Василий III. Иван Грозный

Военная демонстрация в районе Смоленска задержала наступление Батория на Псков.

Грозный тщетно пытался втянуть в войну с поляками Ногайскую орду. Ногайский хан Урус велел ограбить царского посланника Девочкина. В начале мая 1581 г. в Москве узнали о том, что крымское войско вместе с азовцами и ногайцами вторглось в русские пределы.

Вторжение вызвало крайнюю тревогу в Москве. Не опасаясь мятежа своих ногайских вассалов, царь оставил в Астрахани совсем небольшие воинские силы. В Поволжье находилось немало вольных атаманов со своими станицами. На них-то и была теперь главная надежда.

В начале мая 1581 г. бояре «приговорили» послать наскоро гонцов к атаманам на Волгу. Вольные казаки получили приказ устроить засаду на переправах и разгромить ногайцев, которые будут возвращаться с Руси с «полоном». Казакам надлежало закрепиться на волжских переправах и помешать ордам переходить с берега на берег. Отбив пленных, казаки должны были прекратить военные действия и, во всяком случае, не нападать на ногайские улусы.

Три недели спустя Посольский приказ обратился к Урусу с посланием. Власти напомнили князю о разгроме его столицы казаками в отместку за сожжение Москвы и дали понять, что теперь все может повториться. Стоит только царю приказать «вас самих воевать и ваши улусы казаком астраханским и волжским и казанским и мещерским и над вами над самими досаду и не таковую учинят. И нам уже нынече, — многозначительно писали посольские дьяки, — казаков своих унять не мочно».

Гонцы, спешно посланные в Поволжье, познакомили волжских казаков с новым наказом. Фактически Москва не только предоставила волжским казакам свободу действий в отношении ногайцев, но и подсказала им, куда следует нанести удар. Атаман Иван Кольцо с волжскими казаками напал на столицу Орды Сарайчик.

Хан заявил протест, но московские власти тут же заверили его, что служилые казаки «на Сарайчик не хаживали, а воровать на Сарайчик приходили беглые казаки, которые, бегая от нас, живут на Тереке, на море, на Яике и на Волге, казаки донские, пришед с Дону, своровали…».

Прямые инструкции из Москвы запрещали атаманам переносить военные действия на территорию Ногайской орды. Но казаки знали о вторжении ногайцев в русские пределы и обращались с ними по законам войны. Атаман Иван Кольцо подстерег отряд ногайцев, возвращавшийся из России с пленными и награбленным добром, и разгромил его.

В августе 1581 г. дворянин Василий Пелепелицын сопровождал ногайское посольство, посланное Урусом к царю. 1 сентября он явился в Москву и доложил, что ногайское посольство было разгромлено и пленено волжскими атаманами Иваном Кольцо, Никитой Паном и Саввой Волдырей на Волге. То были главные атаманы, позднее предпринявшие с Ермаком поход в Сибирь.

Обратим внимание на дату. Атаман Иван Кольцо громил ногайцев на Нижней Волге в конце лета 1581 г., а Ермак в то же самое время воевал с литовцами под Смоленском, вдали от владений Строгановых.

Отряд Ермака объединился с отрядом Ивана Кольцо, по-видимому, уже после заключения перемирия с Баторием в январе 1582 г. и возвращения Ермака в Поволжье.

Волжские казаки получили приглашение от Строгановых после того, как их вотчина подверглась нападению сибирских племен.

Вскоре после Семенова дня (1 сентября) 1581 г. старшие Строгановы пожаловались царю Ивану Васильевичу, что пелымский князь пожег их деревни на Чусовой, а их ближайший родственник Никита Строганов, которому по разделу достался городок Орел на Каме с гарнизоном и пушками, не оказал им никакой помощи. В конце 1581 г. Грозный ознакомился с доносом и сделал выговор Никите. В царской грамоте имя Ермака не упоминалось. Совершенно очевидно, что известного волжского атамана не было в чусовских владениях Строгановых. Иначе он не позволил бы малочисленным пелымским отрядам безнаказанно жечь и грабить русские деревни в Прикамье.

Прошел год, и Пермский край подвергся куда более опасному нападению. Воевода главной русской крепости в Приуралье — Чердыни — Василий Пелепелицын спешно уведомил царя, что в Семенов день 1582 г. войска сибирского хана и пелымский князь напали на крепость, а Строгановы не выручили его, но в самый день штурма послали Ермака и его казаков воевать сибирского султана. В ответ Иван IV направил в конце 1582 г. новую грамоту Строгановым. Будучи в сильном гневе, он грозил Строгановым великой опалой и повелевал немедленно вернуть Ермака из сибирского похода. России нужен был мир любой ценой, и монарх не желал начинать войну с Сибирским ханством. В царской опальной грамоте 1582 г. каждое слово — на вес золота. Грамота непосредственно отразила событие, положившее начало сибирской экспедиции Ермака. Казаки ушли в Сибирь на глазах у чердынского воеводы Василия Пелепелицына 1 сентября 1582 г., о чем он тут же и донес царю. Не верить воеводе нет оснований.

Среди сибирских летописцев едва ли не самым осведомленным был придворный историограф Строгановых. Еще бы! Ему был доступен архив именитых людей. Летописец ознакомился с подлинными царскими грамотами Строгановым 1581–1582 гг. Но он прочел их крайне невнимательно. В результате автор летописи заключил, что в обеих грамотах описано одно и то же нападение сибирцев на владения Строгановых, и именно после этого нападения Ермак выступил в поход 1 сентября 1581 г. Историки, начиная с Карамзина, с полным доверием отнеслись к свидетельству Строгановской летописи. В итоге ошибочная дата была принята всей последующей историографией и до нынешних дней фигурирует в качестве аксиомы в ученых трудах и учебниках. Критический анализ источников позволяет выявить ошибочность одной из основных дат русской средневековой истории.

Подобно археологу, историк старается обнаружить древний слой, отбрасывая скопившийся мусор и поздние наслоения. Любой обломок из раннего пласта может открыть исследователю очень многое. Число древних документов с упоминанием имени Ермака можно перечесть по пальцам. Вещей, принадлежавших атаману, сохранилось еще меньше. Самая примечательная из них — пищаль Ермака.

Некогда Грозный разрешил Строгановым основать пушечный двор в их «столице» на реке Каме — Орле (Кергедане). Их мастера делали неплохие пищали и пушки. Одна из пушек хранилась до 1917 г. в доме Строгановых в Петербурге. Ученый-палеограф В. В. Голубцов видел пушечку и скопировал надпись с ее ствола. Надпись гласила: «В граде Кергедане на реце Каме дарю я, Максим Яковлев сын Строганов, атаману Ермаку лета 7090». После революции пушка исчезла.

Надпись на пищали подтверждает хронологию, обозначенную в грамотах Грозного. Пушечка была отлита в конце 7090 (летом 1582) г., а экспедиция началась 1 сентября 7091 (1582) г.

История сибирского похода окутана покровом легенд. Прояснить дело могут лишь новые архивные находки. В казацком войске Ермака не было ни историографа, ни архива! И все же поиски архива увенчались успехом.

Кто не мечтал об открытии исчезнувшего архива! Бесценные документы находят в самых неожиданных местах — недоступных горных пещерах, на морском дне, в трюмах затонувших кораблей, на чердаках старых домов. Но иногда следы архива удается обнаружить в давно известных рукописях.

…Первый сибирский архиепископ Киприан приказал «кликати» Ермаку и его погибшим товарищам вечную память. Архиепископские дьяки расспросили оставшихся в живых участников похода и на основе их рассказа составили поминальный список «убиенных» и краткую летопись. Преемник Киприана архиепископ Нектарий получил назначение в Тобольск в 1636 г. Он поручил своему дьяку Савве Есипову «распространить» (расширить) архиепископскую летопись.

Прошло много лет, и некий любознательный книжник старательно скопировал Есиповскую летопись, пополнив ее многими удивительными подробностями. Так возникла Погодинская летопись, которая хранится ныне в Публичной библиотеке в Петербурге.

Погодинская рукопись ставит перед исследователем множество загадок. Судя по водяным знакам на бумаге, летопись была составлена чуть ли не в петровские времена. Но в ней можно обнаружить массу уникальнейших сведений по истории сибирской экспедиции. Какова степень их достоверности?