо напасть на нее и покорить своей воле. Поэтому все сведущие люди, и прежде всего главные военачальники, уверены в неизбежности войны с Францией» ^{60}.

16 марта 1810 г. министр иностранных дел Ж. Б. Шампаньи представил Наполеону секретную аналитическую записку (правда, ее текст очень скоро стал известен в Петербурге) о положении дел в Европе, в которой предлагалось уже «смотреть на Россию как на естественную союзницу Англии и приготовиться бороться на континенте с последствиями сближения между этими двумя державами» [64]. На основе сделанного доклада и строилась дальнейшая политика Франции в отношении России. Почти одновременно, 2 марта 1810 г. (по старому стилю) в российской столице на стол императора легла записка военного министра М.Б. Барклая де Толли «О защите западных пределов России», в которой анализировались возможные будущие действия против армии Наполеона ^{61}. Этот документ для русской стороны стал фактическим планом подготовки войны с наполеоновской Францией. В 1811 — 1812 гг. из-под пера Барклая выйдут еще несколько планов ведения военных действий, как превентивного, так и оборонительного характера.

В начале 1812 г. даже французские и русские дипломаты, Наполеон и Александр I открыто обсуждали между собой возможности возникновения военных действий, мало сомневаясь, что такой перспективы удастся избежать [65]. Важно понять, чем в этот период руководствовались и из каких посылок исходили оба императора, вставая на путь подготовки к войне. Для Наполеона важнейшим фактором всей его внешнеполитической конструкции являлась экономическая блокада Англии: все государства, которые тайно или явно поддерживали торговые связи с туманным Альбионом, автоматически становились и врагами Французской империи. В таком случае любой отступник должен быть наказан. Собственно вся континентальная Европа в это время поддерживала блокаду Британии, в первую очередь, угрозой применения силы. Выход России из этой системы означал не просто нарушение взятых ею обязательств и прорыв блокады, но и грозил важными политическими последствиями. Россия, одна из ведущих европейских держав, с 1807 г. считалась главным партнером Франции в борьбе с Англией. Ее отказ от союзного курса на практике означал крах антибританской политики Наполеона, так как давал очень нежелательный пример другим странам Европы. Логика существования континентальной блокады не могла допустить ни одного исключения, поскольку в таком случае пропадал смысл ее проведения. 6 марта 1812 г. Наполеон в речи перед Государственным советом об организации национальной обороны прямо заявил, имея в виду Александра I: «Всякий, кто протягивает руку Англии и прорывает континентальную блокаду, объявляет себя врагом императора…» ^{62}. Вернуть же Россию на рельсы антибританской политики можно было только военным путем [66]. Это была основная стратегическая задача кампании 1812 года. Фактически к этому времени Наполеон загнал себя в тупик, и кардинально изменить ситуацию французский император мог (как он надеялся) только при помощи своего главного инструмента — победоносной армии, уже многократно помогавшей ему разрешать узловые проблемы европейской политики [67]. Конечно же, нельзя говорить о каких-то планах завоевания России (это было просто не реально), но речь шла о навязывании определенного внешнеполитического курса. Все последующее зависело от достигнутых результатов на полях сражений. Сегодня трудно однозначно говорить о конечных замыслах Наполеона. Французский полководец имел обыкновение не раскрывать всех карт до конца игры. Возможно, он надеялся на то, что после поражения русских войск, он навяжет совместную экспедицию через русскую территорию (через Кавказ или Среднюю Азию) в Индию [68], дабы одним ударом с тыла покончить с торгашеским величием Англии ^{63}. Возможно, он также намеревался отрезать от России западные области и попытаться воссоздать Польское государство. Разыгрывая «польскую карту», Наполеон не был оригинален, а использовал традиционную и для его предшественников (включая Бурбонов) политику. Не случайно, поэтому в первом воззвании к своим войскам французский император оперировал термином «Вторая польская война» по аналогии с кампаниями 1806—1807 гг. Хотя в польском вопросе он должен был действовать с оглядкой и учитывать негативную позицию своих неблагонадежных союзников — Австрии и Пруссии. Вариантов возникало много, но окончательный выбор он мог сделать в зависимости от тактических успехов, то есть его потенциальные стратегические цели обуславливались и зависели от тактических успехов.