Нюрнбергский дневник
Нюрнбергский дневник читать книгу онлайн
Густав Марк Гилберт был офицером американской военной разведки, в 1939 г. он получил диплом психолога в Колумбийском университете. По окончании Второй мировой войны Гилберт был привлечен к работе Международного военного трибунала в Нюрнберге в качестве переводчика коменданта тюрьмы и психолога-эксперта. Участвуя в допросах обвиняемых и военнопленных, автор дневника пытался понять их истинное отношение к происходившему в годы войны и определить степень раскаяния в тех или иных преступлениях.
С момента предъявления обвинения и вплоть до приведения приговора в исполните Гилберт имел свободный доступ к обвиняемым. Его методика заключалась в непринужденных беседах с глазу на глаз. После этих бесед Гилберт садился за свои записи, — впоследствии превратившиеся в дневник, который и стал основой предлагаемого вашему вниманию исследования.
Книга рассчитана на самый широкий круг читателей.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Вскоре Франк снова был спокоен и сменил патетику на мистику:
— Неужели Бог позволял такое? Что же, он шесть миллионов раз согласно кивнул, когда евреев шали в газовые камеры? — Тряхнув головой, Франк спокойно и торжественно добавил: — Тут уж поневоле усомнишься в справедливости небесной! Нет, один американский или английский писатель, не помню, как его зовут, выразился очень точно: «Будьте уверены, на сей раз Бог возмущен не меньше человечества!» Лучше и не скажешь. Все это подлинно было делом рук дьявола!
Утреннее заседание.
Папен рассказал, как по инициативе Геринга незадолго до вступления в Австрию германских войск был отозван из Вены. Его адъютант Кепплер был зверски убит, в этой связи он обратился к Герингу, тогдашнему шефу гестапо, однако безрезультатно.
(На протяжении выступления Папена Геринг продолжал что-то неразборчиво бормотать и качать головой, до моих ушей доносились фразы, адресовавшиеся Риббентропу: «История с Кепплером — чистейшая ложь! Этому старичку лучше вообще не заговаривать об этом! К тому же тогда я уже не был во главе гестапо и могу это доказать. Ничего, я еще найду способ рассказать обо всем».)
Факт вручения ему золотого значка НСДАП Папен объяснял стремлением Гитлера сгладить таким образом существовавшие между ними разногласия. Вероятно, следовало бы отказаться от этой награды, но он все-таки принял ее из опасений, что отказ приведет к новому конфликту с Гитлером.
(На скамье подсудимых Геринг будто заведенный продолжал бубнить: «Лжец… трус…» Досталось и адвокату Папена за то, что ставил неподходящие, но мнению Геринга, вопросы; бывший рейхсмаршал не замедлил уведомить об этом защитника в посланной ему записке.)
Далее Папен рассказал, как обращался с предложениями к Риббентропу в попытке воспрепятствовать развязыванию войны, однако тот дал ему понять, что именно он, но никак не Папен стоит у кормила германской внешней политики.
(Как мне доложили, Риббентроп шепнул Герингу: «Его давно следовало бы расстрелять!»)
Папен добавил, что предостерегал Риббентропа об опасности мировой войны.
(Теперь Геринг в упор разглядывал публику в зале, Риббентроп же, покосившись на нес, с надутым видом неохотно кивнул — да, мол, было такое.)
Должность германского посла в Турции Папен, по его словам, принял лишь ради того, чтобы прорвать кольцо изоляции вокруг Германии и избежать войны. Начало войны стало для него полнейшей неожиданностью, он был в смятении. Спровоцировать эту войну — самое серьезное преступление и самое большое безумие, на какое оказались способны Гитлер и его окружение. Германия изначально была обречена на поражение. «Все мы погибнем под ее руинами», — сказал он тогда одному своему приятелю, дипломату, которому доверял. Но Папен оставался в Турции, потому что ничего другого ему просто не оставалось. И все же он часто поднимал вопрос, а не бросить ли пробный шар относительно мирных переговоров. Но Риббентроп неизменно отвечал, что Гитлер ни о каком мире и слышать не хочет и никогда не пойдет на подобные шаги.
(Геринг снова напустил на себя важность, время от времени откидываясь на спинку стула, всем своим видом желая продемонстрировать, что и Риббентроп, но его мнению, вел себя с этим Папеном отнюдь не лучшим образом.)
Нападение на Россию Папен рассматривал как преступление. В своей речи он огласил план заговора, участником которого являлся и в соответствии с которым штаб-квартира фюрера должна была быть блокирована, а сам он арестован. Предполагалось отдать его под суд. После этого адвокат Папена предъявил Трибуналу данные под присягой показания внука Бисмарка, из которых явствовало, что заговорщики 20 июля намеревались предложить Папену должность министра иностранных дел.
(Качая головой, Геринг посмеивался. Йодль наливался краской, могло показаться, что он и происходящее в зале видел будто сквозь красное стекло.)
Обеденный перерыв. За столом Риббентроп выглядел взвинченным и рассерженным:
— Отстирывать это грязное белье перед судом! Это неправильно! Это действительно неправильно! Есть вещи, о которых не упоминают… Да, да, верно, он никогда не был хорошим национал-социалистом, это так. Но вытаскивать на всеобщее обозрение это грязное белье…
Правда, при этом не упомянул главную причину своего недовольства: разоблачение его упрямого и тупого цепляния за внешнюю политику Гитлера, приведшую к катастрофе.
Как заявил сам Папен, он высказал им все до конца.
— Толстяку этого ох как не хотелось. Даже кричал на меня, угрожал, что, мол, он еще сам по этому поводу кое-что заявит и отомстит мне.
Еще один вопиющий случай попытки оказать «моральное давление», о чем уже упоминал Шпеер. Я заверил Папена, что суд отнюдь не собирается даровать Герингу какие-то там особые привилегии и бесконечно заслушивать его, речь может идти лишь о его нраве на последнее слово. Шахт считал, что Геринг всегда был заодно с гестапо, несмотря на то что на посту шефа этой организации пробыл относительно недолго. Дёниц безмолвно сидел в своем углу, выражая таким образом свою решимость дистанцироваться от политиков.
В смежном отсеке Штрейхер через дверной проем произнес напыщенный монолог, адресованный Йодлю, в котором нацистский идеолог сетовал на такую страшную неуместность, как нападки на исторических личностей вроде Гитлера.
— Существуют метафизические силы, творящие подобных лидеров истории! Они неподсудны никому… А ходом этого процесса управляет мировое еврейство. Мировое еврейство сосредоточило в своих руках дьявольски сильную власть, оно использовало все свое могущество, чтобы инициировать этот процесс.
И тут же обратился ко мне:
— Помните, что я написал на копии обвинительного заключения, которую вы мне дали? « Этот процесс — триумф мирового еврейства».И это так! Обвинители — все до одного евреи!
И тут Йодль, демонстративно повернувшись к Штрейхеру спиной, стал высказываться о защите Папена:
— Что касается приведенных сегодня доказательств — тут у вас никакой неуверенности быть не должно. Если бы я допустил гибель троих своих адъютантов, то уже потом не мог бы служить этому режиму! Да после такого вам следовало проглотить яд!
Послеобеденное заседание.
В ходе перекрестного допроса сэр Дэвид-Максуэлл-Файф привел Папена в явное замешательство, приведя выдержки из его речей, в которых тот характеризовал Гитлера, как ниспосланного Германии небесами лидера, которому суждено вывести страну из нищеты.
(Геринг рассмеялся и едва удержался от того, чтобы не показать Папену нос. Дениц с серьезным видом уставился поверх своих сползших на нос очков прямо на меня, будто желая сказать: «Ну что? Убедились?» Он всегда прибегал к подобной мимике, когда требовалось выразить свое презрение к подхалимам-политиканам.)
Папен в ответ промямлил, что тогда, мол, у него создавалось впечатление, что Гитлер стремится сохранить коалицию.
Сэр Дэвид-Максуэлл-Файф предъявил Папену и другие документальные доказательства, говорившие в пользу создания Гитлером коалиции.
Сэр Дэвид своими неумолимыми вопросами продолжал выяснять мотивы, которыми руководствовался Папен, пойдя на сотрудничество с шайкой бандитов. Неужели ему, Папену, ничего не было известно о том, что тысячи политических оппонентов Гитлера были брошены в концентрационные лагеря сразу же после прихода нацистов к власти? Папен попытался оспорить это число, конечно, кое-кто там оказался, но речь могла идти, вероятно, о нескольких сотнях.
(Геринг на скамье подсудимых пробормотал: «Не сотни, а тысячи!»)
Почему он обращался к католикам с просьбой поддержать Гитлера? Он заключил конкордат, потому что рассчитывал, что Гитлер поддержит религию, заявил Папен.
