Инквизиция

Анонимные доносы имели такое же значение, как и подписанные. Там, где отсутствовал комиссарий инквизиции, доносы принимал приходский священник. Инквизиторы гарантировали доносчикам полную безнаказанность, имена доносчиков держались в строжайшей тайне от их жертв. Но «новому христианину» угрожали не только доносчики, но и шантажисты. Последних имелись целые организации, высасывавшие из своих жертв на протяжении десятилетий деньги под угрозой передать их в руки инквизиции.

Шантажисты пользовались успехом, так как вступавший с ними в сделку «новый христианин» терял лишь часть своего имущества и сохранял жизнь, в то время как инквизиция при аресте конфисковывала все его имущество и затем ставила перед дилеммой: или признать себя виновным и отделаться наказанием, или отрицать свою вину и закончить жизнь на костре. Конфисковав у подследственного имущество, инквизиция была всячески заинтересована доказать его виновность, так как в противном случае она должна была бы вернуть ему конфискованное. Но этого не случалось даже в тех редчайших случаях, когда подследственного признавали невиновным. Даже тогда он должен был оплатить свое содержание в застенках, которое, как правило, длилось годами, и все прочие расходы, превышавшие обычно его состояние.

Узники португальской инквизиции содержались в варварских условиях. В камерах лиссабонской инквизиции было сыро, холодно, душно и зловонно. Узников держали в заключении годами до вынесения приговора. Из сохранившегося списка заключенных XVII в. следует, что 57 заключенных содержалось в тюрьме под следствием свыше четырех лет, из них девять — семь лет, шесть — десять и одиннадцать лет, один — тринадцать лет, один — четырнадцать лет.

В инструкции «священного» трибунала от 1552 г. говорится, что только тот раскаявшийся еретик считается хорошим, который помогает раскрыть своих сообщников и выдает особенно дорогих ему близких родственников и друзей. У строптивых узников инквизиторы угрозами и пытками вырывали нужные им признания.

Аутодафе в Лиссабоне происходило на площади Торрейру ду Посу, на которой возвышались трибуны, вмещавшие около 3 тыс. зрителей. На специальном помосте восседали члены королевского двора, церковные иерархи и инквизиторы, напротив размещались жертвы — еретики, упорствующие, «отрицающие», которым после молебна и соответствующей проповеди зачитывались приговоры, осуждавшие их на различные кары, вплоть до передачи в руки светских властей для «достойного наказания» — сожжения на костре.

Еретиков сжигали на площади Рибэйра сразу же после аутодафе. Тем, кто выражал желание умереть в католической вере, оказывали особую «милость» — их предварительно гарротировали, а уж потом бросали в костер. Тех же, кто отказывался от католической веры, сжигали живьем, и для таких возводили костры четырехметровой высоты. Над костром устанавливался помост со столбом посредине. Туда взбирались по лестнице осужденный, палач и два проповедника-иезуита, не терявших надежды «образумить» еретика, пока его привязывали к столбу. Затем палачи спускались на землю.

Под исступленные крики толпы, фанатизм которой разжигали попы, палач и его помощники тыкали в голову осужденного длинными шестами с прикрепленной на концах горящей паклей. Гигантский костер горел иногда до двух часов, изжаривая в буквальном смысле слова осужденного. Во время «процедуры» окружавшие костер фанатики бросали камни в несчастного, норовя размозжить ему голову…

Португальская корона превратила инквизицию в одно из своих самых доходных предприятий. Если взять в качестве ориентира только суммы, уплаченные «новыми христианами» в качестве откупного за временное прекращение инквизиционного террора, то станет ясным, какую баснословную выгоду извлекала португальская корона из преследования еретиков. В 1577 г. «новые христиане» добились от короля Себастьяна за 225 тыс. крусадо разрешения на выезд в заморские колонии Португалии. [345] В том же году они уплатили ему же еще 250 тыс. крусадо за запрет инквизиции производить конфискацию имущества в течение последующих 10 лет.

Однако два года спустя этот король, имевший также титул кардинала, отрекся от данных обещаний, не вернув, разумеется, полученных денег. В 1605 г. «новые христиане» заплатили короне астрономическую по тем временам сумму в 1700 тыс. крусадо за обещание, гарантированное папой, не подвергать их преследованиям за прошлые «преступления», что принесло им краткую передышку. В 1649 г. они «пожертвовали» королевской Генеральной компании по торговле с Бразилией 1250 тыс. крусадо. Это их спасло от установления инквизиции в Бразилии.

Инквизиторы не испытывали особого восторга от подобного рода сделок, весь доход от которых поступал прямехонько в королевскую казну, минуя их бездонные карманы, а ведь свои доходы инквизиторы получали от конфискаций и штрафов, накладываемых на их жертвы, включая даже тех, кого освобождали из-под ареста за недоказанностью преступления. Инквизиторы, опасаясь сокращения своих доходов, убеждали королевскую власть, что они способны выколотить из «новых христиан» куда больше золота, чем король путем прямых сделок с ними.

В 1673 г. инквизитор Лейра предупреждал короля Педру II: «Если новые христиане обещают дать 500 тыс. крусадо за всеобщую амнистию, то знайте, ваше королевское величество, что, применяя справедливые святые законы (т. е. инквизицию. — И. Г.), можно добиться значительно большего». [346]

Большинство «новых христиан», преследуемых инквизицией, принадлежало к различным слоям городского общества. Из списка иудействующих (мужчин) жертв инквизиции в 1682–1691 гг. 185 являлись торговцами, 69 — служащими: нотариусами, счетоводами, чиновниками налогового ведомства, а также адвокатами, врачами, аптекарями, 129 — собственниками различных предприятий, 195 — ремесленниками, 80 — рабочими, крестьянами и солдатами. [347]

Преследование этих людей подрывало влияние буржуазных слоев населения, тормозя развитие капиталистических отношений и городской культуры в Португалии.