Ленин в 1917 году<br />(На грани возможного)

Однако вслед за этим голосуется поправка о невозможности коалиции с теми, кто был «прямо или косвенно связан с корниловщиной». За нее — 798 голосов, против — 139, воздержалось — 196. Вторая поправка прямо указывает, что «за пределами коалиции остаются кадеты». 595 — за, 493 — против, 72 — воздержались. Но без кадетов коалиция с буржуазными элементами была немыслима. И при голосовании резолюции в целом с этими поправками, против нее голосуют и левые и правые: за — 183, против — 813, воздержалось — 80. Как едко заметил «Рабочий путь»: «Демократическое совещание осталось без резолюции. Демократическая „гора“ не родила даже мыши — она лишь явила зрелище мучительных потуг» [961].

Поскольку стало очевидным, что с полуторатысячным корпусом делегатов нужной «каши не сваришь», 19 сентября меньшевики и эсеры проводят заключительную резолюцию о пропорциональном выделении из состава фракций и групп совещания — Демократического совета (Предпарламента), который должен содействовать формированию власти. 22 и 23 сентября были проведены консультации с кадетским ЦК, и 109 голосами против 84 и 22 воздержавшихся Предпарламент санкционировал новую коалицию.

25 сентября Керенский огласил состав правительства. Все члены Директории остались на своих постах: Керенский — премьером и Верховным главнокомандующим, генерал Верховский — военным министром, адмирал Вердеревский — морским, Терещенко остался в МИДе, а меньшевик Никитин — министром внутренних дел и, заодно, почт и телеграфов.

Правительство пополнилось четырьмя видными кадетами. Член кадетского ЦК, крупный промышленник Александр Иванович Коновалов стал заместителем премьера и министром торговли и промышленности. Член ЦК Антон Владимирович Карташев — министром вероисповеданий. Член ЦК Николай Михайлович Кишкин — министром государственного призрения. Руководитель бывшего Военно-промышленного комитета, кадет Сергей Александрович Смирнов — министром государственного контроля. И надо сказать, никто из них не скрывал своих прокорниловских симпатий.

Кроме того в правительство вошли фигуры, близкие к кадетам — профессор Сергей Сергеевич Салазкин стал министром народного просвещения, профессор Михаил Владимирович Бернацкий — министром финансов, а крупный промышленник и банкир Сергей Николаевич Третьяков — председателем Экономсовета при правительстве. Бывшего кадета, а ныне — «нефракционного социалиста» Сергея Николаевича Прокоповича назначили министром продовольствия, председателя железнодорожного Союза инженеров и техников Александра Васильевича Ливеровского — министром путей сообщения, члена меньшевистского ЦК Кузьму Антоновича Гвоздева — министром труда, меньшевика Павла Николаевича Малянтовича — министром юстиции, а на самое «неудобное» кресло — министра земледелия посадили эсера Семена Леонтьевича Маслова.

Таким образом, мнение не только «левых», но и достаточно умеренной «общественности», выраженное на Демократическом совещании, было отвергнуто. И если существовали какие-то варианты выхода из правительственного кризиса, то, безусловно, это был наихудший. Новый кабинет походил не столько на правительство «умиротворения» страны, сколько на правительство гражданской войны.

И как отреагировал на все это большевистский ЦК? После голосования 19 сентября, доказавшего абсолютную неспособность Демократического совещания решить вопрос о власти, Центральный Комитет собирается 20-го. Однако, никаких решений, связанных с данным событием, с необходимостью, как предлагал им Ленин, прямого обращения к массам, цекисты не обсуждают. Вместо этого ставится вопрос о проведении партийного совещания из делегатов-большевиков, сидевших в Александринке, с участием членов ЦК и ПК. На этом совещании предполагается заслушать доклады Троцкого о текущем моменте и Свердлова о выборах в Учредительное собрание, а так же принять решение о созыве экстренного партийного съезда. Кто-то из членов ЦК высказался за то, чтобы превратить в съезд партии само совещание. Но предложение отклонили.

На следующий день, 21 сентября, после принятия Демократическим совещанием резолюции Церетели, санкционировавшей переговоры Предпарламента с Керенским о формировании коалиционного кабинета, ЦК большевиков собирается вновь. В протоколе записано: «По вопросу о Демократическом совещании решено с него не уходить, отозвать лишь из президиума членов нашей партии. Что касается Предпарламента, то 9 голосами против 8 принято решение не входить».

Казалось бы, ясно — бойкот. Однако далее записано: «Считаясь же с тем, что голоса разделились пополам, передать окончательное решение партийному совещанию, которое сейчас же конструировать из собравшейся фракции Демократического совещания». От сторонников бойкота на него направляется Троцкий, от противников — Рыков. На партийном совещании обсуждают только оценку текущего момента. Вопрос об уходе с Демократического совещания и обращении к массам даже не ставится. После дискуссии голосуют: против участия в Предпарламенте — 50 делегатов, за участие — 77. И Центральный Комитет партии утверждает это решение.

На заседании ЦК 21 сентября обсуждался еще один вопрос: «О т. Зиновьеве». А поскольку начали его с того, что еще раз заявили «о полной недопустимости отделения его от т. Ленина», можно предположить, что разговор шел и о Владимире Ильиче. Но «отделение» все-таки произошло. Выше указывалось, что помимо регулярного писания статей, печатавшихся без задержки в «Рабочем пути», Зиновьев постепенно включался в цекистскую работу. Ему обещали разрешить присутствовать и на заседаниях ЦК. На сей раз также записали: «подтверждено решение об организации заседания пленума с его участием». Ни слова об усилении связи, а тем более о возможности возвращения Ленина из Финляндии протокол не зафиксировал [962].

На заседаниях ЦК 20 и 21 сентября присутствовал Смилга. Были у Ленина и другие каналы информации. Поэтому о всем происходившем в Питере он знал. То, что ЦК не принял его предложений, было очевидно. Беспокоило, видимо, и другое. Судя по разговору, возникшему на заседании 20-го, экстренный VII съезд партии — на базе фракции Демократического совещания — мог быть собран в самый ближайший момент. А после VI съезда думать о том, что и VII-й может пройти без него, Владимир Ильич не хотел, тем более что итоги голосования фракции 21-го говорили сами за себя.

Уже вечером 21 сентября Ленин встречается с Карлом Вийком и заявляет, что намерен срочно выехать в Выборг, а оттуда, возможно, и в Петроград. Ровио тут же стал искать в газетах объявления об изготовлении париков. И на следующий день они направились по указанному адресу. «Парикмахер, — пишет Ровио, — оказался старым петербуржцем, работал там в Мариинском театре». Он с упоением рассказывал, как «„омолаживал“ князей, графов и прочих аристократов…» А обмерив голову Владимира Ильича, сказал, что поскольку это очень кропотливая работа, парик будет готов недели через две.

Ленин ответил, что двух недель у него нет, парик нужен сейчас. И что «омолаживать» его не надо. Выглядеть он должен лет на шестьдесят, не меньше. «Бедняга парикмахер, — рассказывает Ровио, — чуть не упал в обморок от удивления. — „Что вы? Вы такой молодой, ведь вам больше сорока лет нельзя дать… Да у вас седина-то еще не выступила“».

Но Владимир Ильич уже не слушал его, а ходил вдоль шкафов с выставленными готовыми образцами. Наконец он выбрал парик с сединой и попросил примерить. Старый мастер совершенно скис, охал и вздыхал, но парик обещал подогнать к утру. И на следующий день Ленин уже ходил в нем, не снимая, чтобы привыкнуть.

А вечером приехал редактор выборгской финской рабочей газеты, депутат сейма Эверт Хуттунен, и утром 23 сентября, на скором поезде, они уже прибыли в Выборг. Остановились сначала на квартире Эверта, но поскольку она была уж слишком на виду, Ленин переехал в рабочее предместье, в домик журналиста Юхани Латукки [963].