Постижение истории

В последней главе истории Римской империи, которую условимся отсчитывать с 395 г. н.э. – со смерти императора Феодосия Великого, – произошел первый заметный сдвиг в судьбах западных латинских и восточных греческих провинций эллинского универсального государства. Латинские провинции поразил финансовый, политический и социальный кризис. Остов империи зашатался. В политический вакуум хлынули обладатели огромных сельскохозяйственных угодий и вожди могущественных варварских отрядов. Церкви оставалось заполнять социальные бреши. Когда на западе полным ходом шло разложение империи, греческие и восточные провинции успешно справлялись со своими проблемами, не разрушая устоявшегося режима. Трезвым правлением, подкрепленным военной реформой. Лев Великий (457-474) освободил империю на востоке от опасной зависимости от наемников-варваров, а его преемники Зенон и Анастасий [445] провели административную и финансовую реформы и успешно преодолели раскол, грозивший отделить греческие провинции от восточных [прим97] . Короче говоря, политика Константинополя в V в. отличалась от западного «пораженчества» своей эффективностью, и некоторое время казалось, что Константинополю воздается победами за дела его. Однако уже к VI в. стало ясно, что победы эти иллюзорны и недолговечны. Все, что Лев. Зенон и Анастасий усердно собирали и копили, было пущено на ветер в годы правления Юстиниана (527-565), который впал в идолизацию отжившей империи Константина и Августа. Все богатства, столь тщательно собранные предшественниками Юстиниана, были растранжирены им в одной неудачной попытке восстановить территориальную целостность империи, присоединив утраченные латинские провинции в Африке и Европе. Его смерть в 565 г. стала началом застоя, похожего на оцепенение, охватившее Запад после смерти Феодосия Великого. После смерти Юстиниана война не прекращалась 152 года, в результате чего восточные провинции и африканские владения Константинополя захватили арабы, а провинции в Юго-Восточной Европе и в Италии достались славянам и лангобардам,

В VII в. появились некоторые признаки запоздалого, но решительного возвращения на путь, избранный для Запада папой Григорием Великим (590-604). После крушения империи на Западе политический вакуум, созданный территориальной раздробленностью, заполнялся церковной экуменической властью римского патриархата, или папства. Роль Григория на Западе схожа с ролью православного патриарха Сергия (610-638), также имевшего возможность создать экуменическую церковную альтернативу погибшей империи, когда император Ираклий под сильным давлением Сасанидов, напавших на Константинополь в 618 г., хотел перенести столицу в Карфаген [446] . Именно Сергий заставил тогда Ираклия отказаться от этого плана и тем самым сохранил империю с центром в Константинополе. Если бы Ираклий сумел перенести православно-христианский патриархат из Константинополя, то можно полагать, что это преобразило бы лицо общества. Не дав Ираклию сделаться героем, Сергий предоставил возможность сыграть эту впечатляющую роль Григорию, а через сто лет Лев Исавриец смог повернуть православно-христианскую историю на совершенно незападный путь. Реставрация империи сделала невозможным развитие вселенского патриархата в духе папства.

Призрак Римской империи в православном христианстве VIII в. был успешно вызван и воплощен в централизованном государстве, просуществовавшем почти 500 лет. В своих основных чертах эта Imperium Redivivum [прим98] была тем, чем она и должна была быть. Она представляла собой копию первоначальной Римской империи и опережала западное христианство на семь или восемь столетий, ибо ни одно государство на Западе не могло сравниться с Восточной Римской империей вплоть до XV–XVI вв., когда стало заметным итальянское влияние на западные королевства.

Успехи Льва Исаврийца и его преемников в значительной мере обусловливались отсутствием больших военных кампаний, а это в свою очередь было следствием деятельности двух восточноримских институтов: постоянной армии и отлаженной администрации, которые были почти неизвестны на Западе в период с V по XV в. Эти институты могут хорошо функционировать только в государстве, где экономическая и культурная жизнь централизована, а военная и административная верхушка воспитана государством и безупречно служит ему. Именно корпус хорошо обученных офицеров и иерархия образованных чиновников позволили призраку Римской империи в православном христианстве одержать самую замечательную и самую горькую победу над церковью, полностью подчинив ее государству. История отношений между церковью и государством указывает на самое большое и самое серьезное расхождение между католическим Западом и православным Востоком. И именно здесь кроется причина успешного продвижения Запада по пути роста и неуклонного сползания православного общества к краху.

Лев Исавриец и его преемники на престоле достигли цели, так и оставшейся недоступной ни Карлу Великому, ни Оттону I, ни Генриху III [447] . Византийские императоры превратили церковь в государственное ведомство, а вселенского патриарха – в министра по церковным делам. Поставив церковь в такое положение, византийские императоры просто выполнили часть намеченной программы по восстановлению Римской империи. Именно такое отношение между церковью и государством вынашивал в своих планах Константин Великий, взявший христианскую церковь под свое покровительство. Концепция Константина была фактически реализована в истории поздней Римской империи – начиная с правления самого Константина вплоть до правления Юстиниана включительно.

Политика Константина оказалась в высшей степени успешной. Церковь заняла уготованное ей место без сопротивления и даже охотно. Она и не помышляла о независимости, пока не столкнулась лицом к лицу с выпадами против себя, начавшимися сразу после смерти ее покровителя [448] . С тех пор папы и патриархи постоянно сетовали на утрату императорской защиты, тщетно пытаясь найти обратный путь. В западном христианстве эта дилемма была решена с помощью воссоздания в виде папской Respubliса Christiana – системы подчинения множества местных государств единой вселенской церкви. В соответствующей главе православно-христианской истории не было аналогичного творческого акта, потому что в более ранней главе православное общество, успешно реставрировав Римскую империю, отказалось от самой возможности творчества в пользу более легкого пути идолизации института, извлеченного из прошлого. Эта естественная, хотя и сулившая катастрофу аберрация стала причиной преждевременного упадка православия.