Дневник самоходчика. Боевой путь механика-водителя ИСУ-152. 1942-1945

До 9 часов промучались с заводкой остывшего за ночь двигателя: крутить рукоятку пришлось несколько раз. Такая же возня происходила и на других машинах. Наконец колонна [442] вытягивается вдоль дороги, и командиры получают задачу на марш.

— Отдельный Болотный Самоходно-Четвертьтанковый, — ворчит Федор, вдавив окурок в песок каблуком и пружинисто вспрыгивая на левое крыло своей машины.

Он идет передо мной в колонне. Длинная колонна продвигалась, вернее, ползла все-таки с неплохой скоростью и не растягивалась. В 10.30 у моей самоходки отсоединилась тяга к левому ПМП (планетарному механизму поворота). Мы с Нилом присоединили ее за несколько минут, но машина после этого почему-то перестала разворачиваться вправо. В довершение нашей беды обломился совершенно самостоятельно, так как к нему никто не прикасался, трубопровод к насосу. И мы теперь вынуждены ждать новой трубки с летучкой, а пока есть время, начинаем доискиваться, почему все-таки не желает разворачиваться наша развалина.

Застряли мы на самом что ни на есть людном месте. Идут и идут мимо нас войска на Ригу пеше, конно, моторизованно — на колесах и гусеницах. Штатные зубоскалы с проезжающих автомашин, бронетранспортеров, артиллерийских упряжек и даже те, что топают на своих на двоих, рябые от пота и пыли, успешно обгоняя нас, подшучивают кто во что горазд:

— А как же, хлопцы-самоходцы, насчет рижского пивка?

— Да не тронь ты их: это ж непьющий экипаж!

— Га-га-га! Гы-ы!

— А нам торопиться незачем, потому как заказ на целую бочку туда уже послан. Одно только плохо: не знали мы, когда ж вы, такие быстроходные, Ригу освободите, и потому попросили держать наше пиво на льду до востребования, — лениво защищаемся мы натощак, очень сожалея, что наш главный острослов Митя Салов отсутствует: вместе с Калининым мы направили его в РТО за продуктами, воспользовавшись вынужденной стоянкой.

В 17.15, устранив неисправность, продолжаем марш без ребят. Дорога вперед одна — не заблудятся. В конце дня сменяю за рычагами уставшего Нила.

Гусеничные машины, чтобы не мешать общему движению, идут слева, параллельно дороге, по которой струится бесконечный поток наступающих войск. Сухо. Мельчайшая рыжая пыль плотной дымзавесой висит над дорогой. И неприятна она не только тем, что привлекает внимание фашистских самолетов, [443] которые, впрочем, бессильны контролировать все дороги, забитые торопящимися к морю частями, но и тем, что из-за нее нам приходится гораздо чаще промывать воздухофильтры, а в глазах, не защищенных очками, появляется резь. Она становится тем сильнее, чем больше трешь горящие веки.

Мы догнали свою колонну перед узким, но крепким каменным мостом через реку. Наши тяжелые ИСУ гуськом выстроились у левой обочины шоссе. Непрерывная лента колесных машин катится через мост на ту сторону, где уже выстроилась длиннейшая встречная колонна, водители которой ждут не дождутся, когда же появится хоть маленький «зазор» в гудящей лавине техники, чтобы начать встречное движение по мосту.

Надеяться на скорую переправу нам, подъехавшим к мосту сбоку, да еще и без очереди, нечего и думать, и мы решаем поискать брод. В полусотне метрах от моста, ниже по течению, оба берега не так круты. Свинтив свои длинные банники, прощупываем ими, словно шестами, речное дно со своего и с противоположного берега (двое командиров машин перебрались туда по мосту). Дно оказалось, на наше счастье, плотным, даже каменистым, и покато уходило в глубину, которую измерять не стали, так как ширина речки невелика и равна примерно длине пяти-шести самоходок, выстроившихся в «затылок» друг другу. Воздуха, имеющегося внутри машины, вполне должно хватить на те немногие минуты, когда двигателю придется работать под водой, только жалюзи надо прикрыть плотно брезентом и придавить его камнями. А если самоходка по какой-либо причине все же застрянет в речке, нетрудно будет вытащить ее обратно.

Головную машину в колонне сегодня ведет гвардии младший техник-лейтенант Василий Бараненко. Ему и предстоит первому испытать брод. Орудие Васиной самоходки зачехлено и задрано вверх, чтобы не «накормить» его, когда ИСУ станет вылезать на берег. Экипажу приказано покинуть машину. Водитель задраил башенные люки и завел двигатель. С разрешения комбата на башне устроился наводчик из Васиного экипажа, любитель острых ощущений, пожелавший переправиться «верхом». Самоходка медленно трогается, приближается к облюбованному нами месту, плавно сползает с берега в воду и уверенно движется на ту сторону, быстро погружаясь и гоня перед собою волну. Сержант на башне поспешно вскакивает на ноги: посреди речки ИСУ совсем скрылась под водой, а волна, [444] перекатившись через башню, едва не смыла его, захлестнув выше колен. Затаив дыхание, наблюдаем, что будет дальше. Но через минуту конец ствола уже выставился из воды, за ним вынырнул верх башни, и вот уже вся самоходка круто выходит из-под воды, с ее темно-зеленой брони скатываются, серебристо сверкая в солнечных лучах, водяные струи. Вот машина уже карабкается, цепляясь гусеницами за грунт, на берег, на секунду замирает, вздыбившись, и мягко, с тяжелой грациозностью, опускается на обе «ступни» среди увядшей травы. Тотчас откидывается крышка левого люка и на башню выскакивает, словно ошпаренный, Вася, мокрый с ног до головы и стоя во весь рост. Некоторое время он энергично жестикулирует руками, сперва молча, так как изо рта у него вместо звуков вырываются фонтанчики воды. Отплевавшись и набрав во всю свою широкую грудь воздуха, водитель так громогласно чертыхается, что его слышат даже на мосту. Облегчив таким образом душу, Бараненко крикнул Нилу: «Клин закрой! Триплекс подними!» — и, усевшись на башне, стянул сапоги и вылил из них воду.

Люди, едущие и идущие по мосту, а также ожидающие своей очереди на обоих берегах, по-видимому, не обратили внимания на Васино «крещение», но, когда наши тяжелые «зверобои» один за другим стали нырять с берега в речку, исчезая под водой, а затем с могучим рыком вылезать на противоположном, в воздух взлетели пилотки и фуражки, раздались одобрительные крики:

— Ура! Молодцы танкисты!

— Во дают, черти чумазые!

— Ну, теперь фриц и на морском дне не спрячется!

Блестя мокрыми башнями и орудиями, самоходки, стоящие или еще передвигающиеся по прибрежному лугу, напоминали каких-то допотопных, добродушных с виду, хоботастых чудовищ, которые после купания вышли на берег, чтобы покататься с боку на бок в траве и попастись.

Пока выгоняли через люки-лазы воду из машин, пока выстраивались в колонну, мы успели вытащить из речки за-ради бога два грузовика, неизвестно как очутившиеся в воде. Скорей всего, это произошло перед нашим появлением, во время бомбежки, потому что несколько свежих воронок чернело непросохшей землей на обоих берегах рядом с мостом.

А Вася Бараненко, пользуясь паузой, крепко выжал мокрую одежду, снова с трудом напялил ее на себя, утеплился шинелью [445] и между делом кратко доложил нам о своем купании. От волнения он не задраил перед преодолением брода смотровой люк, и, когда башня погрузилась в реку, вода тугой струей ударила водителя в лицо и грудь, ослепляя и прижимая к спинке сиденья. Но Вася не растерялся и, хотя изрядно нахлебался воды, принимая холодную ванну, рычагов все же не выпустил из рук и ногу на педали газа удержал.

Дальше колонна наша двигалась почти без задержек и в 21.00 прибыла к штабу. Здесь заправили машины, но горючего на полную заправку не хватило. Зато сами наелись досыта и получили почту. Мне сразу два письма: от двоюродной Иринки из Калинина и из магнитогорского детдома.

Морозов сильно ушиб руку из-за лихачества Васьки Егорова, водителя танка-тягача, и наш экипаж снова без замкового. 8 октября

На рассвете просолидолили ходовую часть. Это профилактика после вчерашнего «купания», да и вообще пора. Потом с утра целый день тщетно пытались догнать ловко ускользающего из-под самого нашего носа противника.

В полку уцелело с начала боевых действий всего три наших «старых», не раз ремонтированных ИСУ-152: Феди Сидорова, Володи Карапузова и моя с Нилом. Остальные машины — пополнение за счет выведенных на переформировку частей.