Всемирная история. Том 4. Новейшая история

Второй поход 1829 года был решающим. Император Николай сам держался вдали от военных действий и поступал благоразумно, так как военным талантом не обладал. Главное командование он предоставил генералу Дибичу. Генерал этот совершил блестящий поход: оставив наблюдательный корпус при крепости Силистрии, он двинулся на юг к Шумле и разбил турок в битве при Кулевче (11 июня). После падения Силистрии, он распустил слух, что со всеми силами приступит к осаде Шумлы, а, между тем, перешел через Балканы и неожиданно появился перед Адрианополем, который мог бы смело устоять против 30 000 русского войска. Но озадаченные турки, не имея сведений об общем ходе дел, бежали по дороге в Константинополь и предоставили большой город смелому победителю (28 августа), который еще раз решился попытать смелостью победить турецкую неспособность. С малочисленным войском, не более 20 000, пошел он на Константинополь.

Идти на приступ хорошо укрепленного города, лежащего в беспримерно хорошем положении — было безумием при таких незначительных силах, и при самом ограниченном военном искусстве нескольких дней было бы достаточно, чтобы принудить генерала к опасному, при малочисленности его отряда, отступлению. Но в Константинополе не понимали этого; там считали себя в самом опасном положении. Дибич поддерживал их в этом убеждении своими приготовлениями к приступу и величайшей самоуверенностью, которую он выказывал. В Азии туркам тоже не везло, и они желали прекратить войну. Европейские кабинеты советовали Порте войти в соглашение с Россией, а прусский генерал Мюфлинг оказал большую услугу, представляя в Константинополе военное положение турок с русской точки зрения.

Так состоялся 14 сентября 1829 года Адрианопольский мир, возвративший туркам все их владения в Европе. В Азии русские получили Поти, Анапу на восточном берегу Черного моря и несколько крепостей внутри страны. Относительно дунайских княжеств возобновлены были постановления Аккерманского договора, предоставлявшие их русскому влиянию: господарей избирали пожизненно, и они почти совсем освобождались от верховной власти Порты. В этом мирном договоре положено было начало разрешению греческого вопроса. Еще во время русско-турецкой войны победитель при Наварине, Кодрингтон, появился перед Александрией и принудил пашу Магомета-Али отправить сыну своему приказ об очищении Греции. Летом 1828 года 14 000 французов, под начальством генерала Мезона, высадились в Пелопоннесе, и турки передали им крепости, которые еще занимали. В параграфе 10 Адрианопольского мирного договора Порта признала основы договора 6 июля 1826 года — независимость Греции во внутренних делах, с уплатой ежегодной дани Порте.

Таким образом, греческий вопрос вступил в последнюю фазу своего развития. Во главе правительства, ежели здесь можно употребить это выражение, стоял пока избранник кибернет, граф Каподистрия, прибывший в Навплию в январе 1828 года. Задача его была крайне трудная в стране разоренной, с неизвестной будущностью, соперничеством партий, страстями и интригами. Судьба страны должна была окончательно решиться на конференции великих держав в Лондоне. В заключительном англо-франко-русском постановлении от 3 февраля 1830 года Грецию освободили от всякой дани Турции, сделали, следовательно, вполне самостоятельным государством, но в целях вознаграждения Порты сузили границы сравнительно с первоначальными предположениями. Искали короля для нового королевства: принц Леопольд Кобургский, зять Георга IV английского, после долгих размышлений отказался, между прочим потому, что границы не соответствовали, по его мнению, потребностям страны.

Таким образом, Каподистрия оставался временно во главе правления много испытавшей страны, но наконец освобожденной от невыносимого и неестественного ига. Дальнейшее устройство ее, конечно, должно было стоять в теснейшей связи и зависимости от воли и взаимного согласия великих европейских держав.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Июльская революция

В греческом вопросе принципы конгресса оказались неприменимы. Османское иго было совершенно законное иго, и греческое восстание было такой же революцией, как и всякая другая. Между тем революция эта достигла своей цели, именно благодаря помощи императора Николая, самодержца и строгого легитимиста. Это не единственный случай, где ясно выказалось, что фраза о «поддержке существующего» не может служить основанием серьезной политики и может служить догматом только для весьма ограниченных умов, в это время особыми обстоятельствами выдвинутых в господствующую роль и положение, к которым они были так же мало подготовлены, как Франц I к сану императора австрийского. То, что Меттерних, его подражатели и последователи называли революцией, чтобы не доискиваться до настоящих причин и средств исцеления, через пять лет после победы абсолютизма в Испании, одержало одну победу за другой и через пятнадцать лет после основания Священного союза, крупной победой во Франции потрясло до основания порядок, установленный с таким трудом и рачением.

1. Испания и Португалия с 1824 г

Бессмысленную систему, установившуюся в Испании после вторжения, вскоре пришлось несколько изменить. Сам король изменил направление не потому, что его мстительность и жестокость были удовлетворены или он понял, что излишнее преследование конституционалистов может вредно отразиться на самих победителях, а просто потому, что не доверял никому; без чести и совести сам, он и в других всегда предполагал коварные замыслы. К этому он имел некоторое основание: Фердинанд был бездетен, и апостолическая юнта, побочное правительство с надежными связями по всей стране, более рассчитывало на его наследника, инфанта дон Карлоса, брата короля, чем на него самого. Некоторое время положение было неопределенное, страной управляло министерство, то реакционное, то умеренное — с июля 1824 до октября 1825 года — Зеа Бермудез. Нечего говорить, что абсолютистская партия позволяла себе не только заговоры, но и открытое восстание. Таковы все радикальные партии. Власть была в ее руках и будущность казалась обеспеченной. Тут случилось событие, не входившее в ее расчеты. Король, овдовев в третий раз, женился в четвертый раз на неаполитанской принцессе Марии Христине, что было очень неприятно апостоликам. Это дало возможность либералам выказаться перед новой королевой; она вскоре приобрела влияние на немолодого уже короля и замечала несочувственное отношение к себе апостоликов. Имея в виду обстоятельство, что она даст наследника престолу, на случай рождения дочери, король издал так называемую прагматическую санкцию 29 марта 1830 года; законом этим восстанавливалось старокастильское престолонаследие, до Филиппа V, распространявшееся и на французскую династию, утвержденное собранием кортесов в 1789 году, не признававшее салийского закона и допускавшее женщин к управлению. Действительно, у короля родилась 10 октября дочь Изабелла; либералы ухватились за это, как за возможность поднять легитимистски-династическое знамя, около которого они могли бы собираться.

Несколько иной оборот приняли дела в Португалии. В марте 1826 года скончался дом Иоанн; его наследник дом Педро отказался от престола и 23 апреля 1826 года даровал им великодушную конституцию, и португальская корона перешла к его семилетней дочери Марии де Глориа, которую он тут же обручил с ее дядей, дом Мигуэлем, а сам остался императором Бразилии. Сестра короля, Изабелла, сделана регентшей до времени, когда свадьба может состояться. Вскоре она была принуждена обратиться за помощью к Англии, по случаю возмущения апостолической партии. Через три дня по получении депеши португальского правительства в Лондоне, войска были отправлены. 1 января 1827 года высадились они у Лиссабона и оказали услугу уже одним своим появлением. Между правительственными войсками и восставшими, под начальством маркиза де Шава, при Мондео дошло 9 января до столкновения, впрочем нерешительного и вечером прерванного. Когда же ночью в лагере возмутившихся распространился слух о приближении английских войск, они отказались от дальнейшей борьбы и рассеялись.