История Византийских императоров. От Константина Великого до Анастасия I. Том1

Более того, 2 канон Второго Вселенского Собора 381 г. вполне недвусмысленно поставил границу властным претензиям Александрии, постановив: «Областные епископы да не простирают своея власти на церкви за пределами своея области, и да не смешивают церквей; но, по правилам, Александрийский епископ да управляет церквами токмо египетскими; епископы восточные да начальствуют токмо на Востоке, с сохранением преимуществ Антиохийской церкви, правилами Никейскими признанных; также епископы области Ассийския да начальствуют токмо в Асии; епископы Понтийские да имеют в своём ведении дела токмо Понтийския области, фракийские токмо Фракии. Не быв приглашены, епископы да не преходят за пределы своея области для рукоположения, или какого-либо другого церковного распоряжения». Конечно, это не могло понравиться Александрии, задыхающейся своими полномочиями в не слишком широких границах Египта.

Ни у кого не вызывает сомнения тот факт, что и позорный «Собор у Дуба» над св. Иоанном Златоустом, и созыв «Разбойного» сборища вызывались не столько из-за необходимости, сколько для удовлетворения амбиций Александрийского архиепископа. Как не без оснований полагал один известный французский историк, Феофила, св. Кирилла и Диоскора объединяла одна и та же душа, один и тот же дух — самоуверенного догматизма во мнениях, властолюбия, непоколебимой энергии и настойчивости. Если Диоскор чем-то и отличался от своих предшественников, так тем, что «общие типические черты Александрийских патриархов V в., не сдерживаемые и не умеряемые другими нравственно-религиозными чертами, достигли высшей степени развития, выступали в самых резких, отталкивающих формах и проявлялись в действиях, возмутительных для нравственного чувства. Это был настоящий Фараон христианского Египта, как его и называли в своё время» [756].

Святитель Кирилл несколько поддержал пошатнувшийся престиж своей кафедры, но не смог решительно переломить уже явно обнаружившуюся тенденцию перераспределения императорами административно-правительственных полномочий между первыми Поместными Церквами. Рим и Константинополь всё отчётливее становятся общепризнанными центрами Православия: один — на Западе, второй — на Востоке. Но в гражданском отношении Александрия не утратила своей власти, наоборот, поскольку к тому времени государственное управление в Египте совсем обессилело, царь передал египетскому архиепископу полномочия императорского наместника. Позднее, потерпев поражение в своих притязаниях, Александрийский папизм нашёл удовлетворение в монофизитском сепаратизме [757]. Эта мера только поддержала гаснущие амбиции. И когда Диоскор однажды услышал угрозу какого-то лица пожаловаться на него императору, он ответил: «Здесь нет другого императора, кроме меня» [758].

Антиохийская церковь. К моменту появления христианства Антиохия являлась третьим по величине городом Римской империи, обладавшим высочайшей культурой, отличавшимся многочисленными школами, ораторами и, кроме того, богатством. Именно в Антиохии последователи Христа получили и радостно распространили среди себя прозвище «христиане», каким их награждали иудеи. Отсюда начал свою деятельность апостол Павел, а вслед за ним и св. Игнатий Антиохийский. Местные жители — сирийцы — принимали весьма деятельное участие в делах веры, и этот этнос отличали терпение, кротость, добродушие, приветливость и усердие к делу. Именно отсюда ушла евангельская проповедь в Финикию, Месопотамию, Персию, Индию и даже в Китай [759]. И, конечно, в церковном отношении значение Антиохии нельзя было переоценить.

Уже в III в. епископ Антиохии стоял во главе обширной церковной области и имел под собой ряд подчинённых епископов, которым делал рукоположение, созывал Соборы и над которыми делал рукоположение. В состав Антиохийского патриархата входило 13 римских провинций, лежащих между Средиземным морем и Персией. Все они назывались «восточными», поскольку входили в префектуру Востока, и под этим именем антиохийцев и звали в мире.

В начале IV в. Антиохия стала центром восточной, то есть Сирийской церкви, её кафедра так же, как и Рима, имела апостольское происхождение, а духовное влияние простиралось на Малую Азию, Понт, Северо-Восточную часть Азии, Армению, Персию и Грузию. По своему значению Антиохийский епископ, которому принадлежало 3-е место во Вселенской Церкви, уступал только Римскому и Александрийскому патриархам. Однако непосредственная власть Антиохийского архиерея имела видимые границы. Палестина, Арабия, Кипр, Исаврия и Финикия хотя и признавали его своим главой, но никак не были стеснены властью антиохийца при выборе собственных митрополитов [760].

Правда, как и Александрийский папа, Антиохийский епископ претендовал на области, лежащие за пределами Келесирии. В первую очередь, на Кипр, Палестину и близлежащие земли, но это не привело к существенному результату. Между Александрийским и Антиохийским патриархатами замечалось существенное различие. С одной стороны, компактная, чётко ограниченная территория, заселённая этнически монолитной группой людей, административная организация, существовавшая на протяжении тысячелетий, и народы, привыкшие повиноваться и тонко чувствующие власть. С другой — в Антиохии, огромное пространство без чётких границ на севере и востоке, калейдоскоп рас, языков, обычаев и законов [761].

В IV в. авторитет Антиохийской кафедры, к которой принадлежали св. Василий Великий, св. Григорий Нисский, св. Григорий Богослов, св. Иоанн Златоуст, наконец, Несторий (трое из них, как известно, стали Константинопольскими патриархами), был очень высок. И Антиохия могла искренне гордиться тем, что из её школы вышли самые выдающиеся богословы и епископы того времени. Таким образом, к концу IV в. Антиохия сохранила своё важнейшее гражданское и политического значение как первого города Келесирии, так и центра Православия. Но громадные расстояния между епархиями, множество туземного населения, которое ещё нуждалось в просвещении, наконец, удалённость от Рима и Константинополя, где располагались царские резиденции, не позволяло Антиохии надеяться на сближение с императорами и на зримое усиление в иерархии Поместных Церквей.

Тем не менее её могущество на церковном Востоке и возвышенное понимание авторитета и роли Антиохии в глазах предстоятелей этой Церкви красноречиво иллюстрирует один малоизвестный исторический эпизод.

В самом начале V в. возник острый спор между Антиохийским патриархатом и Селевкийским католикосатом относительно подчинённости персидских православных епархий — Персидская православная церковь в то время представляла собой довольно многочисленную и сильную организацию, с которой считались даже Персидские цари. Поддерживаемые шахами, персидские архиереи начали борьбу за провозглашение своей независимости от Антиохийской кафедры. Первой стадией её стал выпад персов в отношении антиохийцев и проведение Селевкийского собора 410 г. под председательством шахских чиновников. Помимо признания Никейского Символа Веры, отцы Собора объявили католикоса Селевкии-Ктесифона «архиепископом всего Востока, великим митрополитом и главой всех епископов, которые должны подчиняться ему как Самому Христу».

Шах Яздегерд I немедленно утвердил решения Собора, а его чиновники по примеру своих римских собратьев публично объявили о наказаниях, которым подвергнутся нарушители соборных оросов. Но у сторонников автономии Персидской церкви существовали многочисленные оппоненты из числа других архиереев, недовольных искусственным, с их точки зрения, возвышением архипастыря Селевкии-Ктесифона. Для умиротворения Персидской церкви в 424 г. волей Персидского царя Бахрама V и с согласия императора св. Феодосия II Младшего был созван новый Собор. И вот на нём-то сторонник Антиохийского патриарха митрополит Агапит озвучил превосходство восточной кафедры, изложив учение о примате этой Церкви, созданной самим апостолом Петром.