История Древнего Рима в биографиях

После этого Цезарь в качестве квестора сопровождал претора Антистия Вета в Ближнюю Испанию, где, по почетному предложению своего начальника, весьма правдиво и деятельно отправлял правосудие в одной части страны.

Возвратившись в Рим, он ближе сошелся с Помпеем, женился на одной его родственнице, Помпейе, дочери Кв. Помпея Руфа, внучке Суллы, и стал поддерживать законопроекты Габиния и Манилия, которыми Помпею поручалось начальство в войне с морскими разбойниками и с Митридатом. Этим он обязал Помпея, получившего полное удовлетворение своему честолюбию, и сам во время семилетнего отсутствия Помпея в Риме получил возможность действовать свободно, чтобы снискать расположение народа. Должность эдила, принятая им в 65 г., представила ему для этого весьма удобный случай, причем он действовал в ущерб своему товарищу, М. Бибулу, ревностному, но ограниченному оптимату, принадлежавшему к числу наиболее сильных его противников. Цезарь всегда был обременен долгами, но, несмотря на это, давал народу очень дорогие игры, на которые должен был давать свое согласие Бибул, не получавший от народа ни малейшей благодарности; вся благодарность выпадала на долю Цезаря, друга народа. Поэтому Бибул сравнивал себя с Поллуксом, который имел на форуме храм, общий со своим братом, но называвшийся всегда храмом Кастора. Во время игр форум, базилики, Капитолий были изукрашены с неумеренной роскошью, а сами игры устраивались с блестящим великолепием, Сенат, из недоверия к Цезарю, ограничил число гладиаторов, которые могли принять участие в играх, но Цезарь все-таки вывел 320 пар в серебряных доспехах. «Если бы позволил сенат, то он, для нашего удовольствия, вывел бы и еще больше» – так думал народ.

Оптиматы еще не перестали гневаться, когда новое событие вызвало новое раздражение. Сулла приказал разрушить находившиеся в Капитолии статую Мария и трофеи, взятые им в Югуртинской и Кимврской войнах. Однажды утром статуя и трофеи снова найдены были на том же месте в целости. Народ массой повалил в Капитолий и радостными криками приветствовал изображение человека, бывшего некогда спасителем Италии; старые солдаты и сторонники Мария проливали слезы и все прославляли Цезаря как достойного преемника своего высокоуважаемого родственника. Всякий знал, что именно Цезарь и был тем человеком, который приказал восстановить статуи и трофеи. Когда сенат, испуганный этим революционным делом, поспешил собраться, Катул, отец которого был убит по приказу Мария, воскликнул, что теперь не только подкапываются под государство, но уже и открыто нападают на него; впрочем, из страха перед народом статуя и трофеи оставлены были в покое.

Не заботясь о злобе сенатской партии, Цезарь продолжал свою борьбу с теми законами Суллы, которые еще продолжали существовать. По одному из этих законов были освобождены от наказания все те, которые во время проскрипций принимали участие в убийствах. Но Цезарь, председательствуя в суде, разбиравшем дела об убийствах, привлек к ответственности и осудил двух лиц, которые во времена Суллы убивали опальных, а именно Л. Лусция и Л. Беллиена. Точно так же в 63 г. он возбудил преследование против Г. Рабирия, убившего 36 лет тому назад народного трибуна, мятежного Л. Апулея Сатурнина, и Рабирий, несмотря на защиту Гортензия и консула Цицерона, вероятно, был бы осужден в народном собрании, если бы претор Метелл не пустился на хитрость и не прервал народного собрания на Яникуле, отняв военное знамя, после чего обвинитель, народный трибун Т. Лабиен, прекратил обвинение. Цезарь, как объясняется из речи Цицерона, возбудил преследование престарелого Рабирия не из личной вражды; осуждением его он хотел возвысить значение трибуната и напугать сенат, а затем при общественных беспорядках объявить отечество в опасности и предоставить консулам неограниченное полномочие для подавления мятежа.

В том же году, после смерти Кв. Метелла Пия, оказалась вакантной должность верховного жреца (pontifex maxim us). Цезарь объявил себя соискателем ее вместе с двумя старыми вождями оптиматской партии, Кв. Лутацием Катулом и П. Сервилием Исаврийским, причем заранее позаботился об отмене закона Суллы о должностях жрецов (Lex Cornelia de sacerdotiis) и о восстановлении выбора жрецов в народном собрании. Таким образом, в хлопотах о должности верховного жреца партии сенатская и народная должны были помериться одна с другой своим значением и влиянием; с обеих сторон не жалели денег; Цезарь тратил такие большие суммы, что, отправляясь на выборы и вспоминая о сделанных им долгах, говорил своей озабоченной матери: «Ты увидишь меня или верховным жрецом, или беглецом!» Цезарь был избран огромным большинством голосов; даже в трибах обоих своих противников он получил больше голосов, чем они. Гордый Катул, считавший себя по возрасту, сану и заслугам гораздо выше своего противника, принял это за большое оскорбление и огорчился тем более, что он имел слабость обещать задолжавшему Цезарю денег, чтобы он отказался от соискания должности. Цезарь ответил ему, что он будет занимать еще больше, но не отступится.

Вскоре после этого народ выбрал Цезаря городским претором на 62 г. Его блестящие успехи возбудили против него ожесточенную ненависть оптиматов; больше всех были, с некоторого времени, непримиримыми его врагами Катул и Г. Пизон; первый ненавидел его за свою неудачу на выборах в верховные жрецы, второй – за то, что Цезарь привлек его к суду за притеснения и несправедливую казнь одного транспаданца, принадлежавшего к клиентам Цезаря. Эти два человека хотели теперь воспользоваться обнаружением заговора Катилины для того, чтобы погубить Цезаря. Они стали просить консула Цицерона, имевшего в своих руках улики против заговорщиков, чтобы он при помощи какого-нибудь свидетеля обвинил и Цезаря в участии в заговоре, имевшем целью совершенное разрушение государства. Но Цицерона нельзя было заставить замешать в дурное дело любимца народа и друга Помпея; он даже оказал Цезарю почетное доверие, передав ему одного из заговорщиков, всадника Л. Статилия. Видя это, враги Цезаря вместе со своими единомышленниками сами стали распространять слух о том, что Цезарь принимал участие в заговоре и что свидетели дали против него важные показания. Когда на заседании сената 5 декабря, где решалась судьба заговорщиков, Цезарь стал говорить против смертной казни, предложенной выдающимися людьми из партии оптиматов, и предложил приговорить виновных к пожизненному заключению и конфисковать их имущество, это снисходительное мнение принято было за заступничество, и Катон недвусмысленно упрекнул его в участии в изменническом плане, вследствие чего между Цезарем и Катоном произошел крупный разговор. Когда Цезарь вышел из сената, всадники, которых Цицерон вместе с другими вооруженными людьми поставил на Капитолийском холме, подстрекаемые Пизоном и Катулом, бросились на него с обнаженными мечами; но некоторые из его друзей прикрыли его своими тогами, а Цицерон, опасаясь народа, дал всадникам знак остановиться. С тех пор Цезарь до конца года уже не являлся в сенат; а народ был так раздражен против сенатской партии за ее дурное обращение с Цезарем, что сенат, желая успокоить народ, назначил ежемесячную раздачу хлеба. Все это делалось против Цезаря, который до сих пор при всяком случае старался подкопаться под силу и влияние правительственной партии; но его решительно нельзя обвинять в союзе с заговорщиками, нет ни малейшего следа близких отношений между ним и Катилиной. Более снисходительный взгляд его относительно наказания виновных основывался на верном понимании обстоятельств и служил выражением уже тогда выказавшейся боязни кровавого преследования в гражданских беспорядках; если бы Цицерон присоединился к его мнению, он избавил бы себя от многих огорчений. Кроме того, Цезарь был слишком проницателен и умен для того, чтобы связаться с такой преступной и развращенной шайкой, какую представляли товарищи Катилины, и поддерживать такой сумасшедший план; ведь этот план имел целью уничтожение государства, в котором Цезарь искал себе единовластия и надеялся достичь его, следуя более верным путем и придерживаясь более зрелого плана.