Мемуары

Во Франции дело обстояло еще хуже: вместо одного правительства, с участием многих лиц, было два [406]. И все знают, каковы были результаты этой порочной системы. Будь избрано одно правительство, то, несомненно, оно и генеральный штаб действовали бы согласованно, т. е. дело обстояло бы так, как у пруссаков, что дало им огромное преимущество над противником. И вместо Вавилона [407] Франция имела бы сильное правительство.

Лишь в начале октября я узнал, что Франция приняла мое предложение; этим я обязан одному только генералу Бордону, приехавшему за мной на Капреру на пароходе «Вилль де Пари», где капитаном был Кудрей. На этом пароходе я отправился в Марсель, куда прибыл 7 октября 1870 г.

Эсквиро, префект этого прославленного города, и восторженное население устроили мне торжественный прием; меня уже ждала телеграмма временного правительства из Тура, вызывавшая меня немедленно туда. Приехав в Тур, я нашел там Кремье и Гле-Бизуана — оба они очень симпатичные и, полагаю, честные люди, но не того калибра, однако, чтобы спасти Францию от того ужасного несчастья, в которое вверг ее Бонапарт; к тому же они были приверженцами порочного образа правления, при котором, даже обладая способностями и желанием сделать что-либо хорошее, это совершенно невозможно. Гамбетта, прилетевший на следующий день на воздушном шаре, привел в движение инертную до этого правительственную машину, оживил ее, раздобыл огромные средства. Но и ему оказались не по плечу имевшие место события — то ли по причине порочного правительства, ошибочно доверившего руководство создающейся новой армией тем же деятелям империи, которые погубили прежнюю армию; то ли из-за отсутствия должного опыта в столь ужасающих обстоятельствах.

В Туре я потерял много времени из-за нерешительности правительства и намеревался уже вернуться домой, так как понял, что оно, как я уже говорил, хочет только использовать мое бедное имя и ничего более.

Мне собирались предложить заняться организацией нескольких сотен итальянских волонтеров, находившихся в Шамбери и Марселе. В конце концов, после долгих пререканий с этими синьорами я, наконец, отправился в Доль, чтобы собрать представителей многих национальностей, которые должны были образовать ядро будущей Вогезской армии.

После Седана пруссаки наступали на Париж, и вполне понятно, что они на своем левом фланге, куда просачивались французские солдаты Новых призывов, должны были держать фланговые отряды, которые неоднократно появлялись в окрестностях Доля, где было размещено небольшое количество собранных мною плохо экипированных и вооруженных людей, находившихся еще в стадии организации. Тем не менее, у нас не было недостатка в энергии и решительности. Мы заняли позиции сначала в Мон-Роллан, а затем в лесу Серр, так что пока мы там находились, Доль был в безопасности. Поскольку вражеская армия двигалась на Париж, то, конечно, следовало держать ее под угрозой по крайней мере вдоль всего фронта от Рейна до столицы Франции. Это поняло правительство Национальной обороны, которое направило в Вогезы значительную часть французских стрелков и генерала Камбриеля с тридцатью тысячами солдат нового призыва, подвижные войска, затем несколько батальонов старой армии и несколько орудий.

Но все эти воинские силы были отброшены из Вогезов к Безансону превосходящими силами противника, когда мы находились еще в Доле. Ординер, префект Безансона, дважды телеграфно просил меня прибыть к нему с тем, чтобы принять необходимые меры для предотвращения развала этих воинских частей.

Синьор Ординер намеревался собрать под моим командованием остатки войсковых частей всего департамента. Все они, равно как и население Безансона, приняли меня с тем же восторгом, как и в Италии. Но прибывший вскоре Гамбетта решил, что необходимо объединить командование всеми силами и доверил генералу Камбриелю командование всеми частями восточного фронта. Нужно заметить, что генерал Камбриель настаивал на предоставлении ему отпуска для лечения полученного им ранения в голову, которое его сильно беспокоило. В ноябре я получил из Доля приказ передислоцироваться с моими людьми в Морван, которому противник угрожал так же, как и металлургическому предприятию Крезо. Я избрал Отен для моего главного штаба. Жители были сильно напуганы приближением пруссаков, почему и решили бросить в речушку Арру единственные два орудия.

С прибытием итальянцев под командой Танара и Равелли, небольшого числа испанцев, греков и поляков, а также нескольких батальонов мобильных отрядов постепенно наметился рост численности ядра наших частей.

Формирование нашей артиллерии началось с нескольких гаубиц, затем мы получили две батареи, каждая из четырех полевых орудий. Мы сформировали несколько конных проводников, в основном итальянцев, число которых все увеличивалось, а к концу войны дошло до двух полных кавалерийских эскадронов. Точно так же обстояло дело с французской кавалерией — вначале она насчитывала всего один отряд конных стрелков из тридцати солдат, а к концу войны она уже составляла целый эскадрон.

Были организованы три бригады: первой командовал генерал Бозак, второй — полковник Дельпеш, который потом был передан в распоряжение полковника Лоббиа, а третьей — Менотти [408].

Несколькими ротами вольных французских стрелков командовали: одной — подполковник Удолине, другой — подполковник Браун, третьей — подполковник Груши, четвертой — подполковник Лост, пятой — майор Ординер; все эти роты, за исключением роты Брауна, были подчинены Менотти и входили в состав его третьей бригады.

В период организации наших воинских частей все эти роты действовали среди неприятельских колонн, непрестанно и весьма основательно беспокоя противника.

Четвертая бригада под командованием Риччотти [409] состояла вначале лишь из рот вольных стрелков, оперировавших подобно другим летучим колоннам, а к концу кампании эта бригада численно выросла за счет нескольких батальонов мобилизованных солдат.

Начальником генерального штаба армии был генерал Бордон, который очень много сделал для моего приезда во Францию, за что его сильно недолюбливали. Я тоже не считаю, что он был совершенством, а о его прошлом знаю только, что он принимал участие в южно-итальянской кампании 1860 г., явившись к нам вместе с мужественным Дефлоттом; был он честным воином. Во имя истины надо сказать, что при организации армии, снабжении ее всем необходимым, он принес нам величайшую пользу, равно как и на поле боя, где проявил себя отважным офицером. Из-за моего частого нездоровья он меня замещал в любых случаях.

Весьма ценным моим сотрудником был полковник Лоббиа, второй начальник моего генерального штаба. Начальником моей штаб-квартиры был полковник Канцио [410], пока он не стал командующим пятой бригадой, к которой была присоединена и первая после смерти генерала Бозака.

На посту начальника штаб-квартиры Канцио сменил майор Фонтана. Командующим нашей артиллерии был полковник Оливье. Майор Бонде, скончавшийся после того, как перешел в армию на Луаре, командовал нашим первым кавалерийским отрядом из тридцати солдат. К концу войны кавалерийским полком командовал майор гусарского эскадрона, фамилию которого я запамятовал.

Оба наших эскадрона проводников сформировал майор Фарлатти. Врач Тимотео Риболи возглавлял нашу санитарную часть. Заместитель интенданта Боме занимал пост интенданта, пока не прибыл назначенный на эту должность офицер, имя которого я забыл. Казначеем был полковник Мартине; начальником телеграфной службы — полковник Луар; начальником инженерных войск — полковник Гэклер; начальником гарнизона при штаб-квартире — подполковник Демей. Не помню фамилию председателя военного суда.

Сорганизованные несколько импровизированным образом, мы выступили в середине ноября через Арней-ле-Дюк и долину Ош, которая спускается к Дижону, где находилась прусская армия Вердера, угрожавшая долине Родано. Ее аванпосты, доходившие до Доля, Нюи, Смобернова, вторгались в окрестностные местечки и накладывали дань на население.