Поле битвы - Берлин. ЦРУ против КГБ в холодной войне

Тем временем операция Вальтер—Лола продолжалась. Бывший связник Вальтера Леонид Прохоров встретился с ним в Вене в августе 1967 года. Когда же о деятельности Вальтера и Лолы стало известно, они оказались в западногерманской тюрьме. Освободившись в 1972 году, Вальтер отправился через Югославию в Дрезден. Однако его надеждам на спокойную пенсию в ГДР не суждено было сбыться из-за объединения Германии. И все-таки он стал получать пенсию, но теперь от бывших боннских врагов [1128]. Лола, его источник в Министерстве иностранных дел 15 октября 1967 года покончила с собой в тюрьме [1129]. В Москве приказы о выговорах легли в личные дела офицеров КГБ, отвечавших за дело Рунге.

Хотя Рунге был нелегалом (это значит, что он никогда не должен был получать никакой информации, выходящей за рамки его собственных операций), к 1967 году он заслужил своими внушительными успехами доверие и стал осведомлен в делах нелегального отдела аппарата в Карлсхорсте, где сам начинал свою карьеру нелегала. Работая на Карлсхорст в 1967 году, он узнал, что Берлин оставался одним из главных зарубежных центров поддержки нелегалов КГБ, несмотря на возведенную в 1961 году стену и, естественно, ужесточившийся контроль. Генерал Лазарев, начальник управления «С», встречавшийся с Рунге летом 1967 года, говорил, что ГДР оставалась единственной страной социалистического блока, где имена живых людей все еще использовались нелегалами и эти люди были под особым присмотром, в интересах безопасности нелегалов, хотя в большинстве случаев и не подозревали, что их документы используются в разведывательной деятельности КГБ [1130].

Третий отдел имел своих представителей, или офицеров линии Ν, во всех районных отделах на территории ГДР [1131]. Они искали людей, чьи биографии могли быть использованы в легендах нелегалов. Проверки осуществляли агенты КГБ в восточногерманских лагерях для репатриантов и учреждениях, работавших с репатриантами, для получения имен лиц прибывавших из Западной Германии или других стран, а еще лучше, просившие разрешения поселиться в Восточной Германии. Посмотрев на такого человека и убедившись, что он всерьез намерен переселиться на Восток, офицеры КГБ старались его завербовать и взять с него обязательство хранить тайну, но никогда не говорили ему о том, что его фамилией и биографией воспользовался нелегал КГБ, живущий где-нибудь на Западе. Это была очень напряженная работа, которую следовало делать в максимально короткий срок, что объясняет, почему Третий отдел в Карлсхорсте всегда был самым многочисленным в аппарате КГБ [1132]*.

Другой стороной деятельности Третьего отдела была также подготовка и подделка документов для нелегалов, и с этой целью в аппарате Карлсхорста был целый штат специалистов по документации. Отдел руководил вспомогательными агентами поддержки — Рунге называл их практикантами — в ГДР, которые помогали снабжать нелегалов легендами и документами и учить их специфике нелегальной работы. В этом смысле ГДР была бесценной территорией для управления «С», ибо здесь можно было в полной безопасности под прикрытием ГДР жить и осваивать условия работы за границами СССР.

Проверка и обучение будущих нелегалов в ГДР — Рунге принимал в этом участие — были поставлены очень серьезно, и агенты сдавали трудный «экзамен», прежде чем получали свое первое назначение. В одном из обучающих сценариев Рунге была дана роль ярого антисоветчика, западно-германского бизнесмена, который якобы посетил Восточную Германию и был знаком с людьми из Западной Германии и США, имевших потенциальный интерес для КГБ. Кандидаты получали информацию о приезде в ГДР «западного немца, а дальше они должны были сами разработать вступление в контакт и развитие операции. В роли западного немца Рунге оспаривал взгляды студента на текущие события, искушал его женщинами и/или алкоголем и старался затруднить получение информации по интересующему его предмету. Он проверял политическую надежность будущего нелегала, его моральную устойчивость, профессиональную компетентность и изобретательность. После окончания операции Рунге ставил оценки, а сами операции обсуждались с Наливайко и представителями других отделов в Карлсхорсте. Судя по сообщению Рунге, из тридцати—сорока кандидатов, находившихся на подготовке, некоторые были немецкими агентами, выбранными для нелегальной работы, а другие — советскими нелегалами, завершившими образование в Москве и проходившими практику в ГДР. Иногда ему не удавалось определить, к какой группе принадлежит будущий агент, потому что приезжавшие из СССР «великолепно владели немецким языком» [1133].

Весной и летом 1967 года Рунге был в Карлсхорсте, а Борис Наливайко, начальник Третьего отдела аппарата, готовился к возвращению в Москву, а на его должность назначался его заместитель Мариус Юзбашьан, который оставался в Восточном Берлине до 1970 года, то есть до возвращения Наливайко, получившего последнее заграничное назначение. В своих воспоминаниях Наливайко написал, что, возвратясь в Карлсхорст, он не нашел «глобальных перемен в агентурно-оперативной работе». Когда же он в последний раз покидал Карлсхорст в 1974 году, то не сомневался в важности Восточной Германии для нелегальных операций КГБ, отметив, что в тот год Москва назвала работу Третьего отдела «весьма удовлетворительной» [1134].

Приложение 8. СОВЕТСКИЕ АКТИВНЫЕ МЕРОПРИЯТИЯ: КРАТКИЙ ОБЗОР

Не вызывает удивления точка зрения Анатолия Голицына, будто активные мероприятия советской разведки начались в 1959 году при Александре Шелепине, когда был создан отдел «Д». Первое сообщение по этому поводу 1952 года было признано «единственным относительно полным освещением предмета (дезинформации), полученным от советского источника» [1135]. Специалисты из западных контрразведок, естественно, знали о том, что Советы едва ли не с первых лет используют дезинформацию, однако у них никогда не было маломальской истории предмета. Согласно архивам СВР «специальное бюро дезинформации» было создано в Государственном политическом управлении (ГПУ) 11 января 1923 года с единственной целью — «ломать контрреволюционные планы и вражеские заговоры». Задачи этого бюро были схожи с теми, что выполнялись будущими подразделениями дезинформации, и нацелены на внутренних и внешних врагов нового режима [1136].

В то время отношение к активным мероприятиям было далеко не бесхитростным. Новому органу дезинформации было приказано в первую очередь отмечать доклады, получаемые ГРУ, управлением разведки Красной армии и другими службами, касающиеся информации о России, доступной иностранным разведкам, а также сведения о характере информации, которую стремится добыть противник. Анализ этих факторов должен затем помочь в подготовке информации для передачи противнику, создающей искаженную картину внутренней обстановки в России, в ее Во-оружейных Силах и т. д. Фактически Комитет информации (КИ) с момента своего создания в 1947 году был глубоко вовлечен в осуществление активных мероприятий, продолжающих традицию ЧК, а именно — использовать разведку для продвижения вперед советских целей. В своей записке Сталину в сентябре 1947 года о создании Комитета информации Молотов в качестве первоочередных задач новой организации включил меры, направленные на то, чтобы: «срывать маски с антисоветской деятельности иностранных кругов, влиять на общественное мнение в других странах, компрометировать антисоветски настроенных политиков в иностранных правительствах». Эти задачи остались в силе и когда Комитет информации был передан Министерству иностранных дел, и резидентурам КИ было поручено создавать агентурные сети во влиятельных органах прессы и пропаганды» [1137]. Именно подразделение дезинформации как составная часть КИ руководило активными мероприятиями в 1947—1951 годах, в первые годы борьбы Востока и Запада за будущее Германии. Тем не менее, когда внешняя разведка как составная часть государственной безопасности была возвращена из КИ в МГБ, дезинформация в МГБ не вернулась [1138].