Тарутинское сражение

Однако этим намерениям не суждено было осуществиться. На следующий день, 5 октября, вместо грома пушек прозвучал сигнал о начале переговоров. К отряду Мюрата прибыл бывший французский посол в России граф Ж.А. Лористон с мирными предложениями от Наполеона. Встретившись с Кутузовым, Лористон завел разговор о бедствиях войны и выразил желание прекратить их, заключив мирный договор. В свою очередь, Кутузов, сославшись на отсутствие полномочий, согласился передать императору просьбу Лористона разрешить выезд в Санкт-Петербург для ведения переговоров. На период ожидания ответа французский посланник предложил заключить перемирие, «в котором, — писал в рапорте от 5 октября Александру I Кутузов, — я ему отказал» [107]. Однако, после встречи Лористона с русским главнокомандующим, боевые действия противостоящих сторон на главном направлении были прекращены. Это «перемирие» наступило с молчаливого согласия противоборствующих сторон, но никогда оно не было оформлено официально. Остановка боевых действий дала возможность Кутузову продолжить наращивание сил для предстоящей борьбы и, одновременно, усугубила трудности, с которыми столкнулись войска Наполеона в Москве и ее окрестностях.

В.Верещагин. Наполеон и Лористон. Мир во что бы то ни стало.

М.И. Кутузов отвергает предлагаемый Наполеоном мир. Н.х. 1813 г. Сюжет вымышлен. Кутузов вел переговоры с Лористоном без свидетелей.

Положение противников

Главные силы русской армии стояли в лагере, расположенном за селом Тарутино на правом берегу реки Нары. На левом берегу находился авангард под командованием Милорадовича, занимавший позицию, которую удалось отстоять в ходе боя при Виньково 4 октября. После приезда Лористона исчезла необходимость держать впереди армии значительное количество войск. Первым в Тарутинский лагерь был направлен 7-й пехотный корпус, а через два-три дня — 8-й пехотный и 1-й кавалерийский [108]. В авангарде были оставлены 2-й, 3-й и 4-й кавалерийские корпуса, несколько батальонов егерей, конная артиллерия и казаки. Впереди были выставлены аванпосты, подчинявшиеся Корфу, командовавшему 2-м и 3-м кавалерийскими корпусами. Боевые действия были приостановлены и на аванпостах начали происходить мирные встречи между противниками, однако тон их изменился.

Неприятельские офицеры и генералы говорили о необходимости заключения мира, в то время как русские указывали, что война для них только начинается. Об одной из таких бесед, состоявшейся 7 октября между Корфом и командиром 3-го корпуса кавалерийского резерва Лагуссе, в своем дневнике оставил запись Вильсон: «У них зашел разговор о мире. Аманд (Лагуссе — В.Б.) заметил: „Нам и впрямь совсем уже надоела эта война, давайте наши паспорты, и мы удалимся“. — „Ну, уж нет, генерал, вы явились без приглашения, так и уходите, не прощаясь“. — „Очень жаль, — ответствовал француз, — что двум уважающим друг друга народам приходится вести истребительную войну. Мы готовы принести извинения за вторжение и обменяться рукопожатиями на границах“. — „Кажется, вы действительно научились за последнее время уважать нас, — согласился русский генерал, — но сохранится ли сие уважение, если мы позволим вам уйти с оружием в руках?“ — Par bleu! (Черт возьми!) — вздохнул месье Аманд, — вижу, сейчас бесполезно говорить с вами о мире, у нас ничего из этого не выйдет» [109]. Подобным образом происходили встречи Милорадовича с командующим авангардным отрядом маршалом Мюратом, на которых русский генерал разговаривал «в той манере и таком тоне, кои в высшей степени соответствовали достоинству и заслуженной гордости армии» [110].

Следует отметить, что бездействие авангардных войск не было абсолютным. Если днем серьезных столкновений не происходило, то ночью казаки постоянно тревожили неприятельские аванпосты. Так, Вильсон в письме к Воронцову писал, что сразу после визита Лористона казаки захватили не менее 43 кирасир ночью и 53 — утром [111]. В Журнале военных действий указывалось, что 9 и 10 октября из авангарда были доставлены 4 военнопленных офицера и 346 рядовых. По рапорту Милорадовича 11 октября записано о нападении казаков на неприятельские пикеты и захвате лошадей. 15 октября из авангарда были присланы 1 офицер и 37 рядовых [112]. Таким образом, несмотря на прекращение активных боевых действий, положение на передовой линии, в целом, оставалось напряженным.

Даже Мюрат, хорошо известный в стане неприятеля, в эти «мирные» дни не избегнул опасности нападения. В записках подпоручика квартирмейстерской части А.Н. Муравьева, состоявшего при Милорадовиче, описывается случай, имевший место «около конца сентября» (старый стиль). Мюрат, отделившись от сопровождения, начал демонстративно рассматривать расположение русских войск в подзорную трубу. В негодовании полковник Сысоев вскочил на лошадь и с одной нагайкой помчался к Мюрату, который, увидев казака, поскакал назад, к свой свите. «Сысоев, — пишет Муравьев, — на своем резвом горском коне догонял его, подняв вверх нагайку, которою намеревался ударить его. В этом обоюдном скаковом движении находились они около пяти минут. Картина была восхитительная! Два отважных и храбрых витязя, оба на прекрасных борзых конях совершенно различных пород, но оба чрезвычайно резвые: один витязь — король в великолепной одежде на богато убранном коне — во всю лошадиную мочь ускакивает, другой — в простой казачьей куртке — догоняет его, стоя на стременах и держа над его спиной нагайку, которою чуть было не нанес ему удара, но королевская свита, видя опасность своего повелителя, скоро поспешила подскакать к нему на помощь, и Сысоев один, принужден был остановиться и, мало-помалу весьма тихо отступая, грозил королю нагайкою и ругал его как умел казак по-французски». Через полчаса после этого происшествия к русским аванпостам явился французский генерал и требовал объяснений. Муравьев, разыскивая Милорадовича, оказался в Главном штабе, где по просьбе Кутузова рассказал ему о случившемся. В ответ главнокомандующий распорядился передать Мюрату извинения за то, что «казак, невежда, посмел преследовать его и замахнуться на его величество», а Сысоеву сказать: «если в другой раз представится случай захватить короля (Мюрата — В.Б.), пусть берет его!» [113].

О нападении на Мюрата пишет и Сегюр, правда, он указывает, что когда тот появился на аванпостах, казак выстрелил в него. После этого покушения Мюрат потерял доверие к казакам и перестал питать иллюзии на счет своей популярности среди донцов. Более того, как пишет Сегюр, «Мюрат рассердился и заявил Милорадовичу, что перемирие, которое постоянно нарушается, не может считаться существующим, и с этих пор каждый должен заботиться о себе сам» [114]. Возможно, воспоминания Муравьева и Сегюра относятся к одному эпизоду, случившемуся до 13 октября на аванпостах, просто для сохранения престижа маршала угроза от казачьей нагайки была заменена на более благородную — от вражеской пули.

Русские войска, расположившиеся в Тарутинском лагере на правом берегу реки Нары, получили возможность отдохнуть и увеличить свои силы. В армию прибывали пополнения, в том числе казачьи полки, доставлялось продовольствие и фураж, подвозились боеприпасы и медикаменты. В то время, когда боевые действия между главными силами были приостановлены, широкий размах получила «малая война». Армейские партизанские партии и отдельные отряды, местное население и ополченцы вели активную борьбу в окрестностях Москвы, нападая на транспорты и команды фуражиров, уничтожая группы регулярных войск и мародеров.