Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего

В этот вечер на совещании ГКО было принято постановление об организации опытного завода и конструкторского бюро конструктора-моториста А.А. Микулина. Затем Сталин поднял вопрос о налаживании выпуска истребителя Як-9 с тяжелыми пушками калибра 37 мм. Он потребовал также ускорения серийного выпуска самолета Як-9д с дальностью полета 1400 километров, который недавно прошел испытание в опытном образце.

Но Сталин думал не только о совершенстве боевой техники. Его внимание занимала и проблема улучшения качества использования вооружения. Вопрос о реорганизации созданных еще в прошлом году танковых армий смешанного состава, имеющих в штатах танковые, пехотные и кавалерийские соединения, уже обсуждался в Ставке.

И примерно в это же время через командующего бронетанковыми и механизированными войсками генерал-полковника Я.Н. Федоренко Верховный вызвал в ставку с Южного фронта командира 3-го гвардейского танкового корпуса генерал-лейтенанта танковых войск П.А. Ротмистрова.

Встреча состоялась вечером, сразу после доклада Сталину о положении на фронтах заместителя начальника Генштаба Ф.Е. Бокова. В начавшемся разговоре Верховный сказал:

«– Наши танковые войска научились успешно громить противника, наносить ему сокрушительные и глубокие удары. Однако почему вы считаете нецелесообразным иметь в танковой армии и пехотные соединения? – Сталин остановился и прищуренным взглядом посмотрел в глаза генерала.

– При наступлении стрелковые дивизии отстают от танковых корпусов. При этом нарушается взаимодействие между танковыми и стрелковыми частями, – пояснил Ротмистров.

– И все же, – возразил Сталин, – как показали действия танкового корпуса генерала Баданова в районе Тацинской, танкистам без пехотинцев трудно удержать объекты, захваченные в оперативной глубине.

– Да, – согласился генерал, – пехота нужна, но моторизованная.

– Вы предлагаете пехоту заменить механизированными частями, а командующий танковой армией Романенко доволен стрелковыми дивизиями и просит добавит ему еще одну-две такие дивизии. Так кто прав? – спросил молчавший до этого Молотов».

«Обсуждение вопроса, – пишет в воспоминаниях Ротмистров, – продолжалось около двух часов. …Чувствовалось, что Сталин хорошо понимает значение массированного применения танковых войск и не одного меня заслушал по этому вопросу». Заключая разговор, Верховный сказал:

«Уже сейчас у нас имеется возможность для формирования новых танковых армий. Вы могли бы возглавить одну из них, товарищ Ротмистров?

– Как прикажете, – сказал генерал, быстро поднявшись со стула.

– Вот это солдатский ответ, – похвалил Сталин и, снова пристально посмотрев на собеседника, добавил: – Думаю, потянете. Опыта и знаний у вас хватит».

Через день Ротмистров был вызван в Генштаб, где ему сообщили, что Верховный подписал директиву о формировании 5-й гвардейской танковой армии, поручив Генштабу совместно с управлением Федоренко разработать проект структуры танковых армий. Ротмистров назначался командиром нового соединения.

Еще 12 февраля Брянский фронт начал наступление, потеснив противника местами до 30 километров. Наступление встретило упорное сопротивление противника, и к концу февраля фронт остановился на рубеже Новосиль—Малоархангельск—Рождественское. Немцы перебросили часть соединений ржевско-вяземской группировки и предприняли попытку нанести из Орла удар по войскам Воронежского фронта.

Со своей стороны, Сталин тоже не бездействовал. Центральный фронт он создал между Брянским и Воронежским фронтами; его ближайшей задачей стало нанести 15 февраля удар в направлении на Гомель—Смоленск во фланг орловской группировки немцев.

Однако из-за перегруженности железной дороги и нехватки вагонов 169 тыловых учреждений и частей все еще оставались под Сталинградом. Рокоссовский «доложил Сталину, что в таких условиях войска фронта не могут справиться с задачей. После этого задача была изменена».

Переброска немцами 16 дивизий с Ржевско-Вяземского направления на другие участки не прошло бесследно; для них возникла угроза окружения частей на Демьянском плацдарме. Военный историк Типпельскирх пишет: «21 февраля начался отход немецких войск с Демьянского плацдарма. Это была исключительно тяжелая операция, так как все дивизии находились в непосредственном соприкосновении с противником и должны были под его непрерывным воздействием быстро преодолеть узкий коридор восточнее реки Ловать».

27-го числа командование Вермахта отдало приказ об оставлении плацдарма. Преследуя германские войска, советские части 3 марта освободили Ржев, а 12 марта – Вязьму. К этому времени Сталин обеспечил на этом участке трехкратное превосходство над противником авиации, семикратное – в танках.

В марте он вернулся к вопросу об авиационных двигателях. На этот раз речь шла о двигателях Климова ВК-107. Явившиеся к нему нарком авиапромышленности и его заместитель доложили также и о том, что Лавочкин выпустил новую модификацию самолета Ла-5 с мотором М-71 конструкции Швецова. Машина показала хорошие летные качества. Но, расспросив о характеристиках, Сталин заметил:

– Скажите Лавочкину, что дальность его самолета мала. Нам нужно, чтобы она была не меньше тысячи километров…

Сравнив характеристики советских истребителей с английским «Спитфайром» и американской «Аэрокоброй», он указал, что фирменные данные заграничных машин увеличиваются. Когда он назвал данные «Спитфайра», Яковлев решил, что речь идет о самолете-разведчике, дальность которого превышала 2 тысячи километров. И зам. наркома указал, что этот самолет не имеет стрелкового оружия. Сталин почти обиделся:

– Что вы ерунду говорите? Что я, ребенок, что ли? Я говорю об истребителе, а не о разведчике. «Спитфайр» имеет большую дальность, чем наши истребители, и нам нужно обязательно подтянуться в этом деле…

Поражение армии Паулюса под Сталинградом заставило Гитлера усомниться в возможности выиграть эту войну. Немецкое командование понимало, что в случае выхода советских войск к побережью Азовского моря и к Днепру для их армий возникала реальная опасность оказаться в более грандиозном «котле», чем Сталинградский. Поэтому командующему группой «Юг» генерал-фельдмаршалу Манштейну были переданы все резервы, имевшиеся у руководства Вермахта.

Мощный контрудар по наступавшим советским частям был нанесен 19 февраля в районе Краснограда. Он перечеркнул все успехи Воронежского и Юго-Западного фронтов. Отступив под натиском немцев, войска ЮЗФ с 27 февраля по 3 марта отошли за Северный Донец. А 4 марта, перегруппировав силы, противник осуществил сильный удар из района юго-западнее Харькова в полосу Воронежского фронта. Казалось, что цепь неудач, преследовавших Красную Армию в начале войны, повторялась в закономерной последовательности.

Обеспокоенный развитием ситуации, Сталин направил на юго-западный участок Василевского. В ночь на 10 марта состоялся его разговор с маршалом по телефону. В его ходе в район боев «решили срочно перебросить… две общевойсковые и одну танковую армии».

В директиве Василевскому, командующему Центральным фронтом Рокоссовскому и Воронежским – Голикову Сталин указал: «Противник имеет намерения выйти в сторону Белгорода, прорваться к Курску и соединиться с орловской группировкой немецких войск для выхода в тыл Центральному фронту».

Для предотвращения такой угрозы директива Верховного определяла необходимые меры. Однако, несмотря на предупреждение, генерал-полковник Голиков и член Военного совета фронта Хрущев самонадеянно не отвели свои войска. В результате головотяпства Военного совета Воронежского фронта, практически не встречая сопротивления, противник 15 марта вернул недавно потерянный Харьков.

Об осложнении обстановки Верховному главнокомандующему сообщили после совещания, которое закончилось в три часа ночи 16 марта. Во время обеда порученец из Генштаба привез карту с положением войск на участках Юго-Западного и Воронежского фронтов.

Когда Сталину доложили о случившемся, он спросил прибывшего офицера: «Почему Генштаб не подсказал?» «Мы советовали», – оправдывался тот. «Генштаб должен был вмешаться в руководство фронтом», – настаивал Верховный.