Вожди белых армий

Осенью 1929 года советские войска ворвались в Маньчжурию в район Трехречья и начали воевать с китайской армией, а карательные отряды НКВД занялись казачьими поселениями, только в одном из которых они убили 140 человек, включая женщин и детей. Первоиерарх Русской Зарубежной церкви митрополит Антоний Храповицкий писал в своем обращении по этому поводу:

«Вот замученные священники: один из них привязан к конскому хвосту. Вот женщины с вырезанными грудями, предварительно обесчещенные; вот дети с отрубленными ногами; вот младенцы, брошенные в колодцы; вот расплющенные лица женщин; вот реки, орошаемые кровью убегающих в безумии женщин и детей, расстреливаемых из пулеметов красных зверей…»

Так как «Союз казаков» касался только станичников, атаман Семенова решил расширить его задачи, создав более обширную воинскую организацию, которая поставила перед собой задачи:

«Соединить в одно целое кадры Российской Императорской Армии на Дальнем Востоке, привлечь в свои ряды молодежь, имеющую склонность посвятить себя военной службе… Изыскание средств и работы для материальной поддержки членов и… моральное объединение, воспитание и поддержание в них неуклонного стремления к борьбе с коммунизмом и воссозданию великой Императорской России».

Так в августе 1935 года в Харбине при Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи, которым руководил генерал от кавалерии Кислицын, начал работать «Дальневосточный Союз военных», в который вошел и «Союз казаков на Дальнем Востоке».

На все эти дела требовались большие затраты, и Григорию Михайловичу было обидно пользоваться трудовыми лептами казаков, когда у японцев было его золото.

Генерал Семенов в действительных атаманах Забайкалья имел 2,2 тонны золота в основном в виде двух миллионов двухсот тысяч золотых монет. В июне 1920 года, когда стало ясно, что придется от красных с боями отступать, Семенов приказал запаковать сокровище в банковские ящики. Получилось 20 ящиков золотых монет и два ящика золотых изделий. Семеновский генерал-адъютант Петров в Харбине оформил с представителями командования Японии соглашение на сдачу им и хранение этого золотого запаса, который и вручил тогда лучшим атаманским друзьям японцам.

В эмиграции весьма понадобилось Г. М. Семенову это золото для его «использования в борьбе против красного интернационала и большевиков в России». В 1925–1926 годах атаман через соответствующих государственных японских лиц поставил вопрос о возвращении ему золотого запаса, предъявив при этом указ А. В. Колчака, что генерал Семенов является преемником Верховного правителя России на ее Дальнем Востоке, а также харбинское соглашение его представителя Петрова с уполномоченными по этому вопросу от японского командования, плюс к тому — непосредственную квитанцию о приеме золота японцами.

В 1926 году Григорий Михайлович дважды выступал в парламенте Японии по этому поводу, но парламентарии не признали ни Колчака Верховным правителем России, ни Семенова его преемником, а значит, и хозяином золота. Атаман сильно разволновался и понес японский парламент в крайне казацких выражениях, в связи с чем такие же вежливые, но строгие, как и в 1920 году, его лучшие в мире приятели японцы окончательно отказали в возвращении семеновских 22 золотых ящиков.

До сих пор любознательные историки в России пытаются выяснить, от кого у Семенова было то золото? У чехословаков отнял или перешло от Колчака по линии каппелевцев? Зачем лишний раз болезненно ворошить, если в 1929 году даже самого лихого Григория Михайловича из-за его дотошности выслали из Японии без права посещения этой страны. Мы вполне можем взамен удовольствоваться переживаниями японцев невозвращением им тихоокеанских островов.

С началом Второй мировой войны 55-летний генерал-лейтенант атаман Г. М. Семенов воодушевился и после нападения Германии на СССР писал в газете «Голос эмигрантов»:

«Нам, русским националистам, нужно проникнуться сознанием ответственности момента и не закрывать глаза на тот факт, что у нас нет другого правильного пути, как только честно и открыто идти с передовыми державами «оси» — Японией и Германией».

Уже в июле советские шпионы доносили, что «в районе Муданцзяна проводится мобилизация русских белоэмигрантов». А шпионы Семенова в январе 1942 года на территории СССР так действовали, что казаки на Алтае восстали. Местное чекистское начальство наверх докладывало:

«Белогвардейцы Тарбагатайского округа проявляют повстанческие тенденции и приступили к созданию повстанческо-бандитских формирований, сколачивают кадры для совершения вооруженных набегов на нашу территорию».

В это время при харбинском «Бюро по делам российских эмигрантов» (БРЭМ) под руководством атамана Семенова и А. П. Бакшеева, Л. Ф. Власьевского, К. В. Родзаевского, Б. Н. Шептунова были объединены все белые организации эмигрантов Дальнего Востока. БРЭМ активно занималось пропагандой и подготовкой вооруженных отрядов из белоэмигрантов.

В конце 1943 года созданная из этих сил бригада «Асано» была развернута в имевшие кавалерию, пехоту, отдельные казачьи подразделения «Российские воинские отряды армии Маньчжоу-Го». (Маньчжоу-Го с марта 1932 по август 1945 года называлось Маньчжурское государство, созданное Японией на территории Северного Китая и Маньчжурии.) К началу августа 1945 года это соединение будет насчитывать 4000 бойцов под командованием полковника Г. Наголяна.

В 1943 году также Семенов, Власьевский, Бакшеев сформировали из бывших белых казаков пять полков, два отдельных дивизиона и отдельную сотню, которые были сведены в Захинганский казачий корпус под командованием генерала Бакшеева. Непосредственно корпус подчинялся начальнику японской военной миссии подполковнику Таки.

В это время в Германии генерал Шкуро создавал Резерв казачьих войск, в Маньчжурии такая же организация, но не только из казаков, называлась «Союз резервистов», добровольческие отряды которого должны были пополнять русские воинские формирования. Эти резервисты, которых набралось 6 тысяч, обучались по специальной программе, получали обмундирование, денежное содержание. Каждый из них в случае возникновения военных действий Японии с СССР обязан был явится по месту регистрации, где поступал в распоряжение японских военных властей.

В начале 1944 года был создан ряд русских спецотрядов, бойцы которых основательно проходили строевую и огневую подготовку, изучали подрывное дело, уставы, военную географию, русскую историю, тактику разведывательных и диверсионных действий, приемы рукопашного боя. Командовали этими отрядами японские офицеры, а подразделениями в них — младший русский комсостав. Например, в ХРВО: Ханьдаохэцзыский русский военный отряд — из двухсот пятидесяти бойцов призвалась русская молодежь из восточных районов Маньчжоу-Го и из старообрядческих деревень. Хайларский отряд сложился из казаков Трехречья. Созданный на станции Сунгари-2 Сунгарийский отряд комплектовался молодыми русскими Харбина и южных маньчжурских городов в возрасте от шестнадцати до тридцати пяти лет.

Большое значение придавали японцы формированию диверсионно-разведывательных отрядов из охотников-промысловиков народов Русского Севера, нанайцев и орочей, проживавших на советской территории. Ими ведали спецотделы японской полиции, обеспечивавшие бойцов всем необходимым, проводивших политработу и систематические сборы по военной подготовке. Эти «дерсу узала» должны были вести подрывную деятельность в СССР и бороться с китайскими партизанами в Маньчжурии, чем они и отличились в 1943 году в карательных антипартизанских японских экспедициях.

В августе 1945 года Советская Армия быстротечной военной кампанией смяла японскую Квантунскую армию, и органы НКВД начали грандиозную охоту в этих краях за лидерами, членами белоэмигрантских военных и политических организаций. Были арестованы и потом казнены К. В. Родзаевский, А. П. Бакшеев, Л. Ф. Власьевский, Б. Н. Шепунов, И. А. Михайлов.

Генерала атамана Г. М. Семенова захватили случайно: его самолет, пилотируемый японским летчиком, по ошибке сел на уже занятый советскими войсками аэродром в Чаньчуне. Снова произошло нечто «парное», подобное случайному пленению семеновского «визави» генерала барона Унгерна…