Глупость или измена? Расследование гибели СССР

Вот вам и по собственной инициативе.

Мирослав Якеш оказался переходной фигурой.

29 октября 1989 г. в Праге прошла первая массовая демонстрация. 17 ноября она повторилась [2378]. «Телевидение всего мира показало «тело студента» Мартина Шмидта, скончавшегося от полицейских побоев во время разгона демонстрации». Страна взорвалась митингами и забастовками протеста [2379].

24–25 ноября М. Якеш и некоторые другие лидеры КПЧ подали в отставку, новым генсеком стал К. Урбанек. 30 ноября из конституции была исключена статья о руководящей роли КПЧ. 28–29 декабря состоялись президентские выборы, победу на которых одержал лидер поддерживавшейся Д. Соросом оппозиционной организации Хартия — 77 Вацлав Гавел. К власти пришли чешские диссиденты [2380].

После этого, пишет В.К. Буковский, «они установили, что все начальные этапы волнений, приведших к падению руководства Янеша, осуществлялись чешской госбезопасностью. А организовывались под руководством генерала Алоиза Лоренца — главы управления разведки ЧССР — по распоряжению начальника разведуправления КГБ генерала Виктора Глушко» [2381], который с 14 по 18 ноября находился в Праге [2382].

В.Ф. Грушко отвергает эти обвинения и в доказательство своей невиновности ссылается на статью, которая была опубликована осенью 1991 г. в «Комсомольской правде» [2383]. Статья в «Комсомолке» — очень весомый аргумент. Это не «Мурзилка».

Когда в ходе ноябрьских событий дотошные журналисты стали интересоваться судьбой убитого студента, выяснилось, что ни в один морг его тело не поступало. В то же время было установлено, что якобы погибший студент Мартин Шмидт жив и здоров и ни в какой демонстрации не участвовал. Оказалось, что «роль погибшего студента небезуспешно сыграл поручик госбезопасности Л. Зивчак [2384], заранее внедрённый в студенческую среду» [2385] (его «бездыханное» тело, политое красным раствором, таскали по ужаснувшейся Праге). А сообщил о его «смерти» средствам массовой информации другой офицер спецслужбы» [2386].

«В пятую годовщину этих событий генерал Лоренц, — пишет В.К. Буковский, — появился на наших экранах и подтвердил всё это…» [2387].

Член парламентской комиссии, занимавшейся этим расследованием, Вацлав Бартушка, опубликовал по его материалам специальную книгу под названием «Полуясно» [2388]. В ней он заявил, что «в процессе работы ему и его коллегам постоянно приходилось натыкаться на «след КГБ». Высшие офицеры госбезопасности ЧССР признавали, что поддерживали тесный контакт с московскими коллегами в период роковых событий» [2389].

Особое место среди стран «народной демократии» занимала ГДР.

В.М. Фалин утверждает, что ещё «в марте 1988 г.» он представил М.С. Горбачёву записку, в которой писал, что в «ближайшие три месяца обстановка в ГДР может быть полностью дестабилизирована» [2390].

6 октября 1989 г. М.С. Горбачёв прибыл в Берлин на празднование 40 — летия республики. Он вспоминает, что был поражён, когда во время демонстрации колонны проходили мимо трибун, скандируя: «Перестройка. Горбачёв. Горбачёв, спаси нас ещё раз» [2391].

А поскольку для первого секретаря Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) Э. Хонеккера подобная демонстрация оказалась неожиданной, можно утверждать, что министр государственной безопасности Э. Мильке не поставил своего лидера в известность о подготовке к ней.

Как пишет служивший в представительстве КГБ СССР при МГБ ГДР И.Н. Кузьмин, до этого Э. Мильке обращался в германское представительство КГБ и прямо к М.С. Горбачёву с предложением о необходимости отстранения Э. Хонеккера. Подобные переговоры с КГБ и советским посольством вели премьер ГДР Вилли Штоф, заместитель премьера Вернер Кроликовский. В оппозицию входили также заместитель премьера Альфред Нойман, Эгон Кренц и Курт Хагер. Все они были членами Политбюро ЦК СЕПГ [2392].

Из ГДР М.С. Горбачёв вернулся 7 октября 1989 г. и на первом же заседании Политбюро заявил, что «Хонеккер не чувствует осложнения обстановки вокруг него» [2393]. 16 октября Михаил Сергеевич снова собрал некоторых высших должностных лиц партии и уже прямо поставил вопрос о необходимости изменений в руководстве СЕПГ. Причём некоторые из участников этого совещания поднимали вопрос об объединении Германии [2394].

Через день, 18 октября Пленум ЦК СЕПГ освободил Э. Хонеккера от обязанностей генсека и председателя Госсовета ГДР [2395].

«Я покривил бы душой, — пишет Михаил Сергеевич, — если бы сказал, что мы вообще сидели сложа руки. Но самым решительным образом отвожу намёки, будто бы мои и других членов советского руководства контакты с руководителями ГДР на этом критическом этапе были попыткой давления, навязывания, шантажа» [2396].

В одном из своих выступлений, М.С. Горбачёв заявил, что он «давно знает Путина» [2397]. Естественно возникает вопрос: откуда? Ведь когда Михаил Сергеевич был Генеральным секретарём, Владимир Владимирович носил скромные погоны офицера КГБ СССР и служил в ГДР.

Ключ к разгадке этой тайны, по всей видимости, следует искать в книге немецких журналистов Ральфа Георга Ройта и Андреаса Бенте «Заговор», которая вышла в ФРГ в 1993 г. [2398]. В ней «со ссылкой на источники из Федерального ведомства по охране конституции» была сделана попытка раскрыть деятельность «суперсекретной группы КГБ «Луч» [2399], на которую якобы «была возложена задача свалить режим Хонеккера» [2400].

Идея создания спецгруппы для контроля над руководством ГДР возникла ещё в 70 — е годы, но была реализована только «в начале 80 — х». По некоторым сведениям, «аналогичные группы» действовали в Польше — «Висла» и в Чехословакии — «Влтава» [2401].

Стремясь к отстранению Э. Хонеккера, Москва сделала ставку на руководителя дрезденской организации СЕПГ Ханса Модрова. «Тогдашний советник — посланник нашего посольства в ГДР Всеволод Иванович Совва рассказывал», «как он тайно провозил Модрова в своём автомобиле с дипломатическими номерами», Так как «Ханс Модров не мог открыто приехать в советское посольство в Берлине, за которым следили немецкие чекисты» [2402].

Ханс Модров не только подтверждает этот факт, но и уточняет, что поддерживал отношения с советским посольством с конца 70 — х годов: «Я, — вспоминал он, — ни в коем случае не подъезжал к советскому посольству на своей служебной машине. На некотором расстоянии от него я пересаживался в «Жигули» и въезжал на территорию посольства через задние ворота» [2403].