Мятежное православие

Никанор знал, сколь тяжелое впечатление в правительстве произвел бесславный конец миссии еще одного воеводы. 5 сентября 1673 года командующим карательной экспедицией был назначен известный своей бестрепетностью Иван Алексеевич Мещеринов. Особое внимание царское правительство уделило подбору командиров отрядов. Ими стали опытные военные майор Иван Березников, ротмистр Иван Порошин и поручик Оксен Сипягин, способные обучить стрельцов современным методам военных действий. Все трое, однако, под разными предлогами не явились к месту службы — мало кого привлекали лавры разорителей одной из величайших российских святынь. По размышлении, дело было поручено иноземцам майору Степану Келину и ротмистру Гавриле Бушу — умелым «городоемцам», знакомым к тому же с укреплениями Соловецкого монастыря. Новую экспедицию пополнили людьми, в изобилии снабжали порохом, пушками и гаубицами, ядрами и бомбами, продовольственными запасами, подводами и судами.

Не теряли времени и осажденные. Они собирали грибы и ягоды, ловили в море и по озерам рыбу, запасались дровами. Осенью, несмотря на плотную блокаду монастырских промыслов и острова, команда Логина с товарищами из Кеми закупила в Мезени и доставила в монастырь 155 аршин сукна, 1400 аршин холста, на 18 рублей кож, 416 штук овчин и мерлушек, 16 пудов семги и 144 пуда коровьего масла. Сумские корабельщики провезли сквозь блокаду 45 пудов трески, кемские мореходы доставили 30 пудов масла, 33 аршина полотна и 24 аршина сукна. Труднее всего становилось со свежими продуктами и зеленью.

За зиму осажденные укрепили свои позиции на острове. Не жалея рук, они вырубили весь лес вокруг пристани, чтобы неприятельские корабли находились в зоне прямого обстрела тяжелых крепостных пушек. На низком участке стены между Никольскими воротами и Квасоваренной башней осажденные сломали кирпичные зубцы и нарастили стену деревянными срубами вровень с другими укреплениями. Низкую Квасоваренную башню также надстроили, а на Сушильной палате устроили орудийные батареи. Под Никольской башней снаружи, на пути главных атак неприятеля, опытные воины вырыли окопы и земляные валы с пушками за амбразурами. Во многих местах подходы к укреплениям были усилены волчьими ямами и железными зубьями.

Высадившись 4 июня 1674 года на острове, воевода Мещеринов сразу показал, что война пошла всерьез. В отличие от предшественников Мещеринову и его командирам были даны строгие царские указы воевать с «мятежниками» неотступно и неоплошно, чтобы военными средствами «тех раскольников мятеж искоренить вскоре». Убедившись в полном разгроме крестьянской войны под предводительством Степана Разина, Алексей Михайлович готов был залить кровью последний оплот народного сопротивления своей абсолютной власти.

4 июня ратники Мещеринова атаковали выстроенные некогда Иевлевым и занятые восставшими позиции. В жестоком бою, несмотря на неоднократные вылазки восставших, эти позиции были захвачены карателями. Действуя как против неприятельского города, Мещеринов, Келин и Буш возвели вокруг монастыря 13 земляных городков с облицованными деревом и наполненными камнем батареями. Началась артиллерийская дуэль. Ни днем ни ночью ураганный огонь не прекращался в течение двенадцати дней. Тяжелым крепостным орудиям вторили крупнокалиберные пищали и мушкеты. Соловецкий кремль и его окрестности вспыхивали отблесками выстрелов в ночи и курились пороховым дымом при свете дня.

В разгар канонады архимандрит Никанор не сходил со стен и орудийных площадок. Он прекрасно знал, что у царских воевод под стенами в строю около 900 человек, не считая множества нестроевых, в монастыре же — менее семисот, из которых три сотни монахов не принимали участие в боях, а среди бельцов было множество калек. «Матушки вы мои пушечки, — говорил архимандрит, кадя орудия и кропя их святой водой, — надежа у нас на вас, вы нас обороните!» Так Никанор благословлял изрыгающие огонь и смертоносное железо орудия: пушки «Грановитая», «Корабельная», «Львица», «Хвостуша», «Соловей», «Дробовка», «УрывокБогдана», «Вор», «Барс», «Скорострельная», «Поличная», «Тарбей», «Брилы» и другие, числом до шестидесяти.

Напрасно воевода Мещеринов слал в Москву свои зло коварные планы разрушения монастыря, в котором с бастионов карателей уже видны были кельи и службы, напрасно правительство спешно слало воеводе артиллерийские подкрепления и хитроумных пушечных мастеров со всепопаляющим зельем для сожжения святой обители. Пушки монастырских сидельцев в упорном бою заставляли замолкать вражеские батареи, разбивая дровяную облицовку бастионов и сбрасывая с них брустверы, уничтожая орудия и пушкарей. Видя бесстрашие архимандрита Никанора, смело ходящего под жестоким огнем, соловецкие сидельцы вдохновлялись на новые подвиги и раз за разом выигрывали артиллерийскую дуэль.

Упорен был Мещеринов, памятуя об обещании жестокой царской казни, если отступит. Он собрал триста человек под командой майора Келина и бросил в атаку на укрепления перед Никольской башней. С большими потерями 25 июня Келин взял укрепления и в кровавом четырехдневном бою с отрядом Петра Запруды выстроил бастион, которого не достигала прямая артиллерийская пальба с башен крепости. Но восставшие не растерялись, начали метать бомбы прямо через стену и, с благословения архимандрита Никанора, превратили в бастионы купола Спасо-Преображенского собора. Мещеринову приходилось удерживать бастион перед Никольской башней двумя сотнями воинов, сменявших друг друга только «в самые темные туманы». В то же время в других местах соловчане постоянно тревожили осаждавших вылазками. Воевода потерял в боях поручика Василия Гутковского, стрелецкого пятидесятника Першку Петкова и более ста стрельцов.

По сведениям правительственных агентов, Соловецкий монастырь располагал значительными запасами хлеба, круп, масла и соленой рыбы, пороха и свинца, пушек и ручного оружия на несколько лет обороны. Но свежих продуктов катастрофически не хватало. Несмотря на опасность, находились отважные люди, под угрозой смертной казни пробиравшиеся в осажденную крепость. Это были анзерские старцы, кемский крестьянин Барабин, жигижинский крестьянин Логинов и многие безвестные герои. Много они доставить не могли. В монастыре началась цинга. От болезни и от ран умерло в то лето 33 человека.

В этот момент архимандриту Никанору вновь пришлось сказать свое авторитетное слово. Уже давно людям, севшим в осаду от царских войск за отцепреданное благочестие и старую веру, следовало определиться со своими убеждениями, отделить главное, за что они хотят пострадать, от второстепенного. Многие ортодоксальные староверы уже отошли от восстания, меньшее число, такие, как Геронтий, за свои убеждения скорее желали принять муки, чем пролить чужую кровь. Были и такие, что повиновение царской власти считали делом священным, особенно когда соловецкая воля перешла в войну с государством. Другие среди монахов оскорблялись нарушением старинного устава жизни в военное время и готовы были избавить монастырь от «смутьянов» даже ценой их выдачи карателям.

16 сентября 1674 года бои шли как обычно. Правда, Никанор знал смутные слухи о подготовке в монастыре нового заговора, но его осуществление, насколько можно было догадаться, откладывалось на время, когда воевода с ратниками покинет остров, а потерявшие бдительность защитники крепости будут втихомолку перевязаны теми, кто решится помириться с царем. Пока гремела канонада, пока команды воеводских землекопов мерно отводили воду из Святого озера (о чем свидетельствовали остановившиеся жернова водяных мельниц), архимандрит был относительно спокоен. Его заставила вскочить и выбежать из кельи внезапная тишина на стенах.

Вскоре на переходах послышался шум толпы. Сотники Исай Воронин и Самко Васильев с вернейшими товарищами без оружия шли со стен и башен крепости в трапезную палату. Вскоре перед келарем и казначеем собрались все, кто мужественно сражался с царскими войсками на укреплениях, ходил на вылазки, брал языков, проливал кровь и принимал кровавые раны за обитель Зосимы и Савватия. Положив на стенах оружие, они заявили, что более служить не хотят.