Котовский (Книга 1, Человек-легенда)

С завистью приглядывался Марков, как скачет Котовский. Красивое зрелище! Впечатление получалось такое, что они вместе думают и решают, как поступить дальше - и конь и седок. Это была дружба, фронтовая дружба коня и всадника, когда оба понимают, что выпало серьезное испытание, и нужно его выдержать, и нужно друг друга выручать.

- Человек мелкий, пустяковый никогда не будет ездить, - говорил задумчиво Савелий. - Себя расти, тогда и коня воспитаешь. Характер надо вырабатывать.

- А разве я не вырабатываю? Не хуже других держусь.

- Значит, старайся держаться лучше других. Молодой ведь!

В этих горестях и разочарованиях, сменявших рождающуюся надежду, Марков не так тяжело переносил трудности пути. Внимание отвлекалось от личных лишений и невзгод. Он весь поглощен был заботой, как бы приручить к себе непокорную Мечту.

Испытывая жажду, он думал о жажде коня. Небось каково коню сидеть на жесткой норме, на пайке, который устанавливает непреклонный Няга всякий раз, когда они добираются до воды, а это случается далеко не часто! Полведра на коня, котелок на человека! И все равно, любой колодец бывает вычерпан до дна. Хорошо еще, если попадется на пути речка, но и тут не сразу доберешься, потому что все бросаются пить.

Марков неизменно думал сначала о коне, потом уж о себе. Если уставал, то спешил поскорее дать отдых Мечте. Несмотря ни на что, он любил Мечту. Он очень любил ее. Он только и высматривал, где бы раздобыть для нее чего-нибудь вкусного. Не задумываясь над тем, что может нарваться на засаду, отпускал коня на траву, выискав хорошую поляну. С каким азартом она щипала траву! Как работали ее челюсти! Марков делился с ней хлебом, приучил есть сахар...

Вырвавшись вперед бригады, беспечно мчался он к хутору в один из этих душных, невыносимых дней.

Он умел теперь быстро выхватывать клинок, знал правило: если в тебя прицелились и ты прицелился - выстрели первый. Он отвык бояться. Выработалась зоркость, появилась наблюдательность, потому что все это было жизненно необходимо, без этого человек быстро погибал.

Завидев хутор, Миша возликовал, дал шенкеля и помчался к хутору прямо через поле, хлебами: он уверен был, что около хутора окажется колодец и что ему удастся первому напоить коня.

Хутор был брошен. Настежь распахнуты двери. У крыльца еще не завял березовый зеленый веник. Должно быть, наломан сегодня, но вряд ли успели им подмести пол. Ни кур, ни коровы, ни дворового пса, хотя в собачьей будке еще свежая подстилка. Несколько поленьев валяются у сарая. К толстому чурбану приставлен старый, ржавый колун. Кто-то собирался наколоть дров, но так и не наколол и поспешно покинул хутор. Огород возле дома. И даже сохранились на влажной земле между политых гряд следы башмаков хозяйки дома. Только что отцвел мак. Никнут тяжелые головы подсолнухов.

Какая печальная картина! Какое безмолвие! И каждая вещь рассказывает о чьей-то простой и домовитой жизни.

Марков все это охватил быстрым взглядом. И прежде всего заметил колодец - большой, прочный, с журавлем и ведерком, болтающимся на веревке.

- Есть!

Марков спрыгнул с коня и подбежал к колодцу. Как много воды! Какая приятная свежесть и сырость веет оттуда! Марков слышал уже топот и голоса. Конники были близко.

Зачерпнул ведром, так что расплескалось. Капли, падая вниз, звенели и сверкали в прохладной зеленоватой полутьме, как звезды.

Мечта, подрагивая кожей, чтобы отогнать мух, шагнула ближе и тихо заржала.

- Ах ты, миленькая моя! Небось рада-радехонька? Пей! И зачем ссориться? Небось вкусно? Пей сколько хочешь! Ты знаешь, как я тебя люблю!

Он даже позабыл в этот момент, что сам умирает от жажды. Он так радовался, что Мечта подошла к ведру воды, красиво и трогательно вытягивая шею. Он смотрел, как она пьет. Ведро он поставил на краю колодца и видел, что голова лошади отражается внизу, в квадрате отсырелых замшелых бревен сруба, там, далеко внизу, где чуть поблескивала вода.

Мечта глотала шумно, громко, с каким-то даже бульканьем в горле и животе. По-видимому, она была очень довольна и благодарна. Она на минуту оторвалась от воды и ткнулась розовой мокрой мордой в рукав гимнастерки Маркова, как бы говоря:

"Ладно, мол, чего поминать старое! В общем-то ты, Марков, хороший парень, и у тебя доброе сердце!"

В это время Марков увидел вдали пилотку командира эскадрона. Еще минута - и колодец будет взят под контроль. Полведра воды на коня, котелок воды на человека!

Марков выплеснул остатки воды в ромашки, росшие у колодца, и зачерпнул еще полное ведро. Глаза его неотрывно, жадно смотрели на прекрасную, студеную, прозрачную воду. Не отхлебнуть ли хотя бы глоток самому? Однако он выдержал характер:

"Дам еще ей, а потом уж..."

Он поставил ведро опять на краю сруба:

- Пей, да побыстрее, не то попадем на норму!

Он оглянулся, удивленный, что Мечта медлит. Что это?! Он даже не узнал лошади; глаза у нее помутнели, она как-то странно скалила зубы... Затем стала падать, падать... и рухнула на землю, вытянув ноги...

Марков стоял окаменелый и в ужасе смотрел. Сначала он ничего не понимал. Что случилось?

Она еще была жива. Пена шла у нее изо рта. Они встретились взглядами. Она упрекала!

Что он наделал?! Вода отравлена! Это не первый случай, и ему следовало быть осторожнее. Марков понял весь ужас происшедшего, и отчаяние охватило его:

- Лошадушка! Милая! Прости, ради бога! Ну как же это так? Что я без тебя буду делать?!

...Когда у колодца собрались конники, они увидели дохлую лошадь, которую целовал в морду и в белую звезду на лбу, обливаясь слезами, молодой боец.

10

Наскочили чеченцы, великолепные всадники и отчаянные головы. С диким гиканьем летели они в бой, в бешметах, в огромных косматых шапках.

- Алла!.. Кьяфр!.. Шайтан!.. - вырывались у них бессвязные выкрики.

С ними дрался батальон Сводного коммунистического полка. У чеченцев были большие преимущества: и кони у них были - не кони, а звери, и к тому же всадники подкрепились не только бараниной, но и достаточными дозами самогона. У них кровью налились глаза, пьяный угар привел их в исступленное состояние. Противостояли этим полудиким рубакам измученные переходами, но сильные духом, бесстрашные люди - большевики, все как один готовые умереть за свои убеждения.