О царствовании Юстиниана

10. Такая блестящая, замечательная, сопровождавшаяся таким решительным результатом победа нелегко могла быть достигнута кем-либо в прежние времена. Но если где-либо прежде и другие претерпели подобное бедствие, то найдешь, что и они погибли из-за своей неправды. Ибо Датис, сатрап Дария, когда явился в Марафон с персидским войском, думал ниспровергнуть Аттику и всю Грецию. Причину похода нельзя было признать ни хорошей, ни справедливой. Царь Дарий, как кажется, не удовлетворялся громадным пространством Азии, считал недопустимым, если не поработит и Европу.

Поэтому-то мидяне и потерпели сокрушительное поражение. Их было убито в этом сражении столько, что когда перед сражением афиняне, как говорят, дали обет принести в жертву богине Артемиде столько козлов, сколько будет убито в битве неприятелей, то, несмотря на благосклонность к себе Охотницы и успешную охоту, оказались не в состоянии выполнить обет и, принося в жертву даже коз, не могли сравняться с числом убитых. А этот пресловутый Ксеркс и ксерксовы полчища! Каким образом он мог быть побежден греками? Разве не потому, что был и заносчив, и несправедлив, и пришел для порабощения тех, от которых сам не получил никакой обиды? Полагаясь только на численность своего войска и на боевую готовность, он никогда не поступал благоразумно. Они же, поступая должным образом, сражались за свою свободу, не упуская ничего из того, что они были в силах сделать, но желая и выполняя все должным образом. Победы Гилиппа Спартиата, катастрофу Никия и Демосфена, все бедствия в Сиракузах — как можно объяснить все эти события? Только неблагоразумием и несправедливостью. Чего желали афиняне, оставив у ворот врагов, а сами намереваясь сражаться как можно дальше и напасть на Сицилию? Можно перечислить многие другие зародыши неблагоразумия и несправедливости и показать, как они были гибельны для зачинщиков. Но об этом, я полагаю, достаточно сказано.

Тогда римляне (нужно снова возвратиться к рассказу) тела собственных убитых, как изложено, похоронили должным образом, а трупы врагов ограбили, собрав огромное количество оружия. Разорив укрепление и захватив все там находящееся, они были обременены добычей. Распевая песни и украсив себя венками, в прекрасном порядке, сопровождая полководца, они возвратились в Рим.

Можно было видеть обширнейшие пространства вокруг Капуи, пропитанные кровью, а река, переполненная трупами, вышла из берегов.

Мне же один из местных жителей и сообщил элегию начертанную кем-то на столбе, водруженном на берегу реки Она такова:

Была ли эта эпиграмма действительно начертана на камне или обнародованная другим образом дошла до меня, я думаю, ничто не помешает поместить ее здесь. Во всяком случае, пусть она будет приятным памятником этой битвы.

11. В то же время римлянам было возвещено о случившемся с Левтарисом и всеми его людьми. Тогда граждане и воины еще больше водили хороводы и устраивали праздники, как будто уже не боясь ничего враждебного и намереваясь жить в мире и спокойствии. Когда враги, своими нападениями беспокоившие Италию, были там повсеместно уничтожены, то [римляне] уже не верили, что на их место могут прийти другие. Так мыслила толпа, она не привыкла здраво взвешивать вещи и легко впадает в праздность и обо всем судит по тому, что ей приятно и желательно. Нарзес же, который обо всем имел правильное мнение, считал глупостью и безумием их надежды на то, что они освобождены от всякой необходимости предпринимать другие труды, но целиком и навсегда могут отдаться изнеженной жизни. Недоставало немногого, я думаю, по их безрассудству, чтобы они променяли шлемы и щиты на винные амфоры и барбитоны. [32] Так, они считали бесполезным и ненужным в дальнейшем оружие. Стратиг же правильно предусматривал, что франки и позднее останутся врагами, и боялся, что если римляне предадутся изнеженному образу жизни, то исчезнет их мужество, а затем, если настанет время сражения, они, побежденные робостью, окажутся бессильными перед опасностью, И, быть может, это незамедлительно и произошло бы, если бы он не признал нужным действовать быстро. Он созвал войско и произнес речь, вызвав поворот в их душах к благоразумию и мужеству и искоренению чрезмерного хвастовства. Итак, когда все собрались, он выступил на середину и сказал следующее:

12. «Тем, кто внезапно и необычно для себя добился счастья, естественно впадать в излишества и быть потрясенным непривычным, в особенности когда оно выпало неожиданно и мало заслуженно, но вы, о мужи, какое представите извинение, если кто-либо будет обвинять нас в этой перемене? Разве вы не приучены издавна к победе, которой теперь наслаждаетесь? Вы ведь уничтожили и Тотилу и Тейю и весь готский народ. Да вы получили даже большее счастье, чем то, которое обычно присуще вам. Какое счастье может быть сравниваемо с римской славой! Ведь вами унаследовано от предков всегда побеждать врагов. Итак, вы победили и достигли счастья, равного вашему достоинству и вашей заслуге. Достигли же вы этого не праздностью и изнеженной жизнью, но постоянным трудами, а потом и действиями в сражениях. И теперь подобает оставаться при этом и не только радоваться настоящему, но заботиться о будущем, чтобы оно было подобно настоящему. У тех, кто не мыслит так, счастье неустойчиво и в большинстве случаев обращается в свою противоположность. Ясным доказательством этого пусть будет этот разгром франков, которым вы справедливо похваляетесь. Когда их дела до настоящего времени находились в благополучном состоянии, они прониклись заносчивостью, подняли войну против нас, не предвидя крушения своей надежды. Поэтому так и погибли они почти все вследствие скорее собственного безрассудства, чем от нашего оружия. Позорно для вас, мужи римляне, страдать тем же, что и варвары, а не превосходить их умом, так же как и силой. И пусть никто не думает из вас, что нет уже никакого врага, так как все враги истреблены.

Даже если бы это действительно было так, даже и тогда вам не следует отказываться от ваших правил и оставлять свои обязанности. Но каждый поймет, что положение дел не соответствует вашим надеждам. Многочисленнейший и величайший народ франков весьма опытен в военном деле, побеждена нами только незначительная его часть, а это не может внушить противнику страх, а может скорее возбудить гнев его. Вполне правдоподобно поэтому, что они не успокоятся и не перенесут безропотно обиду, но пойдут против нас с большим войском и в короткое время возобновят против нас войну.

Поэтому вы должны отбросить, если признаете это нужным, бездеятельность, восстановить нашу готовность переносить опасности в большем объеме, чем раньше, потому что и опасности нужно ожидать большие, чем раньше. Если вы так будете держать себя, то если даже они и появятся весьма быстро, то нападут на вас, уже приготовившихся и не нуждающихся в промедлении. Если же они совершенно не появятся (нужно сказать и то и другое), ваши дела все же будут в безопасности, и вы покажете, что наилучшим образом позаботились о своих интересах».

При таком увещании Нарзеса стыд и раскаяние в прежнем легкомыслии охватили все войско. Отбросив беззаботность и распущенность, оно перестроило свою жизнь по отечественным нравам.

13. Часть готов в количестве семи тысяч вооруженных людей, которые во многих местах оказывали помощь франкам, полагая, что римляне не успокоятся, но немного спустя нападут на них, тотчас отступила в укрепление Калепсы. [33] Место было сильнейшим и укрепленнейшим, так как было расположено на высокой горе, а у самой вершины со всех сторон поднимались и протягивались обрывистые скалы, так что врагам не было легкого доступа туда. Собравшиеся здесь готы считали, что они будут в безопасности и отнюдь не хотели сдаваться римлянам, но решили всеми силами сопротивляться, если кто нападет на них. Подстрекал их и побуждал к этому варвар, по имени Рагнарис, хотя и не одного с ними рода и племени; он был из так называемых витторов (витторы — гуннское племя), но так как он был ловок, и во всем хитер, и способен любым образом захватить себе власть, то он управлял массой и думал возобновить войну, чтобы благодаря этому стать еще более известным. Итак, Нарзес тотчас со всем войском двинулся на него и затем, так как не мог сразу приблизиться к укреплению и рисковать в трудно доступном месте, то начал осаду и окружил [крепость] со всех сторон, чтобы ничего не было подвезено находящимся внутри, и чтобы они не могли выходить безопасно куда желают. Но от этого варвары мало терпели вреда. Они были полностью обеспечены, так как все необходимое продовольствие и наиболее ценное имущество уже было свезено в эту неприступную крепость. Однако они были недовольны римской осадой и считали позором быть заключенными и стесненными надолго в тесном пространстве, поэтому часто совершали нападения на врагов, чтобы прогнать их оттуда, если смогут, но ничего не сделали достойного упоминания.