Заговор маршалов. Британская разведка против СССР

Британская разведка и дипломатия пытались отслеживать все эти процессы и контакты, и по мере сил и возможностей противодействовать им, в чем особая роль отводилась Индийскому разведывательному бюро британской разведки (благодаря именно его активности в поле зрения СИС попал Р. Зорге, причем задолго до появления в Японии, куда он уезжал, уже обреченно зная, что бриты у него «на хвосте»).

Между тем с советской стороны все эти попытки и контакты осуществлялись преимущественно сторонниками и последователями Троцкого, и потому совершенно не случайно, что 1937–1938 гг. буквально выкосили всех, кто имел хоть какое-либо отношение ко всем этим «играм».

Не случайно и то, что американский посол в Москве Дж. Дэвис, сообщая Рузвельту о разгроме заговора Тухачевского, открыто подтвердил, что предъявленные заговорщикам обвинения обоснованны и объективны, ибо и сам точно знал, что это абсолютно соответствует действительности, особенно в части, Касающейся геополитической подоплеки заговора. Здесь следует иметь в виду, что через некоторые родственные связи отдельных заговорщиков заговор в целом выходил и на мощнейшие на Западе силы еврейства, особенно на одну из самых могущественных в мире еврейских масонских ломе «Б'най Брит» («Сыны Завета»). Дело в том, что один из сподвижников Тухачевского — Ян Гамарник был женат на родной сестре одного из руководителей «Б'най Брита», знаменитого еврейского поэта, основоположника современной израильской поэзии Хаима-Нахмана Бялика. Но именно «Б'най Брит» обладал наиболее мощным влиянием на администрацию США и в 20-е, и в 30-е, и в последующие годы, вплоть до настоящего времени.

Сталин прекрасно осознавал особую силу, мощь и влияние этой могущественной ложи и именно поэтому пригласил одного из видных ее деятелей — знаменитого писателя Лиона Фейхтвангера — в Москву, чтобы он собственными глазами убедился в объективности предъявляемых оппозиции обвинений и затем сообщил куда надо. Так, собственно говоря, появилась знаменитая книга Л. Фейхтвангера о 1937 г., которую все непрерывно цитируют. Книга получилась действительно объективная…

И, наконец, не менее серьезная трансформация этого объективного блокирования интересов Москвы и Вашингтона в попытке установления военно-политического альянса геополитического характера между СССР, Китаем и Японией при отчетливом германо-американском содействии.

…В этой связи особо следует отметить позицию мэра Токио в середине 20-х годов XX века виконта Гото Симпей, проявлявшего значительный интерес к созданию такого военно-политического альянса между СССР, Китаем и Японией, геополитическое острие которого было бы направлено против Британской империи.

Между тем и без того чрезвычайно сложная в политической жизни тогдашней Японии фигура Гото Симпей являлась одновременно и фактором участия в этом закулисном процессе определенных заинтересованных сил в Германии, персонифицировавшихся в К. Хаусхофере и его идеях континентального блока: Гото Симпей и К. Хаусхофер были давно знакомы и поддерживали очень тесные личные и деловые контакты.

Именно они по своим закулисным каналам влияния сдвинули с «мертвой точки» процесс нормализации советско-японских отношений в 1924–1925 гг., что в итоге привело к возобновлению дипломатических отношений между СССР и Японией уже весной 1925 г. Гото Симпей объединил свои усилия с могущественнейшим в закулисной политической жизни Японии главой «Общества Черного Океана», «Великого Общества Национального Духа» и «Общества Черного Дракона» Тояма Мицурой (также близким с К. Хаусхофером), а Карл Хаусхофер дал советским представителям выходы на них и их представителей. [38] Тояма Мицура, тесно связанный в течение долгих лет и с китайским лидером Сунь Ят Сеном, и с основателем Японской компартии Сэном Катаямой, в кооперации с Карлом Хаусхофером стоял также и за кулисами попыток прорыва Москвы в Китай…

На все это накладывалась и откровенно подрывная деятельность Коминтерна в регионе, значительные успехи советской разведки, нередко получавшей, хотя и неофициальную, но достаточно ощутимую помощь американских разведслужб в регионе.

Если предЛокарно, в британском представлении, было призвано в начале нейтрализовать рапалльский фактор в Европе и еще только разворачивавшееся наступление Москвы и Коминтерна (при негласной поддержке Вашингтона) в азиатском регионе, то постЛокарно — это уже совсем иной фон, главными элементами которого были Рапалльский договор 1922 г., Договора об установлении дипломатических отношений с Китаем (1924 г.) и Японией (1925 г.), Договор о ненападении и нейтралитете между СССР и Германией от 24 апреля 1926 г., а также инициированные на их основе попытки формирования тройственного военно-геополитического альянса СССР — Китай — Япония. Все это, по мнению Лондона, создавало колоссальную угрозу британским интересам в регионе.

Собственно говоря, именно этот конгломерат геополитических причин и привел к тому, что Лондон инициировал ту самую англо-германскую секретную конференцию в июне 1926 г. Но какое отношение якобы панславизм и необходимость его ограничения имеют к интересам Англии и Германии на Востоке, где и та и другая собирались осваивать новые экономические области? Ведь именно это фигурировало во втором пункте повестки дня той конференции, и только в самом конце была названа правда: преградить путь именно большевистской (не коммунистической) экспансии, направленной на Турцию, Иран, Индию, Китай. Лондон более всего опасался именно великодержавного подхода Москвы к этим геополитическим проблемам.

Азиатский узел затягивался все туже и туже, особенно в своей дальневосточной части, прежде всего в китайской — именно вследствие этого новым британским послом в Пекин и был назначен уже упоминавшийся Локкер-Лэмпсон. Уже в начале 1927 г. отчаянными усилиями Великобритании удалось добиться резкого осложнения советско-китайских отношений — известное нападение на советское консульство в Китае (организатор не кто иной, как Локкер-Лэмпсон), кровавая резня китайских коммунистов, устроенная Чан Кайши по прямому наущению британской разведки, [39] привела к резкому снижению активности Москвы в регионе.

Одновременно Лондон отчаянно нагнетал антисоветскую истерию по всей Европе — советских послов убивали (Воровского в Варшаве), выгоняли (Раковского из Франции), на полпредства СССР за рубежом осуществлялись вооруженные налеты (на «Ар-кос» в Лондоне, в Китае) и т. д. Вопрос о войне против СССР при активнейшем содействии Великобритании всерьез встал в повестку дня международной жизни. В это же самое время, видя, что Лондон особо увязает в дальневосточных делах, в Париже решили при содействии США попытаться разблокировать пост-локарнский британский ошейник на горле Европы.

В апреле 1927 г. министр иностранных дел Франции, лауреат Нобелевской премии мира Аристид Бриан, над которым вся европейская пресса хохотала в связи с тем, что «у Бриана — пушки торчат из кармана», вдруг предложил государственному секретарю США Фрэнку Кэллогу заключить двусторонний договор о вечной дружбе, запрещающий обращение к войне, как средству решения международных споров. Кэллог почти девять месяцев вынашивал ответ и в конце концов в декабре 1927 г. представил следующее: предложение о заключении многостороннего международного пакта, который в конечном, подписанном 27 августа 1928 г., виде носил название Парижского договора о воспрещении войны в качестве орудия национальной политики и средства урегулирования международных споров (в дипломатической практике коротко его называли Пакт Кэллога — Бриана).

И вот именно в этот момент, на фоне тяжелейшего хлебного кризиса, на фоне всех остальных, не менее тяжелых внешних и внутренних проблем СССР, начальник Генерального штаба Тухачевский выходит со своим неадекватным предложением о 100 тысячах танков. Так в чем же дело? А оно, оказывается, в том, что Тухачевский этим предложением едва ли не копировал провокационные затеи своего только что изгнанного (27.11.27) со всех постов кумира — Троцкого. Более того, именно тогда, в 1927 г., Троцкий завыл о необходимости брать власть в момент, когда враг в 80 км от столицы (повторив тем самым знаменитый лозунг Клемансо еще времен Первой мировой войны), короче говоря, мало всего этого, так ведь еще и одна маленькая деталь в предложении Кэллога сыграла свою серьезную роль. В предложении госсекретаря, а затем и в самом тексте Пакта Кэллога — Бриана никоим образом не были зафиксированы ни механизм контроля, ни санкций, не были определены понятия международной войны, в т. ч. и в связи с национально-освободительными движениями, не были определены понятия интервенции, блокады, военной оккупации чужих территорий и т. д., т. е. ничего, даже без относительной разницы в подходах к этому вопросу у Москвы и у Запада.