Две силы

Товарищ Иванов не был большим знатоком людей. Но и тон отца Петра, и его ссылки на Бермана, которые, впрочем, могли бы быть простым отводом глаз, и его информация, которая, конечно, никаким отводом глаз не могла быть – всё это внушало товарищу Иванову уверенность в том, что товарищ Николай – птица крупная. Генерал Буланин, грязный, обожженный, окровавленный, снова сидел на земле и весь его внешний вид не импонировал никак. Он казался мелким хищным зверьком, загнанным в безвыходный тупик. Да, действительно, может быть, и сообщник Светлова. Товарищ Иванов вспомнил свои беседы с бывшим Степанычем и никак не мог сообразить, так что же ему теперь делать? Если генерал Буланин действительно сообщник Светлова, нужно его как то выручать. Но как его выручить в присутствии этого товарища Николая и полутора десятка пограничников? Если генерал Буланин связан со Светловым и если он, Иванов, генерала Буланина доставит в Неёлово, то бывший Степаныч может пустить в ход документы из известной шкатулки товарища Иванова, и тогда он, товарищ Иванов, пропал. Если он выпустит этого генерала, тогда вот этот товарищ Николай, да ещё и пограничники, да ещё эти сбежавшие неизвестно куда и китаец, и проводник, все они подведут товарища Иванова под расстрел. В общем, получалось одинаково плохо со всех решительно сторон.

– Вы, товарищ майор, – сказал отец Пётр, – подымите вот этот бумажник, сосчитайте находящуюся там валюту и будьте добры дать мне расписку в том, что такую-то сумму вы там нашли… Деньги, вы понимаете, не мои… Вы их сдадите непосредственно товарищу Берману, только ему одному… – Отец Пётр затянулся и закашлялся ещё раз.

– Чёрт знает, что такое, из-за этого дурацкого инцидента могут сорваться большие вещи. Очень большие… В международном масштабе…

Международный масштаб доконал товарища Иванова окончательно. Он поднял с земли очень толстый бумажник и подозвал нескольких пограничников.

– Вот, ребята, смотрите, я буду считать деньги, а вы будьте свидетелями, чтобы потом разговора не было.

Вынув пачку кредиток из бумажника, товарищ Иванов стал отсчитывать кредитку за кредиткой. Пограничники смотрели на эту процедуру внимательными и жадными глазами.

Товарищ Иванов довольно долго путался с мало известными ему иностранными кредитными билетами, наконец, подсчитал и записал всё. Сумма получилась очень внушительная, но товарищ Иванов очень неясно представлял себе, что она могла бы значить в переводе её на советское денежное обращение. Пограничники представляли себе это ещё меньше, но в их глазах, как, впрочем, и в глазах товарища Иванова, всякая иностранная валюта была валютой, а советский рубль был только “денежным знаком”.

Покончив со счётом, товарищ Иванов упаковал все кредитки в бумажник и перевязал шнуром.

– Ну, а теперь, как вас, товарищ Николай? Теперь вы мне расскажите точно, как это всё происходило.

Отец Пётр более или менее подробно передал все происшествия, связанные с деятельностью генерала Буланина. Товарищ Иванов тщательно осмотрел все следы, впрочем, большинство их было уже затоптано пограничниками. Осмотрел и труп молодого китайца.

– Так что, всё-таки, вы его пристрелили? – обратился товарищ Иванов к генералу Буланину.

У генерала Буланина ещё не создалось никакой версии, которая могла бы хотя бы, более или менее, удовлетворительно объяснить убийство молодого китайца, побег старшего и историю с отцом Петром. Постепенно генерал Буланин пришёл, однако, к мысли, что дело хотя и плохо, но всё-таки не совсем уж катастрофично. Даже и в том случае, если этот пустосвят, действительно, является агентом Коминформа, у него, генерала Буланина, были вполне достаточные основания, чтобы проверить такого подозрительного субъекта. Детали этой проверки для Москвы никакого интереса представлять не будут, а Неёлово, в данном случае, не имеет никакого значения. Плохо то, что план побега сорвался и, по-видимому, окончательно. Что-то, впрочем, может изменить бегство этого бродяги. Но если он и вернётся с кем-нибудь, тогда уж ему, генералу Буланину, не поздоровится. Генерал Буланин вдруг почувствовал приступ смертельной старческой усталости: ах, не всё ли равно? Прожил свое и прожил скверно. То, что ещё осталось, будет ещё хуже, на этот счёт, пожалуй, никаких сомнений быть не могло. Всё равно. Всё равно. Будет смерть, и после смерти будет просто ничто. А из ничего и для ничего никакого ответа всё равно получить нельзя.

– Об этом я не с вами буду разговаривать, – коротко отрезал он.

Товарищ Иванов безразлично пожал плечами. Ему снова пришлось попасть в переплёт, в котором он с каждым шагом понимал всё меньше и меньше, а каждая ошибка могла бы обойтись очень дорого. Лучше было не делать никаких ошибок и по мере возможности не делать вовсе ничего. Он ещё раз обошёл и осмотрел всю полянку, ещё раз наклонился над трупом убитого китайца и приказал:

– Ну, теперь давай собираться, подождём только тех, кто за бродягой погнались.

Но погоня, не без некоторого конфуза, уже возвращалась обратно.

– Чёрта ли тут найдёшь, – сказал один из её участников и, компенсируя свою неудачу, свирепо обратился к отцу Петру:

– А? Проводник, говоришь? А чего он бежал?

– Ты – дурак, – философским тоном ответил отец Петр.

– То есть, как это понимать? – свирепым, но не совсем уверенным тоном сказал пограничник.

– А вот так и понимай: дурак. Вы все, может быть, работники НКВД, а, может быть, и нет.

– То есть, как это нет?

– Совершенно просто… А, может быть, вы только переодетые диверсанты. Вернёмся в Неёлово, там всё будет ясно. А если вы меня потащите в другую сторону, то…

– То что?

– Ну, там видно будет, что…

НА ПЕРЕКРЁСТКЕ

Товарищ Медведев в точности исполнил все просьбы или приказания генерала Буланина: снабдил его концлагерным обмундированием, инструктажем, проводниками и, наконец, самолётом, который должен был вылететь из Неёлова неизвестно через какой пункт, по направлению к Дубинской заимке. Все эти проекты и мероприятия вызвали в душе товарища Медведева целый ряд очень смешанных чувств, из которых главным было раздражение. Вот, свалилась на голову вся эта чепуха! До Светлова со всеми его загадками и последствиями всё было ясно, определённо и спокойно. Теперь Светлов, Берман, Буланин. И он, товарищ Медведев, в самом центре этого перекрёстка и неизвестно, куда двигаться дальше, на кого ставить и что делать?

Было ясно, во всяком случае, одно: о планах генерала Буланина необходимо в самом секретным порядке информировать Москву. Если этого не сделает он сам, сделает кто-то другой. Товарищ Медведев вызвал к себе начальника шифровального отделения и полдня просидел за не очень длинной, но очень сложно средактированной телеграммой в Москву. По его мнению, вслед за генералом Буланиным было необходимо отправить какой-то отряд. Во-первых, потому, что с генералом Буланиным могла произойти такая же история, какая произошла с автомобилем и этим бродягой, и тогда товарищу Медведеву пришлось бы как-то отвечать за непредусмотрительность, и, во-вторых, генерал Буланин мог попытаться сбежать. Ответная телеграмма из Москвы подтвердила мнение товарища Медведева. Но она была настолько лаконичной, что никаких дальнейших выводов из неё товарищ Медведев сделать не смог. Во главу небольшого отряда был намечен всё тот же, сейчас никем незаменимый, майор Иванов, которому товарищ Медведев дал очень туманные и расплывчатые указания, предварительно поговорив об этом с товарищем Берманом.

Товарищ Берман постепенно поправлялся. Он всё ещё лежал в госпитальной палате, головные боли всё ещё продолжались, принимая по временам почти нестерпимый характер, тогда на сцену снова появлялся таинственный шприц, но, в общем, товарищ Берман “возвращался в строй”.

Однако, товарищ Берман всё ещё лежал в кровати, и товарища Медведева он встретил тем же привычным лаконическим жестом руки, указывая ему на стул. Сопровождавший товарища Медведева санитар подвинул стул к кровати и сейчас же исчез. Товарищ Медведев грузно и с трудом уселся на стул, его загипсованная и поддерживаемая кронштейном рука указывала куда-то в угол комнаты. Жирное его лицо стало одутловатым и жёлтым, глаза ещё больше сузились и в них ещё больше обострилось выражение какой-то давней озлобленности.