История испанской инквизиции. Том I

VI. Презрение этих правил заставило течь потоки крови и привело в ужас Испанию во время управления Вальдеса; о характере его управления достаточно говорят число и достоинство жертв. Я приведу только самые знаменитые, сожженные до времени отречения Карла V от престола, потому что считаю нужным написать отдельную статью о событиях этого рода, принадлежащих к эпохе царствования Филиппа II, государя, которого божественное Провидение избрало бичом человечества под названием, столь недостойно узурпированным, неутомимого защитника католической религии.

VII. История считает 8 марта 1550 года днем смерти св. Иоанна Божия, [996] основателя в Гранаде ордена братьев милосердия, члены которого должны были посвящать себя заботе и призрению бедных больных. До сих пор в Европе была еще неизвестна система управления общественным попечением в пользу разных классов неимущих, которая с того времени принята правительствами. Св. Иоанн Божий решил основать общину монахов, сведущих в медицине, хирургии и приготовлении лекарств и способных взять на себя это почтенное служение. Духовным руководителем св. Иоанна Божия долгое время был достопочтенный Хуан д'Авила, [997] которого мы видели заключенным в тюрьму инквизиции. Ученик, будучи арестован в Фуэнта-Овехуне, готовился быть заключенным в тюрьму святого трибунала в Кордове как подозреваемый в магии и некромантии, когда его невиновность была доказана. [998]

VIII. Среди осужденных, появившихся на аутодафе Севильи в 1552 году, находился Хуан Хилъ, уроженец Ольверы в Арагоне, каноник-учитель митрополичьей церкви того же города. Он более известен под именем доктора Эгидия. [999] Сначала он был приговорен как сильно заподозренный к отречению от лютеранской ереси и к епитимье. Четыре года спустя после его смерти, происшедшей в 1556 году, он был предан суду по обвинению в рецидиве; его труп был вырыт и сожжен вместе с изображением в 1560 году. Его память объявили лишенною чести и имущество конфискованным за то, что он умер в чувствах лютеранина. Товарищем по несчастью в его тюремном заключении был Райнальдо Гонсалес де Монтес, которому удалось бежать, и он был сожжен фигурально как лютеранин и заочно осужденный. Под именем Регинальда Гонсалъвия Монтануса он опубликовал в Гейдельберге в 1567 году труд об испанской инквизиции, поместив там несколько деталей о докторе Хуане Хиле. Он захвачен лютеранскими мнениями в такой же степени, как и большинство католических богословов университетов и школ своими собственными системами, когда ими овладевает предубеждение и дух партийности. Он передает нам, что Эгидий учился богословию в Алькала-де-Энаресе [1000] и получил там степень доктора. Он приобрел столь блестящую репутацию, что его сравнивали с Пьером Ломбаром, [1001] св. Фомой Аквинатом, [1002] Иоанном Скоттом [1003] и другими заслуженными богословами. Его таланты побудили севильский капитул предложить ему в 1537 году единогласно и без предварительного конкурса место каноника по кафедре соборного проповедника, вакантной по смерти доктора Александра. Эгидий очень мало был способен к тому, чтобы стать хорошим проповедником: он надоел слушателям, и каноники раскаивались в его назначении.

IX. Родриго де Валеро (о котором я скажу впоследствии) сказал Эгидию, что книги, в которых он почерпнул свои no-знания, ничего не стоят, принципы, излагаемые им с кафедры, не доставят удовольствия и он не станет действительно просвещенным и сильным в учении, если не будет день и ночь изучать Библию. Эгидий последовал совету Родриго и обрадовался избранию своего нового метода, подружившись с доктором Константином Пенсе де ла Фуэнте и учителем Варгасом, о которых будет речь в другом месте этой истории как о личностях, очень известных среди лютеран. Со временем Эгидий нашел особый прием проповеди, который был настолько приятен народу и образованным людям, что вскоре забыли о той скуке, которую раньше причиняли его проповеди, и слушатели удивлялись блестящим качествам, которые не только были приобретены Эгидием, но, казалось, увеличивались со дня на день. Успехи и знаки одобрения, награждавшие его заслуги, доставили ему тем более опасных врагов, что его поведение не давало никакого повода к жалобам и ропоту.

X. Император Карл V назначил его епископом Тортосы в 1550 году. Это усилило ненависть завистников, которые донесли на него севильской инквизиции как на еретика-лютеранина за некоторые мысли, высказанные в его проповедях и выделенные завистниками из других частей текста, чтобы придать словам смысл, которого они на самом деле не имели. Мысли эти касались сущности оправдания, чистилища, глухой исповеди, [1004] почитания икон и мощей и призывания святых. Его противники использовали (с целью ему повредить) благожелательный прием, который он выказал в 1540 году по отношению к Родриго де Валеро во время его процесса, а также и некоторые другие обстоятельства.

XI. Эгидий был заключен в 1550 году в секретную тюрьму святого трибунала. Он употребил это время на пользу, составляя свою апологию, которая усилила угрозу, навлеченную врагами на его голову. Прямота души привела его к установлению в апологии как достоверных принципов некоторых предположений, считаемых схоластическими богословами за ошибочные и ведущие к ереси. Образ действия и поведение каноника были так чисты, что сам император, приняв на себя его защиту, написал в его пользу. Севильский капитул последовал этому примеру, и (может быть, это еще больше достойно замечания) лиценциат Корреа, декан инквизиторов, был тронут его невиновностью и взялся его защищать против своего собственного коллеги Педро Диаса, проникшегося глубокой ненавистью к обвиняемому. Это расположение духа причинило тем более горя Эгидию, что его враг некогда исповедовал те же убеждения, почерпнув их, как и Эгидий, в школе Родриго Валеро.

XII. Проявившееся со всех сторон старание отклонить удары, готовые упасть на Эгидия, заставило принять сделанное им предложение коллоквиума [1005] между ним и самым искусным богословом. Эта мера доказывает, что еще не был установлен обычай призывать в суд богословов для квалифицирования по обязанностям службы сомнительных предположений, касающихся вопросов, недостаточно изученных судьями-канонистами. Пригласили брата Гарсию де Ариаса, иеронимита из монастыря Св. Исидора в Севилье. Его мнение не было признано удовлетворительным, и Хуан Хиль потребовал и добился приглашения для собеседования доминиканца, брата Доминго Сото, профессора Саламанки. Этот инцидент сильно замедлил заключение процесса; наконец Сото прибыл в Севилью.

XIII. Согласно Гонсалесу де Монтесу, этот богослов мыслил подобно избранному епископу Тортосы насчет предположений, которые были склонны осудить; чтобы отклонить подозрение в возможности возникновения этих обстоятельств, Сото убедил Эгидия, что было бы удобно составить и опубликовать род исповедания веры или изложение их понятий о предметах, о которых идет речь. Было условлено, что каждый напишет свое и что они сообщат свои исповедания взаимно друг другу, чтобы установить между ними самое точное однообразие; затем они опубликуют их для того, чтобы каждый признал тожество их учения и вернул Эгидию все доверие, которым он некогда пользовался. Автор, передающий этот факт, прибавляет, что они написали, каждый отдельно, свое исповедание веры; что они были сравнены и признаны вполне согласными.

XIV. Инквизиторы, узнав об этом, объявили: так как речь идет о деле, затрагивающем особенно репутацию епископа, то им кажется наиболее приличным созвать публичное и торжественное собрание в митрополичьей церкви, где брат Доминго Сото изложит в проповеди мотив и цель созыва; он подробно побеседует об этом с верными и прочтет свое исповедание католической веры, а затем доктор Эгидий прочтет свое, чтобы вся аудитория могла судить о единообразии их мнений. Инквизиторы велели приготовить для этого две кафедры; но — или было дано секретное распоряжение, или это было делом случая — кафедры находились в таком отдалении друг от друга, что Хиль не слыхал того, что говорил Сото. Это, казалось, впрочем, неизбежным вследствие огромного стечения лиц, наполнявших церковь и привлеченных ожиданием совершенно нового для всех зрелища, задолго анонсированного на этот праздничный день.