Чернобыльская тетрадь (фрагменты)

Леонид Топтунов начал подъем мощности, тем самым подписав смертный приговор себе и многим своим товарищам. Под этим символическим приговором четко видны также подписи Дятлова и Фомина. Разборчиво видна подпись Брюханова и многих других более высокопоставленных товарищей...

И все же справедливости ради надо сказать, что смертный приговор был предопределен в некоторой степени и самой конструкцией РБМК. Нужно было только обеспечить стечение обстоятельств, при которых возможен взрыв. И это было сделано...

Но мы забегаем вперед. Было, было еще время одуматься. Но Топтунов продолжал поднимать мощность реактора. Только к 1 часу 00 минутам 26 апреля 1986 года ее удалось стабилизировать на уровне 200 МВт тепловых. Отравление реактора продуктами распада продолжалось, дальше поднимать мощность было нельзя из-за малого оперативного запаса реактивности - он к тому моменту был гораздо ниже регламентного. (По отчету СССР в МАГАТЭ, запас реактивности составлял шесть - восемь стержней, по заявлению умирающего Топтунова, который смотрел распечатку машины "Скала" за семь минут до взрыва,- восемнадцать стержней. Тут нет противоречия. Отчет составлялся по материалам, доставленным с аварийного блока, и что-то могло быть утеряно.)

Для реактора типа РБМК, как я уже говорил, запас реактивности - тридцать стержней. Реактор стал малоуправляемым из-за того, что Топтунов, выходя из "йодной ямы", извлек несколько стержней из группы неприкосновенного запаса. То есть способность реактора к разгону превышала теперь способность имеющихся защит заглушить аппарат. И все же испытания решено было продолжить. Слишком прочна была внутренняя установка на успех. Надежда, что не подведет и на этот раз выручит реактор. Основным мотивом в поведении персонала было стремление быстрее закончить испытания:

"Еще поднажмем, и дело сделано. Веселей, парни!.."

До взрыва оставалось двадцать четыре минуты...

Подытожим грубейшие нарушения, как заложенные в программу, так и допущенные в процессе подготовки и проведения эксперимента:

стремясь выйти из "йодной ямы", значительно снизили оперативный запас реактивности, сделав аварийную защиту реактора неэффективной;

ошибочно отключили систему ЛАР (локальное автоматическое регулирование), что привело к недопустимому провалу мощности;

подключили к реактору все восемь главных циркнасосов (ГЦН) с аварийным превышением расходов, что сделало температуру теплоносителя близкой к температуре насыщения;

намереваясь при необходимости повторить эксперимент с обесточиванием, заблокировали защиту реактора по многим параметрам (по сигналу остановки при отключении двух турбин, по уровню воды и давлению пара в барабанах-сепараторах, по тепловым параметрам);

отключили также систему защиты от максимальной проектной аварии (стремясь избежать ложного срабатывания САОР во время проведения испытаний);

наконец, заблокировали оба аварийных дизель-генератора, а также рабочий и пускорезервный трансформаторы, отключив блок от источников аварийного электропитания и от энергосистемы. Стремясь провести "чистый опыт", фактически завершили цепь предпосылок для предельной ядерной катастрофы.

Все перечисленное обретало еще более зловещую окраску на фоне ряда неблагоприятных нейтронно-физических коэффициентов реактора типа РБМК и порочной конструкции поглощающих стержней системы управления защитой,

Дело в том, что при высоте активной зоны, равной семи метрам, поглощающая часть стержня имела длину пять метров, а ниже и выше находились метровой длины полые участки. Нижний же концевик поглощающего стержня, уходящий при полном погружении ниже активной зоны, заполнен графитом. При такой конструкции стержни регулирования входят в активную зону реактора вначале нижним графитовым концевиком, затем в зону попадает пустотелый метровый участок и только после этого - поглощающая часть. Всего на чернобыльском четвертом энергоблоке двести одиннадцать поглощающих стержней. По данным отчета СССР МАГАТЭ, двести пять стержней находились в крайнем верхнем положении; по свидетельству Топтунова, вверху находились сто девяносто три стержня. Одновременное введение такого количества стержней в активную зону дает в первый момент положительный всплеск реактивности, поскольку в зону вначале входят графитовые концевики (длина пять метров) и пустотелые участки метровой длины. Всплеск реактивности при стабильном, управляемом реакторе не страшен, однако при совпадении неблагоприятных факторов эта добавка может оказаться роковой, ибо потянет за собой неуправляемый разгон.

Знали об этом операторы или находились в святом неведении? Думаю, что знали, во всяком случае обязаны были знать, СИУР Леонид Топтунов в особенности. Но он молодой специалист, знания не вошли еще в плоть и кровь...

А вот начальник смены блока Александр Акимов мог и не знать, потому что СИУРом никогда не работал. Реактор, конечно, изучал, сдавал экзамены на рабочее место, но всякие тонкости в конструкции поглощающего стержня могли пройти мимо сознания оператора, ибо впрямую не связывались с опасностью для жизни. А ведь именно в этой конструкции и притаились до времени смерть и ужас чернобыльской ядерной катастрофы.

Думаю также, что вчерне конструкцию стержня представляли Брюханов, Фомин и Дятлов, не говоря уж о конструкторах-разработчиках реактора, однако не думали, что будущий взрыв спрятался в каких-то концевых участках поглощающих стержней, которые являются наиглавнейшей системой защиты ядерного реактора. Убило то, что должно было защитить, потому и не ждали отсюда смерти...

Но ведь конструировать реакторы надо так, чтобы они при непредвиденных разгонах самозатухали. Это правило - святая святых конструирования ядерных управляемых устройств. И надо сказать, что водо-водяной реактор типа нововоронежского отвечает этим требованиям.

Тут необходимо еще одно короткое пояснение. Атомным реактором возможно управлять только благодаря доле запаздывающих нейтронов, которая обозначается греческой буквой ? (бета). По правилам ядерной безопасности скорость увеличения мощности реактора не должна превышать 0,0065 ? за 60 секунд. Если доля запаздывающих нейтронов - 0,5 ?, начинается разгон на мгновенных нейтронах. Нарушения регламента и защит реактора, о которых я говорил выше, грозили высвобождением реактивности, равной по меньшей мере 5 ?, что означало фатальный взрывной разгон.