Призраки истории

И то, что из Жукова у нас делают Святого Георгия и Маршала Победы, — отдельный разговор. Может, после ухода последних живых свидетелей этот миф станет всеобщим. А может, и наоборот. Ведь миф часто воздвигается на отсутствии точной информации. Миф о Жукове создавался среди нас, наших отцов и дедов — людей, не имевших доступа к информации, вскормленных пропагандой, промыванием мозгов. А новые поколения — совсем другое дело. Вот они и рассудят со временем.

В английском парламенте

Торжества в честь Дня Победы вызывают у меня двойственные чувства.

У нас в институте немецкий язык преподавал человек по фамилии Иванов. Эдуард Елизарович Иванов. На первом курсе, отпуская нас на майские праздники, он сказал: «Поздравляю вас с нашим главным праздником. Если бы не День Победы, вас бы немецкому языку учил человек совсем с другой фамилией…»

Я эти слова вспоминаю каждый год в этот день.

Мой отец — фронтовик-инвалид, один из тех, что закрыли собой Москву в октябре — ноябре 1941 года. Мой близкий друг и старший товарищ — один из тех, что брали Берлин. И при каком-либо неуважении к ним, тем более, покушении на их подвиг, то есть на подвиг моего народа, я ощетиниваюсь. И с годами — все сильнее, потому что… потому. Но, наверно, от них же у меня настороженное отношение к масштабным праздникам по этому поводу. Тем более — к непомерным ликованиям. Мои друзья-фронтовики всегда говорили мне, что во всем мире это — день памяти.

От них лет пятнадцать назад я узнал о решении английского парламента. Задолго до памятной даты там обсуждали, отмечать ли и как отмечать 50-летие высадки союзных войск в Нормандии. И отложили слушания, потому что никак не могли определить «тонкую грань между духом победы и духом скорби».

У каждого был свой рейхстаг

Году в шестьдесят девятом я встретил человека, который говорил, что это он водружал знамя на рейхстаге. Кажется, даже утверждал, что был первым. Не знаю, выступал ли он перед студентами, на заводах и фабриках, как тогда было принято. Но в санаториях — дело было на юге — точно выступал. Показывал фотографии. Действительно, вот он, молодой, в офицерской форме, почти на куполе рейхстага, со знаменем.

Кое-что заподозрив, я попросил рассказать, как это происходило. А его и просить не надо было. Все просто. Их часть стояла под Берлином. Его вызвали в штаб, дали задание: поехать в Берлин, водрузить знамя части над рейхстагом и сфотографироваться. Дали автомобиль, сопровождающего, фотографа.

Далее ветеран говорил, что День Победы должен быть не 9 мая, а 8 мая. И не потому, что так на Западе принято, а… Вот тут я почти догадался, в чем дело, и спросил, а когда, в какой день он знамя-то водружал?

— Как это — «в какой»? — почему-то обиделся ветеран. — Восьмого мая! Не девятого же!

И я… не стал говорить, что Знамя Победы над рейхстагом было водружено 30 апреля! Я молодой был, резкий, с дурным азартом влезал в споры со старшими. Но тогда почему-то промолчал. Наверно, испугался, почуял, что имею дело с больным человеком.

Эта болезнь специфическая. Ей и названья нет. Причем этот конкретный ветеран — человек заслуженный, фронтовик. Наверно, тогда он все понимал. В те дни там, на рейхстаге, с боевыми знаменами частей и просто со своими, самодельными флагами, фотографировались все, кто только был в Берлине и кто мог доехать до Берлина. Все видел и понимал тогда наш ветеран. А потом, видимо, что-то замкнуло…

Это началось в шестидесятые годы, после выхода первых книг о штурме рейхстага, после первого торжественного празднования юбилея — 20-летия Победы. И продолжается до сих пор. Правда, не с такой активностью в связи с, увы, естественной убылью…

Помнится, уже давно, накануне 50-летия Победы, по главному каналу ТВ два ветерана уверяли, что это они водрузили первыми знамя на рейхстаге, но все эти годы НКВД их заставлял молчать… А пресса наша не то чтобы доверчива, но часто пасует перед почти бесспорными доказательствами — фотографиями и тем более кадрами кинохроники 1945 года. Тут ведь никуда не денешься — кинохроника 1945 года!!!

И потому как человек, прочитавший немало книг о той операции, знающий некоторых свидетелей тех событий, предупреждаю коллег: будьте осторожны. Участие или неучастие в штурме рейхстага проверяется очень легко. Ведь тот бой вели три батальона — Неустроева, Самсонова и Давыдова — и их списочный состав на то время известен.

Нередко говорят, а потом пресса пишет о неких секретных штурмовых группах, которые устанавливали знамя. Но я в доступных мне источниках, в воспоминаниях, в рассказах людей, которые там действительно были, ни разу не сталкивался с упоминаниями о таких группах. Само их название говорит о ясной, четко поставленной цели, не так ли? А потому они должны были знать, куда идти, в каком направлении двигаться? У них должны быть подробные карты Берлина, так ведь? Простите, что ставлю немного странные вопросы, но дело в том, что в те дни и ночи трудно было ориентироваться в незнакомом городе. Никто точно и не знал, где тот самый рейхстаг. Просто двигались примерно к центру города, просто брали штурмом дом за домом.

Свидетельствует начальник политотдела 150-й Идрицкой дивизии (той самой, что водрузила Знамя Победы) подполковник Артюхов:

«Кому-то может показаться странным, но карт Берлина настоящих у нас не было… Когда мы наступали, мы фактически Берлина не знали… Я случайно в трамвайном депо увидел на стене огромный план города, метра полтора на полтора. Я его забрал…»

А некоторые пользовались схемами города, содранными со стен Берлинского метро. Карт не было, представляете?!

На рейхстаг войска вышли неожиданно, и в первый момент командиры батальонов даже не догадывались, что перед ними рейхстаг. Батальоны Неустроева и Давыдова заняли здание министерства внутренних дел — все называли его тогда домом Гиммлера. Неустроев знал, что оттуда должен открыться рейхстаг. И доложил в штаб дивизии, комдиву Шатилову, что перед ним какое-то серое здание, которое мешает его дальнейшему продвижению. В штабе сверились со схемами, потом сказали: «Неустроев! Да перед тобой же — рейхстаг!»

Неустроева и Давыдова, всех бойцов их батальонов понять можно. Наверно, в их воображении под словом «рейхстаг» рисовалось что-то величественное, крепость под небеса — РЕЙХСТАГ. Или иначе — ГЛАВНОЕ ЛОГОВО ВРАГА. А тут — какой-то не очень приметный четырехэтажный дом…

Комбат Самсонов из дивизии полковника Негоды рассказывал: «Звоню полковнику Негоде. Спрашиваю: «Говорят, есть еще один рейхстаг? Может, это не тот?.. Какой мне брать?» Комдив помедлил и ответил мне смеясь: «Бери этот, а если окажется, что не тот, бери другой…»

Много путаницы, смятения в умы и сердца внесла знаменитая якобы кинохроника, снятая знаменитым Романом Карменом. Потом, в мирные дни, годы и десятилетия некоторые люди приходили в газеты и журналы и говорили: «Вот, смотрите, это я там, штурмую рейхстаг…» И попробуй редактор не поверь. Ну что делать… мало человеку, что он был в те дни в Берлине, штурмом брал город, так нет — непременно надо прослыть еще и участником взятия рейхстага… Это наша пропаганда виновата, чересчур много внимания сосредоточила на штурме рейхстага. Вот у некоторых людей и случился сдвиг…

Я говорю о фильме Романа Кармена «якобы кинохроника», потому что он прилетел в Берлин уже после. И устроил постановку, спектакль. Собрал солдат и попросил их «поштурмовать» рейхстаг и снимал уже постановку. А кто там был, какие солдаты, кто ж знает… Так и пошло-поехало, и стали эти кадры называться «кинохроникой», то есть документом.

А во время действительных боев в рейхстаге не было ни одного человека с фотоаппаратом или кинокамерой! Ни одного репортажного кадра истории не известно. И знаменитая фотография, что в учебниках и во всех книгах, где на куполе знамя и солдаты, — сделана была после, постановочно!