Жизнеописания византийских царей

11 . Согласно второму, это был тот самый Фома (в имени нет никакого различия), который издавна состоял при Вардане и был отличен воцарившимся Львом [28] . Исполняя должность начальника федератов и находясь в Анатолике, он услышал, что Михаил убил Льва, решил отомстить за убийство и вместе с тем утолить свой гнев (они издавна, с юных лет не ладили с Михаилом). Хотя он боялся исполнения касающегося его прорицания филомилийского монаха, тем не менее двинул на Михаила войско, притом войско не малое и не слабое, а, напротив, мощное, мужественное и сильное, из людей разного возраста, хорошо владеющих оружием. Впрочем, Михаила все ненавидели и потому, что был он, как говорилось, причастен ереси афинган, и потому, что отличался робостью, и потому, что речь у него хромала, а более всего потому, что не менее речи хромала у него душа. Им тяготились и его презирали многие. Фома же, хоть и с увечным бедром и родом варвар, внушал уважение сединой и тем более вызывал любовь, поскольку столь ценимые воинами качества, как доступность и [27] ласковое обхождение, были свойственны ему еще с детства, а силой в роде бы он тоже никому не уступал. Он привлек на свою сторону сборщиков податей, щедрыми дарами постарался подчинить своей воле многих людей и стал из малого большим, из ничтожной доли – великим. Одних (в ком сидела страсть к переменам и обогащению) он привлек убеждением и дружбой, других (кто уже вкусил зла гражданских возмущений) – силой и принуждением. Потому и разразились гражданские битвы и, словно новые нильские водопады, напоили землю не водой, но кровью. И вот занес смертоносную руку раб над господином, воин над начальником, лохаг над полководцем, и, залитая кровью, застонала вся Азия. Целые города со всеми своими жителями, охваченные страхом, сдались Фоме, некоторые, однако, сопротивлялись, храня верность императору, но и они в конце концов покорились, понеся большие потери и убитыми и пленными. И вся Азия перешла к нему, кроме Катакила – стратига Опсикия [29] и Ольвиана – стратига Армениака. Среди такого количества полководцев только они двое сохранили верность Михаилу. В награду за то, что его не предали, царь сократил так называемый капникон – подать в царскую казну – на один милиарисий [30] . Издавна они, как и все, платили два милиарисия, а с тех пор в благодарность за верность один милиарисий был снят.

12 . Агаряне узнали обо всем, и было им это в радость и в удовольствие. Пользуясь случаем, они без страха нападали на земли и острова, и нигде не встречали никакого сопротивления. Узнал об этом Фома и задумался, [28] покинули его и не возмутились его люди, если бросит он на произвол судьбы жителей родных и других восточных земель, позволит убивать и пленять их жен и детей, и потому решил своим появлением сдержать натиск агарян, устрашить многочисленным войском и хитрыми уловками склонить к миру. Так все и случилось. Он повернул назад, напал на сарацин в их стране, показал свою силу, вступил с варварами в переговоры, заключил мир, вошел с ними в военный союз, посулив и пообещав то, о чем говорилось прежде: отдать им Ромейскую державу и подчинить ее их власти [31] . В своих чаяниях он не промахнулся, сподобился венца и был провозглашен самодержцем Иаковом – в то время властителем антиохийского престола [32] . Он собрал, а вернее, взял в подкрепление множество воинов: не только агарян, граничащих и соседствующих с нами, но и живущих подальше египтян, индов, персов, ассирийцев, армян, халдов, ивиров, зихов, кавиров и всех следующих учению и наставлению Мани [33] . Окружив и оборонив себя ими, Фома и счел нужным вместе с нравом сменить и имя, а также приобрести приемного сына (об этом уже говорилось).

13 . И вот Фома двинул свое войско, истребляя весь Восток и всякого, не пожелавшего к нему присоединиться. Царю донесли об этом, но он решил, что разговоров больше, чем дела, и отправил против Фомы войско небольшое и небоеспособное, столкнувшись с которым тот одних, будто кружку воды жаждущий, изничтожил одним махом, других обратил в бегство и этим весьма укрепил свое положение. Он снарядил диеры [34] , дал им в сопровождение грузовые суда с продовольствием и лошадьми, потом овладел фемным флотом [35] и приказал всем морским силам собираться у Лесбоса. Возомнив себя уже непобедимым, Фома принялся опустошать всю Азию [36] . Командуя восьмьюдесятью тысячами послушных единому его слову воинов, он отправился к Авидосу, намереваясь там совершить переправу. На какие бы земли Фома ни нападал, все их – скудные и обильные – обращал он в прах и пыль. И осталась лишь одна, избежавшая разорения цветущая область, на которую он велел напасть с войском своему приемному сыну. А тот, вдохновленный демонским чародейством, воспарив душой из-за прорицания, во всеуслышание разглагольствовал перед своими людьми, объявляя, что в такой-то день вступит в царственный город. Но попал этот несчастный в тяжкую беду. Полагая, что местность противником оставлена, он ехал на коне вне строя и попал в засаду Ольвиана, ему отрубили голову, которую послали царю Михаилу. А тот переправил голову отцу (тот между тем не замедлил движения и не отступил перед трудностями и тяготами пути). Получив голову, Фома улучил время, когда луна из-за схождения становится невидимой, и без промедления сразу в нескольких местах переправился из прибрежного селения Оркосия во Фракию. Еще до этой переправы не спокоен был Михаил и потому, объезжая Фракию, призвал ее жителей выступить против мятежника, не щадить крови, выполнить свой долг и не посрамить ни верности царю, ни собственной доблести и мужества. Но не слишком воинственным показался фракийцам вид Михаила и потому, когда царь вернулся в столицу, а перед ними самолично предстал Фома, все без слова возражения [29] перекинулись на его сторону и вместе с предводителем двинулись на царственный город.

14 . Эта весть мгновенно дошла до царя, и он, видя опасность, грозившую царству, сколотил отряд из остатков воинов из Азии, а также собрал кое-какие силы стараниями Катакила и Ольвиана. Не пренебрег он и морским войском, и очень быстро приготовился встретить врагов и с моря и с суши. Положение было столь трудным и грозным, что царь протянул цепь от акрополя до селения на противоположном берегу, чтобы изнутри преградить путь врагу [37] . Жил тогда в изгнании на одном из Кикладских островов некий муж, неоднократно занимавший должность стратига, уже успевший вызвать к себе неприязнь в душе Михаила. Звали его Григорий Птерот, он приходился племянником Льву, а после его убийства был изгнан за то, что явился на поклон к Михаилу не с замкнутыми устами, а с кипящим сердцем и любовью ко Льву, осыпал нового царя бранью и уличил в убийстве. И сказал ему тогда Михаил: «Вижу море твоего отчаяния и глубину горя», – и посоветовал терпеливо сносить несчастие. Однако уже па третий день он сослал Григория на один из Кикладских островов. Вот его-то и привлек себе Фома и назначил стратигом примерно десятитысячного сухопутного войска. Снарядил он и морской флот, дал ему другого стратига и словно некий головной отряд отправил его вперед, решив штурмовать город как с суши, так и с моря. Так все и было сделано, морские и сухопутные силы одновременно подошли к Влахернской бухте [38] (нисколько не помешала им протянутая железная цепь!). Их присутствию, однако, не придали почти никакого значения, и потому не совершили они ничего достойного упоминания. Впрочем, Фома с помощью каких-то механиков изготовил бараны, черепахи и гелеполы [39] , коими думал сокрушить стены, кроме того, усыновил и привлек к восстанию некоего Анастасия, черного телом, черного душой (он только что оставил монашество и предался мирской и суетной жизни), и во главе многочисленного войска приблизился к царственному городу. Он полагал, что стоит ему появиться перед стенами, как горожане из одной ненависти к Михаилу сразу распахнут перед ним ворота. Но поскольку его надежды не оправдались и, более того, защитники осыпали его градом поношений и оскорблений, Фома разбил палатку полководца и лагерь у дома Павлина в том месте, где наподобие некого дворца сооружен храм святым Бессеребренникам [40] . Своим войском он прочесал всю местность до Евксинского Понта, Иерона и еще дальше, желая убедиться, не затаился ли за его спиной какой-нибудь враг [41] .