Паруса, разорванные в клочья. Неизвестные катастрофы русского парусного флота в XVIII–XIX вв

— Четырнадцать саженей, грунт ил! — огласили они результат своего промера

Это значило, что до матерого берега еще идти и идти. Однако поднявшийся на ближайший торос, Крузенштерн все же сумел разглядеть в зрительную трубу далекие очертания сибирского берега

— Берег! Берег! Я вижу матерый берег! — закричал он что было сил.

Слабое, но дружное «ура» было ему ответом.

Из воспоминаний Крузенштерна: «Вид этого берега подействовал на всю команду как электрическая искра и снова явилась надежда на спасение, которая вчерашнего дня уже оставила большинство! Действительно, я сам не очень верил в возможность выйти на берег. Позади, впереди, вправо и влево нас окружала вода, а лодки не было. Надо было видеть людей, с какой быстротою они взяли на плечи ноши, какими победителями они смотрели и с какою уверенностью шли вперед, не давая мне времени ступить на свое место: „Ваше благородие, теперь берег в виду и мы можем впереди идти, одному ведь не выдержать каждый день прокладывать путь“. Но, увы! Через час мы встретили воду, а когда переправились через нее, то увидели и большое пространство мелкого льда, где казалось невозможно перейти. Между тем красный песок был ясно виден на утесах материка, позади же была гибель. Что делать? Я пустился вперед, где ползая, где перескакивая с помощью пики, за мной люди. Бог нам помог. Через полтора часа мы достигли снова твердого льда».

Из всех членов команды «Ермака», пожалуй, хуже всех переносил переход барон Будберг. Студент-романтик и талантливый художник, он отправился в экспедицию по зову души, совершенно не представляя, что его ждет в неведомых полярных морях и оказался совершенно не приспособленным к выпавшим на его долю трудностям. В довершение всего близорукий барон где-то потерял свои очки и теперь то и дело проваливался во все попадавшиеся на его пути полыньи, да так, что его порой успевали лишь в самый последний момент схватить за шиворот и вытащить.

Люди шли на последнем пределе сил, одержимые лишь одной мыслью — как можно быстрее добраться до берега и почувствовать под ногами не зыбкий лед, а твердую почву. Однако чем ближе к берегу, тем больше полыней было у них на пути, причем и сами полыньи становились все шире и шире, достигая порою свыше 150 саженей. Преодоление каждой из них превращалось в целую десантную операцию и отнимало уйму времени. Большей частью переправлялись на подвернувшихся льдинах, которые в шутку именовали промеж себя «ермачатами». Одна из таких переправ едва не закончилась трагически для всей команды шхуны.

Дойдя до очередной широкой полыньи и выбрав для переправы через нее весьма малую, но все же подходящую льдину, моряки, как обычно, погрузились на нее и начали переправу. И вдруг в то время, когда они находились как раз посреди полыньи, из воды показались сразу шесть здоровенных моржей. Увидев людей, моржи направились прямо к льдине. Подплыв, звери дружно начали залезать на нее. Что им надо было, так и осталось неизвестным. Может быть они были обозлены вторжением в свои владения, а может это было простое любопытство. Как бы то ни было, но льдина затрещала и стала резко наклоняться. Все сбились к середине, понимая, что если моржи выберутся на льдину, она неминуемо опрокинется и спасения тогда не будет никому. Ситуация выглядела критически. Не теряя времени, Крузенштерн схватил подвернувшуюся под руку пику и с силой ударил ею ближайшего моржа по голове. Тот нехотя плюхнулся в воду, однако, своих намерений взобраться на льдину не оставил. Следуя примеру командира, матросы принялись спихивать пиками моржей в воду. Через некоторое время это удалось, однако самый большой из них — матерый вожак-секач, помогая себе мощными клыками, упорно взбирался на льдину. Раздумывать было некогда, Крузенштерн выхватил револьвер и всадил секачу пулю в лоб. Огромная туша сползла со льдины и скрылась в черной воде. Следом исчезли и остальные моржи. Люди переводили дух. Окончание переправы прошло уже без приключений.

Едва преодолели полынью, как сразу же продолжили поход. Ближе к вечеру Матисен снова замерил глубину моря. На этот раз лотлинь показал уже 11 саженей. Медленно, но неуклонно люди приближались к сибирскому берегу. До него теперь оставалось не более восьми верст. По предположению Крузенштерна огромное ледовое поле, по которому двигалась команда «Ермака», приткнулось к материковой отмели, но при этом быстро ломалось, так как под напором ветра имела вращательное движение.

Из воспоминаний Крузенштерна: «Мы все уже начали чувствовать голод, ибо ели чрезвычайно мало, не зная, долго ли еще придется быть на льду; но морозы не давали спать долго и, конечно, от холода и голода явилась усталость. Г-н Матисен, не евший второй день и чувствуя сильную боль в груди, уже свыкался с мыслью о смерти на льду. Во весь день 11-го числа во время ходьбы его постоянно рвало, и одна твердая воля этого человека донесла его до третьего ночлега. 12 сентября поднялись на гору; кругом нашего ледового острова я не видал льду; ветер ночью перешел к осту и дул с силой брамсельного прямо с берега; в 8 часов нашел густой туман. Команда вовсе упала духом. По невозможности идти далее, мы легли на лед и молчали».

Положение на самом деле было почти гибельным. Впереди плескалась одна вода, к тому же от берега дул сильный отжимной ветер, который в любую минуту мог опять погнать ледяное поле в открытое море и тогда у людей не осталось бы ни малейшего шанса на спасение. Все что было возможно, они уже сделали и теперь оставалось только лежать, сберегая последние силы, и молиться. Но, видать, силен все же русский Бог! К полудню 12 сентября ветер внезапно поменялся на обратный, снова нагнало льда и, найдя подходящую льдину, команда шхуны начала очередную переправу. Во время этой переправы едва не погиб командир с унтер-офицером Черноусовым.

И снова предоставим слово самому Крузенштерну: «Я с подштурманом Черноусовым едва не остался на противоположной стороне. Переправа продолжалась довольно долго, лед разошелся и когда паром наш в последний раз отвалил от другой льдины к нашему острову, лотлинь оказался коротким. Я привязывал ремни, подвязки и шарфы, также на той стороне привязывали все, что было, и паром почти дошел до нас; расстояние осталось около пяти футов, которое и удалось перескочить с помощью пик. Но я должен сказать, что неустрашимость, ловкость и сила матроса Резанова спасла и на этот раз. Снова надежда явилась, и мы весело и скоро пошли к берегу, который с каждым шагом становился ближе».

Теперь команде шхуны оставалось преодолеть последнюю широкую полынью, после чего они оказывались на ледяном припае, который тянулся уже до самого берега. Еще одно усилие, еще один рывок! Однако судьба готовила отважным, пожалуй, самое страшное испытание. Едва команда «Ермака» приступила к форсированию этой последней полыньи, как резко переменился и усилился ветер, который быстро погнал их льдину-паром в открытое море. Можно только представить себе отчаяние людей, которые были в одном шаге от спасения и теперь опять оказались в объятьях смерти! Надев малицы, все сели на свои мешки в ожидании неизбежного. А ветер все усиливался. Волны то и дело выплескивались на небольшую почти гладкую льдину. Вскоре исчез из видимости и берег, который, казалось, был уже так близко. Несколько раз мерили глубину, потом бросили, уж больно быстро она увеличивалась. Льдину вместе со всей остальной массой льда быстро несло в Карское море и это означало только одно — смерть.

Из отчета лейтенанта Крузенштерна: «Окружающий нас лед, неизвестно по каким причинам, двигался быстрее нашей льдины, так что в короткое время мы потеряли его из виду и уже не видели ни льда, ни берега, а сильное волнение начало раскачивать наш островок. Мы согревались с трудом; мороз был сильный и ветер к вечеру дошел до шторма; я ежеминутно ждал, что нашу льдину разобьет на мелкие части. Нас единственно спасало самоедское платье; не будь его — замерзли бы все. Мы легли спать по два человека, ноги друг другу в малицы, убирая головы также в малицы и таким образом спасались. Вечером в 11-м часу небольшая часть нашей льдины отломилась и мы с трудом могли спасти 4 человек, спавших в том месте; между ними был и барон Будберг. Волнение ходило весьма солидное, поддавало через всю нашу льдину, так что мы, находясь, сколько можно было под ветром, не могли, однако ж, укрыться от воды, весьма неприятной во время стужи. Наконец 13 сентября в 7 часов пополуночи льдина наша была разбита пополам с ужасным шумом, уподоблявшимся пушечному выстрелу. Начало поддавать еще сильнее через крошечный наш островок. Здоровье г-на Матисена нисколько не улучшалось и он передал последнее свое желание: поклоны родственникам и тому подобное. Команду я старался ободрять рассказами о случаях на море и во льдах, где, после неимоверных трудов, люди все-таки спасались. Мое старание было, однако, не совсем успешно… Погода стояла теплая, мороз был около 1 градуса. С 6-ти часов утра пошел сильный снег, превратившийся в дождь, к 9-ти часам нас мочило сверху и снизу; все мы были мокрые донельзя. Один час мороза, вроде вчерашнего, положил бы конец всем нашим бедствиям. Но к полудню шторм улегся, весьма скоро сделалось маловетрие от зюйд-зюйд-веста и остаток нашей льдины выдержал».