Органы государственной безопасности и Красная армия: Деятельность органов ВЧК — ОГПУ по обеспечению
Органы государственной безопасности и Красная армия: Деятельность органов ВЧК — ОГПУ по обеспечению читать книгу онлайн
Монография, основу которой составили документы, впервые вводимые в научный оборот, посвящена деятельности органов ВЧК — ОГПУ по обеспечению безопасности вооруженных сил. В книге читатель найдет нетрадиционные оценки деятельности как чекистов (включая Дзержинского), так и военных работников, полнее увидит взаимосвязь работы органов госбезопасности в Красной армии с общей внешнеполитической обстановкой и внутри страны, с конкретными решениями высшего партийно-государственного руководства РСФСР — СССР.
В монографии разъяснена нелепость часто встречающихся в исторической литературе о периоде 1920-х — начала 1930-х годов утверждений о негативной роли чекистов в деле укрепления обороноспособности страны и Красной армии в частности. Сотрудники ВЧК — ОГПУ, наоборот, делали все от них зависящее для укрепления вооруженных сил, для устранения или минимизации вредных последствий реально существовавших угроз для армии и флота нашей страны.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Таким образом, мы можем констатировать, что чекисты абсолютно резонно ставили на протяжении 20-х годов вопрос о низкой эффективности территориальной системы, опасностях, которые она в себе таит. Взгляды сотрудников ОГПУ совпадали с мнениями реалистично мысливших представителей командования РККА.
В ходе реформирования РККА чекисты, используя свои оперативные возможности, оказывали содействие высшему военному руководству и командованию на местах в реализации принципа единоначалия, одного из важнейших принципов военного строительства. Претворение его в жизнь являлось объективно обусловленной закономерностью развития Вооруженных сил. Однако, в силу специфичности процесса создания РККА и Флота в СССР, указанный принцип одномоментно внедрить было невозможно. Власть командиров в годы Гражданской войны решительно ограничивалась наличием института комиссаров. С окончанием войны, после резкого сокращения армии, а следовательно и командного состава, проведения его чисток от ненадежных в политическом плане лиц из числа бывших офицеров, насыщения Красной армии выпускниками советских военных школ и академий, ЦК РКП(б) посчитал возможным принять постановление от 28 июля 1924 г. о введении единоначалия в войсках [1129].
Однако единоначалие распространялось не на всех командиров, а лишь на членов большевистской партии, способных взять на себя не только строевые и административно-хозяйственные функции, но и полностью отвечать за морально-политическое состояние войск.
К концу 1925 г. число единоначальников в Украинском округе увеличилось в три раза, в Западном — в два с половиной, а в Северо-Кавказском — почти в два раза [1130].
Правда, прирост достигался в основном за счет старшего и высшего комсостава, а не на уровне командиров батальонов и рот. Политработники менее активно переходили на командные должности, проявляя некоторый консерватизм, не желая при этом сокращения своих прав и переквалификации из комиссаров в помощников по политической части. Подытоживая первые успехи в переходе к единоначалию, руководитель Политического управления РККА А. Бубнов сказал, что многие командиры, став единоначальниками, сваливали всю ответственность за партийно-политическую работу и моральную устойчивость войск на комполитов [1131].
Более того, некоторые военные работники начали поговаривать, что необходимо ослабить партийное руководство армией. С другой стороны, обозначилась тенденция ускоренной коммунизации комсостава, которая заключалась во вступлении в ряды РКП(б), ВКП(б) для того, чтобы стать единоначальником и избавиться от надзора комиссаров [1132].
Многие политработники и чекисты реально понимали, к чему этот процесс может привести. По крайней мере, для сотрудников ГПУ — ОГПУ политическая и нравственная физиономия некоторых старших и высших командиров была ясна. Мы уже приводили сведения о М. Тухачевском и об И. Уборевиче. Дополним их следующими фактами.
В октябре 1929 г. Особый отдел Украинского военного округа прислал внеочередное донесение о попытке самоубийства командира-комиссара (т. е. единоначальника — А. З.) 51-й дивизии на почве злоупотребления спиртными напитками, о написании им заявления о выходе из партии и рапорта о демобилизации. Он неоднократно заявлял, что многие командиры РККА глупее его, но уже командуют корпусами или работают на ответственных должностях в центральном аппарате РККА, а его всего лишь направляют на политические курсы в Москву. Обо всем этом чекисты довели до сведения К. Ворошилова [1133].
Несколько месяцев спустя ОГПУ сообщило наркому по военным и морским делам о попытке самоубийства на почве употребления наркотических веществ командира-комиссара 2-й стрелковой дивизии. Поведение комдива стало темой для обсуждения подчиненными, что самым непосредственным образом влияло на морально-политическое положение начсостава [1134].
Регулярно пьянствовал и командующий Краснознаменной Кавказской армией К Авксентьевский, вследствие чего у него был серьезный конфликт с начальником политуправления Иппо [1135].
Командарма пытались лечить (одновременно с учебой в немецкой академии — A. З.) в Германии, но это закончилось скандалом и досрочным откомандированием в Москву. Вскоре его отправили в бессрочный отпуск, а фактически уволили со службы [1136].
Партийная часть начсостава Балтийского флота отказала командующему М. Викторову в доверии, отклонив в октябре 1930 г. его заявление о приеме в члены ВКП(б) [1137].
Чекисты вынуждены были оперативными мерами прикрывать обстоятельства убийства командира 2-го кавалерийского корпуса Г. Котовского. Начальник Одесского отдела ОГПУ Л. Заковский сообщил Г. Ягоде, что политическим совещанием (в него входили комполит корпуса, начальник особого отдела и военный прокурор — A. З.) постановлено через прессу настаивать на политической подоплеке убийства [1138].
Следствие по факту гибели Г. Котовского взял лично на себя Л. Заковский, развивавший версию о связи убийцы со спецслужбами Румынии.
Пьянствовал и, что значительно важнее, поддерживал троцкистскую оппозицию бывший командир конного корпуса Г. Гай. Будучи арестованным в 1935 г. за высказывание намерений убить И. Сталина, он показал, что вел антипартийные разговоры под влиянием личной неудовлетворенности своим общественным положением и занимаемой должностью [1139].
Такого рода характеристику некоторых представителей командного состава можно было бы продолжать. В большинстве случаев политработники и особисты придерживались единых позиций и каждый по своей линии докладывал о фактах «коммунистического чванства» и о низком моральном уровне ряда партийных командиров-единоначальников.
Число конфликтных ситуаций между командирами-единоначальниками и политработниками множилось. На развитие конфликтов повлияла и директива ПУР РККК № 28015/с от июня 1928 г. «О проведении самокритики в РККА». Основной идеей директивы являлось нацелить организаторов кампании на поднятие боеспособности Красной армии и укрепление руководящей роли в ней ВКП(б) [1140].
Указанная директива появилась на фоне событий, которые позднее обозначались как действия «военной оппозиции». Суть ситуации заключалась в том, что некоторые партийные организации, политорганы и военно-политическое учебное заведение (Академия им. Н. Толмачева), стремясь указать на развитие нездоровых явлений в РККА, таких как пьянство комсостава, очковтирательство, фельдфебельщина, рукоприкладство и т. д., перешли в принятых на собраниях резолюциях и решениях дозволенную грань и заявили о недостаточно твердом и четком руководстве Вооруженными силами со стороны РВС СССР и ПУРа (соответственно К. Ворошилова и А. Бубнова) [1141].
Выступавшие на партийных собраниях связывали указанные отрицательные тенденции с упущениями в практике проведения единоначалия. Начальник Военно-политической академии Я. Берман еще 27 января 1927 г. обратился с письмом к начальнику ПУРа А. Бубнову, где отметил, что постановление о ликвидации комиссарского института как контрольно-политического органа ошибочно и приведет к снижению уровня партруководства в Красной армии [1142].