От СССР к России. История неоконченного кризиса. 1964–1994

III. Закат коммунистического движения

Иллюзия единства

Советский Союз стал сверхдержавой не только из-за своей военной мощи и огромных масштабов государственной экономики, хотя эти факторы имели несомненное значение. Первый, военный фактор, как явствует из сказанного ранее, достиг относительного паритета с Соединенными Штатами довольно поздно. Что касается второго, экономического фактора, то он был еще далек от того, чтобы претендовать на конкурентоспособность по отношению не только к США, но и ко всем наиболее развитым странам. Однако был и третий фактор, политический и идейный, способствовавший тому, что в 60-х годах СССР рассматривался как некий полюс, на который во всем мире смотрели с почтением и опаской. Москва оказалась в центре широкого всемирного освободительного движения, которое нельзя было однозначно отождествлять с международным коммунистическим движением, но которое взяло в нем свое начало и получило прочную основу.

В первые два послевоенных десятилетия СССР стал центром могучего сосредоточения соответствующих сил. Формально в союзе с ним был стоявший рядом революционный Китай: страна бедная, в тисках сложных проблем роста, но при этом древнейшее государство, с самым многочисленным населением на земле. В конце войны за Китаем был признан статус великой державы с местом постоянного представительства в Совете Безопасности ООН. События военных и послевоенных лет вывели на советскую орбиту целый ряд других европейских и азиатских стран., где местные коммунистические партии пришли к власти не только благодаря появлению советских солдат в качестве освободителей, но также и по более основательным причинам, имеющим национальную специфику, в зависимости от особенностей истории и развития той или иной страны. Последующая антиколониальная революция, благожелательно встреченная в Москве, позволила советскому правительству установить весьма дружественные отношения с другими странами Азии, Ближнего Востока, Африки, даже с Кубой и странами Американского континента, в результате чего многие коммунистические партии усилились настолько, что в начале 60-х годов достигли пика своей активности, причем не столько в Европе, колыбели рабочего движения, сколько на неевропейских континентах. В это время все они продолжали смотреть на Москву как на сердце всего мира. Если составлять перечень таких стран, то нельзя не отметить при этом, сколь велика была совокупность таких сил, пусть даже весьма отличных друг от друга по своему составу.

Однако советским руководителям пришлось преодолеть немало трудностей, чтобы встать во главе всей этой совокупности, как они на то претендовали. Главные проблемы возникли внутри самого коммунистического движения. Взаимоотношения Советского Союза с зарубежными коммунистическими партиями и прежде развивались непросто, даже когда эти партии полностью зависели от московского центра и рассматривались как секции единой всемирной партии. Во время войны централизованная организация коммунистического движения, Коминтерн, была распущена. Сталин, правда, попытался возродить его в виде Коминформа (или Информбюро), который потерпел провал. Хрущев преследовал те же цели, созвав в Москве два международных совещания всех коммунистических партий. В тот момент их результаты представлялись вполне успешными, но на деле таковыми не являлись [110].

Оказалось, что в противоречии с Москвой находились как раз наиболее сильные коммунистические партии, которые оказались способными завоевать власть в своих странах собственными силами и для которых советская поддержка была не более чем вспомогательной. В 1948 году произошло столкновение с Югославией, где у власти в то время был Тито. Это парализовало Коминформ. Хрущев пытался исправить дело, но это ему удалось лишь частично. У него в руках, как бомба, взорвался конфликт с революционным Китаем Мао Цзэдуна. Незадолго до смещения Хрущева в 1963 году дело дошло до публичной и острой полемики между двумя странами и двумя правящими в них партиями. Противоречия между Москвой и Пекином стали одним из факторов, пусть не определяющих, но способствовавших падению Хрущева. Однако после его отстранения от власти разрыв между двумя странами и двумя партиями не исчез, а, напротив, только увеличился [111].

При последующих руководителях отношения между коммунистами двух стран не улучшались, а скорее наоборот. Очень скоро стало ясно, что распри с китайцами являются наиболее опасными по сравнению с другими разногласиями, возникавшими в истории коммунистического движения. Москва и Пекин в глазах коммунистов всего мира пользовались одинаковым авторитетом. В своих спорах они обвиняли друг друга в забвении идеалов революции, и каждая из сторон претендовала на то, что именно она знает наиболее эффективные способы решения проблем, стоящих перед коммунистическим движением в целом. У обеих находились сторонники и противники в разных партиях, а в некоторых случаях это привело к расколу партий. В полемике идеологические мотивы уступили место политическим соображениям более общего характера. Все крупнейшие коммунистические партии стран Азии, за исключением Индии, встали на сторону Китая; все европейские, за исключением румынской и албанской, — на сторону СССР. В результате этого влияние и тех и других ослабло как в Европе, так и в Азии и коммунистическое движение в целом обнаружило первые признаки спада. В 1965 году молодая и быстро сформировавшаяся Коммунистическая партия Индонезии была раздавлена пришедшей к власти военной диктатурой, которая с чудовищной жестокостью истребила полмиллиона коммунистов и их сторонников. Китай и Советский Союз возлагали друг на друга ответственность за это тяжелое поражение.

Конфликт с Пекином уже сам по себе был причиной потери советского влияния. Новые руководители Москвы надеялись выйти из сложившейся ситуации, созвав новое совещание всех коммунистических партий, которое было призвано провозгласить коллективное и торжественное осуждение китайской политики. Хрущев уже пытался сделать это. Его преемники решили было возродить этот план, но не встретили необходимой поддержки. Противниками в данном случае выступили не только китайцы. Свое «нет» сказали коммунистические партии Азии, в том числе и вьетнамская, которая в результате антиамериканской борьбы снискала наибольшие симпатии среди левых сил мира. Против созыва конференции выступала и самая большая в Европе Коммунистическая партия Италии. Еще ранее глава итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти совершил поездку в Москву, чтобы разъяснить причины неприятия проекта, однако во время визита он умер. Вскоре Хрущева отстранили от власти. Однако аргументы, представленные Тольятти, одним из последних могикан старого Коммунистического интернационала, не пропали бесследно [112].

Весь политический опыт новых советских руководителей не допускал мысли о том, что можно держать вместе все партии и все силы в коалиции менее жесткой, готовой уважать и учитывать индивидуальные устремления. Их концепция единства традиционно оставалась «монолитной», то есть мало способной признавать законными идеи, отличные от их собственных, и полезными — компромиссы, возможные при столкновении интересов. Все, что не соответствовало их предложениям и методам, встречалось с подозрением и опаской, ибо это могло породить плюрализм идей, культур, политических проектов также и в их стране. В своей последней Памятной записке Тольятти предложил руководителям СССР альтернативную формулу, говоря о «единстве», достигаемом в условиях «разнообразия». Практически он предлагал искать такие формы связи между коммунистическими партиями, а также государственными и негосударственными политическими левыми силами, где уважались бы своеобразие и самостоятельность каждого [113]. Но этот язык был по сути своей неприемлем для московских руководителей, даже когда они и пытались разговаривать на нем [114].