Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы

26 мая, поняв, что французские войска слишком деморализованы, чтобы наносить контрудар, Гитлер отменил «стоп-приказ». Политические соображения его не остановили. Но Горт уже укрепился на плацдарме, и к 4 июня эвакуация была завершена. В Англию ушло 338 тыс. солдат союзников. Теперь перед британским правительством стояла дилемма: с одной стороны, «на нас лежал долг перед Францией, с другой — нам было необходимо создать в стране боеспособную армию и укрепить наш остров» [777]. Разумеется, выбрали второе.

Фронт французской армии распадался. 10 июня Муссолини, поняв, что ему ничего не угрожает, объявил войну Франции. Он и не подозревал, что в этот момент подписал себе смертный приговор, который будет приведен в исполнение через пять лет. А теперь, хотя итальянская армия не снискала себе славы на полях сражений, дуче мог участвовать в пире победителей.

Тем временем Черчилль убеждал французов, что нужно сражаться за Париж: «Я подчеркивал, какой огромной способностью изматывать силы сражающейся армии обладает оборона большого города дом за домом». Заместитель французского премьера маршал Петэн грустно ответил: «Превращение Парижа в развалины не изменит конечного результата» [778]. Лувр в качестве оборонительного рубежа? Спилить каштаны на баррикады. Что мы, испанцы какие-нибудь, которые защищали Мадрид несмотря на разрушения. Мы — культурная столица Европы. И негоже подвергать ее артиллерийскому обстрелу.

14 июня 1940 г. немцы вошли в Париж. Черчилль все еще убеждал Рейно: «англичане хотели бы надеяться, что Франция будет продолжать сражаться южнее Парижа и до самого моря, а если будет необходимость, то и в Северной Африке». Но Рейно уже говорил о необходимости сепаратного мира, он «не имел сил и энергии, чтобы выдержать такое испытание, которое было бы по плечу только Оливеру Кромвелю, Клемансо, Сталину и Гитлеру» [779]. 16 июня Рейно уступил место маршалу Петэну, который запросил прекращения огня. 22 июня было подписано перемирие, по которому Франция разоружалась, а весь ее север и запад оккупировался Германией. Оно было подписано в том самом вагоне в Компьенском лесу, где было заключено позорное для Германии перемирие, закончившее Первую мировую войну. Петэн возглавил зависимое от Германии авторитарное государство на юге Франции со столицей в Виши. Только небольшая часть французской армии эвакуировалась в Англию, где был создан антифашистский комитет «Свободная Франция» во главе с генералом Шарлем де Голлем.

Разгром Франции кардинально изменил ситуацию в Европе. Вернулись времена гегемонии на Западе единственной империи — как во времена Наполеона. Гитлер надеялся, что, в отличие от Наполеона, ему удастся поставить на колени и Англию.

В июле Гитлер обсуждает со своим окружением проблему: почему Англия не просит мира? Очень не хочется громить ее до конца: «Разгром Англии будет достигнут ценой немецкой крови, а пожинать плоды будут Япония, Америка и др». [780]Проблема неуступчивости Черчилля теперь будет находиться в центре внимания Гитлера вплоть до конца 1941 г. Черчилль был досадным препятствием на пути такого разумного урегулирования: Европейский континент — Германии, остальное — Британии. Если побитые на континенте британцы все еще не поняли выгодности германских предложений, то это только потому, что «страной руководит политический и военный дилетант по имени Черчилль, который в течение своей карьеры терпел поражения по всем решающим вопросам и который потерпит поражение и на этот раз» [781]. Действительно, до сих пор Черчилль был неудачником. Что же, за одного битого двух небитых дают.

Когда выяснилось, что Черчилль не собирается уступать, 16 июля Гитлер приказал разработать план высадки на острове, операцию «Морской лев». Но в условиях господства британцев на море возможность высадки была проблематичной. Даже если немецкая авиация будет господствовать в воздухе, пока не будут захвачены порты, высадку можно производить только в хорошую погоду.

Но сначала нужно было подавить британскую авиацию и нанести удары по военной промышленности и флоту страны.

С 15 августа начались массированные бомбардировки острова. Сначала британцы дали достойный отпор, но в начале сентября благодаря численному превосходству немцев потери британской авиации грозили ее обескровить. Герингу следовало торопиться с обеспечением операции «Морской лев» — близилась осень, а до операции нужно было разрушить флот и промышленность Великобритании. «В то время, когда английская истребительная авиация несла невосполнимые потери в воздухе и на земле, немецкая авиация 7 сентября переключилась на проведение массированных ночных налетов на Лондон. Английская истребительная авиация получила передышку» [782]. Немецкая авиация переключилась не только на Лондон, но на порты. Это была не «ошибка Геринга», как считает Ширер, а настоятельное требование подготовки высадки в Англии. Но время было упущено. Наступила осень. 12 октября Гитлер отменил «Морской лев». Рок Наполеона преследовал его. Может быть, он и закончил бы жизнь на каком-нибудь острове Святой Елены, если бы не был нацистом. Готовность уничтожить миллионы мирных людей только за принадлежность к «лишним» или «вредным» народам, чем-то мешавших его планам переустройства мира, обрекала Гитлера на всеобщую ненависть и страшную смерть.

Германская гегемония в Западной Европе полностью изменила политический климат и на востоке Европы. Там, где по замыслам умиротворителей должен был хозяйничать Гитлер, происходило выдвижение на запад границ СССР. Он подтверждал роль правопреемника Российской империи. Теперь создатели Версальской системы Великобритания и Франция не могли заступиться за малые страны Восточной Европы. Их судьба всецело зависела от СССР и Германии. Поскольку внимание Гитлера было приковано к Великобритании, Сталин получил дополнительную свободу рук. «Если в период „странной войны“ независимая Прибалтика вполне соответствовала советским намерениям, то победы Германии на Западе позволяли окончательно решить прибалтийскую проблему» [783], — считает М. И. Мельтюхов. Независимым государствам Прибалтики был подписан смертный приговор.

Понятно, почему Сталин получил возможность захватить Прибалтику именно после крушения Франции. А вот зачем он это сделал? Восстанавливал Российскую империю? Готовил плацдарм для будущего наступления мировой революции? Создавал заслон против будущей агрессии Германии? Эти объяснения не мешают друг другу. Восстановление границ 1914 г. не стало основанием для объявления СССР агрессором со стороны Великобритании и США — потенциальных союзников в войне с Германией. Прежде, во время войны с Финляндией, «Антанта» еще представляла серьезную силу, и Сталин действовал осторожнее, заключая договоры о взаимопомощи, создавая «народно-демократическое» правительство Финляндии. Сейчас момент иной — Гитлер обращает меньше внимания на юридические формы экспансии, можно было бы и аннексировать Прибалтику. Но, как мы увидим, Сталин делает все, чтобы формально-юридически к нему было трудно «придраться». Это — задел на будущее, на те времена, когда после войны нужно будет объясняться с США.

Видел ли Сталин свою миссию в восстановлении государства именно в границах Российской империи? Никаких свидетельств таких ограниченных границами 1914 г. «великодержавных целей» Сталина пока не найдено. Вождь использовал ссылки на исторические прецеденты и права, но из этого не следует, будто он собирался остановиться на достигнутом. Мировая коммунистическая экспансия не была снята с повестки дня никаким съездом или конгрессом. Но как повернется ситуация в Европе на следующем витке истории, Сталин не знал. Если СССР подвергнется нападению, крайне нежелательно, чтобы вокруг советских гарнизонов в Прибалтике действовала «пятая колонна». А руководители прибалтийских государств не могли искренне симпатизировать присутствию советских войск на территории их стран. Они этого и не скрывали: «Дошло до того, что обнаглевшие литовские руководящие деятели даже в беседах с нами стали, не стесняясь, проводили аналогию между советскими войсками и немецкими оккупантами (Меркис), между царской Россией и Советским Союзом (Тураускас)» [784], — возмущался советский дипломат словами премьер-министра и руководителя политического департамента МИД Литвы. 10 февраля 1940 г. президент Латвии К. Ульманис выступил по радио и заявил о том, что вероятно в ближайшее время нация подвергнется «испытаниям»: «если трудное, роковое испытание настанет, то в среднем одному мужчине из каждого хутора придется одеть форменную одежду», а поскольку в Латвии нет достаточного количества амуниции, «начинайте об этом заботиться и держите это наготове… Не будь это серьезным делом, я бы не стал говорить об этом в данный момент» [785]. Заявление Ульманиса было сделано в разгар обсуждения «Антантой» высадки в Скандинавии. Заслон против северного фланга антисоветских стратегических «клещей» имел очень хрупкий тыл.