Сталин в жизни

Я сказал, что, по моим наблюдениям, Мехлис храбрый человек.

— Да, если хотите. Он там, под Керчью, лез все время вперед, вперед. Знаю также, что на финском фронте он бывал в боях, ходил в рядах батальона в атаку. Но, во-первых, это ни в чем не оправдывает его — ни в бездарных действиях в финскую войну, ни в керченской катастрофе, за которую на нем лежит главная ответственность. На мой взгляд, он не храбрый, он нервозный, взвинченный, фанатичный. Между прочим, я присутствовал у Сталина на обсуждении итогов финской войны, и там был Мехлис, был Тимошенко, был Ворошилов. Мехлис несколько раз вылезал то с комментариями, то с репликой, после чего вдруг Сталин сказал:

— А Мехлис вообще фанатик, его нельзя подпускать к армии.

Я помню, меня тогда удивило, что, несмотря на эти слова, Мехлис продолжал на этом заседании держаться как ни в чем не бывало и еще не раз вылезал со своими репликами.

И. Исаков.

Цит. по: Симонов К. С. 351–352

После окончания советско-финской войны был созван Пленум Центрального Комитета партии по итогам войны и о состоянии наших Вооруженных Сил. На этом Пленуме нарком обороны Ворошилов выступил с докладом о состоянии армии и нарисовал в нем очень мрачную картину состояния Красной Армии. Он сделал вывод, что во всем этом деле его вина, Ворошилова, и поэтому просит Центральный Комитет партии освободить его от должности наркома. Ведь он уже почти 15 лет возглавляет НКО. А за это время у всякого может притупиться острота восприятия, недостатки могут казаться обычным явлением.

После выступления Ворошилова Мехлис берет слово и начинает поносить Ворошилова: нет, товарищи, Ворошилов так не должен уйти от этого деда, его надо строжайше наказать. Одним словом, хотя бы арестовать.

После этой истерики Сталин выходит из-за стола Президиума, поднимается на трибуну, отталкивает Мехлиса и говорит:

— Товарищи! Вот тут Мехлис произнес истерическую речь. Я первый раз в жизни встречаю такого наркома, чтобы с такой откровенностью и остротой раскритиковал свою деятельность. Но, с другой стороны, если Мехлис считает для него это неудовлетворительным, то если я вам начну рассказывать о Мехлисе, что Мехлис из себя представляет, то от него мокрого места не останется... И сошел с трибуны.

А. Хрулев (в то время начальник снабжения Красной Армии).

Цит. по: Куманев Г. С. 352

Днем 3 июня 1942 г. я зашел в приемную Сталина, где встретил Мехлиса. Передо мной стоял усталый, осунувшийся, ничем, казалось, особенно не выделяющийся, человек.

Сталина в кабинете еще не было. Поскребышев сидел, склонившись над бумагами, подбирая их для доклада Верховному.

— Сегодня у «хозяина» очень занятый день, — сказал он. — Сколько неприятных донесений, — черт бы их побрал!

Мехлис заинтересовано устремил взгляд в сторону Поскребышева, но Александр Николаевич молчал.

— Вероятно, что-нибудь неприятное произошло на фронте? — спросил Мехлис.

— Вам больше знать, ведь Вы только что с фронта прибыли...

— Да, с фронта. И я хочу доложить товарищу Сталину о наших злополучных делах.

— К сожалению, именно злополучных. Теперь и Севастополь под угрозой, — вот-вот падет, а затем могут последовать и другие неприятности.

Поскребышев сердито добавил:

— Видимо, руководство операцией было не на высоте. Товарищ Сталин очень недоволен, что Керчь прошляпили. Ведь сил и техники там хватало, чтобы дать немцам по зубам.

Мехлис покраснел и заявил в ответ, что со стороны всегда все кажется иначе и что он все объяснит товарищу Сталину.

— Вы, вероятно, считаете, — вмешался я, — что причины нашего поражения под Керчью объективные, вызванные только обстоятельствами сложившейся обстановки?

— Что, что Вы сказали?

Я повторил свой вопрос, добавив, что допущенный провал очень мало объясним, с моей точки зрения. Всё довольно ясно.

— Именно с Вашей точки зрения! — иронически и зло изрек Мехлис. — Вы же не военный, а я кадровый военный работник! Как Вы можете!..

Но в это время в дверях появился Сталин.

Мехлис соскочил с места.

— Здравствуйте, товарищ Сталин! Разрешите Вам доложить.

Сталин чуть приостановился, на мгновение взглянул на Мехлиса сверху вниз и с волнением в голосе произнес:

— Будьте Вы прокляты!

И тут же вошел в кабинет, захлопнув за собой дверь. Мехлис медленно опустил руки по швам и отвернулся к окну... Я понял, что ждать не стоит, и вышел из приемной. Как потом я узнал от Поскребышева, Мехлис, какое-то время спустя, был все же принят в тот день Сталиным. Виновник крымской катастрофы буквально валялся в ногах у вождя. И представьте — смог избежать вполне заслуженной суровой кары. Он был снят со всех постов и понижен в воинском звании, но уже через месяц стал членом Военного совета 6-й армии, затем членом Военного совета Воронежского и ряда других фронтов. А в 1944 г. Мехлис снова получил повышение в воинском звании, став генерал-полковником.

Я. Чадаев.

Цит. по: Куманев Г. С. 436–438

...Генерал-лейтенант Г. Ф. Самойлович, Герой Советского Союза, рассказал мне такой эпизод. Когда Мехлиса, виновного в крупном поражении наших войск, решили предать суду военного трибунала, он явился к Сталину и упал на колени:

— Товарищ Сталин! Прикажите расстрелять эту дурацкую жидовскую башку!

— Ну, раз такая самокритика, — сказал Сталин. Мехлиса простили...

Чуев Ф. С. 551

Бывший командующий фронтом Рокоссовский рассказал мне, как он случайно оказался свидетелем последнего разговора Сталина с Козловым, уже смещенным с должности командующего Крымским фронтом после Керченской катастрофы.

Рокоссовский получил новое назначение, кажется, шел с армии на фронт. Это было в конце мая или в июне 1942 года. В самом конце разговора у Сталина на эту тему, когда Рокоссовский уже собирался попрощаться, вошел Поскребышев и сказал, что прибыл и ждет приема Козлов. Сталин сначала было простился с Рокоссовским, а потом вдруг задержал его и сказал:

— Подождите немного, тут у меня будет один разговор, интересный, может быть, для вас. Побудьте.

И, обращаясь к Поскребышеву, сказал, чтобы вызвали Козлова.

Козлов вошел, и хотя это было очень скоро после Керченской катастрофы, все это было еще очень свежо в памяти, Сталин встретил его совершенно спокойно, ничем не показал ни гнева, ни неприязни. Поздоровался за руку и сказал:

— Слушаю вас. Вы просили, чтобы я вас принял. Какие у вас ко мне вопросы?

Козлов, который сам попросился на прием к Сталину после того, как был издан приказ о смещении его с должности командующего Крымским фронтом и о снижении в звании, стал говорить о том, что он считает, что это несправедливо по отношению к нему, что он делал все, что мог, чтобы овладеть положением, приложил все силы. Говорил он все это в очень взвинченном, истерическом тоне.

Сталин спокойно выслушал его, не перебивая. Слушал долго. Потом спросил:

— У вас все?

— Да.

— Вот видите, вы хотели сделать все, что могли, но не смогли сделать того, что были должны сделать.

В ответ на эти слова, сказанные очень спокойно, Козлов стал говорить о Мехлисе, что Мехлис не давал ему делать то, что он считал нужным, вмешивался, давил на него, и он не имел возможности командовать из-за Мехлиса так, как считал необходимым.

Сталин спокойно остановил его и спросил:

— Подождите, товарищ Козлов! Скажите, кто был у вас командующим фронтом, вы или Мехлис?

— Я.

— Значит, вы командовали фронтом?

— Да.

— Ваши приказания обязаны были выполнять все на фронте?

— Да, но...

— Вы как командующий отвечали за ход операции?

— Да, но...

— Подождите. Мехлис не был командующим фронтом?

— Не был...

— Значит, вы командующий фронтом, а Мехлис не командующий фронтом? Значит, вы должны были командовать, а не Мехлис, да?