Святослав

Очевидно, в этом простодушном предании отразились впечатления русов от столкновения с методами агентурной работы той самой шпионской сети Цимисхия. Хотя странно представление здесь русского князя этаким мелочным корыстолюбцем, занимающимся самыми настоящими приписками. Это противоречит всем данным той же летописи и прочих источников.

Но для нас сейчас любопытен не сам рассказ чернеца-летописца. Обратим внимание на последние его слова. Это не единичный навет обиженного за предков славянина. Точно так же о характере подданных Второго Рима — двуличных, коварных, изворотливых лгунов — отзываются европейцы. Хитрость, как их основную черту, подчеркивает Исидор Севильский (VI-VII вв.), а папа Иоанн VIII упрекает их в лукавстве. Анастасий Библиотекарь уточняет: греки исполнены «лукавства, точнее, коварства». А вот как знакомый нам злоязыкий лангобард Лиутпранд отзывается о Фоке: «Речь у него — бесстыжая. По уму он — лисица, по вероломству и лживости подобен Уллису». Фока, как мы помним, на фоне своих соплеменников выглядел довольно бесхитростным человеком. И даже азиат Дизавул, каган тюрок, разгневанный лицемерием и изворотливостью византийских послов, заметил им: «У вас, ромеев, десять языков, у меня — всего один».

Про славян источники ничего подобного не сообщают. Напротив, все, даже недоброжелательные к язычникам немецкие монахи, подчеркивают правдивость и честность славян. У их соседей скандинавов ни один скальд не посмел бы приписать своему вождю деяний, которых тот не совершал. Это считалось не хвалой, а оскорблением и насмешкой.

К чему это я? К тому, читатель, что у очень многих историков складывается странноватая привычка судить об отношениях Византии с русами исключительно по византийским источникам. Не упоминают ромеи о победах русов — значит, не было их, это все русы выдумали. Мы уже встречались с этой разновидностью «критики источников», когда говорили о Вещем Олеге. Но то же самое пишут и про Игоря. Византийцы молчат об его победоносном походе в 944 году, о взятой на греках дани — стало быть, ничего этого не было, все выдумка русского летописца, из патриотических соображений приписавшего князю победу, которой он не совершал. Было только поражение 941, которое и хронисты Второго Рима, и русские летописи описывают примерно одинаково. И в походе Святослава не было никаких побед над греками, ведь Скилица, Зонара, Диакон ничего об этом не пишут!

Нет, не пишут. Если судить о Балканской кампании Цимисхия по источникам Второго Рима, то была это сплошная цепь «побед и одолений». То тут, то там очередной византийский удалец поражает безымянного варварского вождя, после чего «россы» исправно обращаются в бегство. Вот так они и бежали … до Аркадиополя, который отделяло от столицы империи всего дня два пути. Впечатление складывается такое, будто непобедимое воинство Византии гнало врага на собственную столицу! А чего стоят несусветные множества русов, от шестидесяти тысяч у Диакона, до… 308 тысяч у Скилицы. Или доблестные победы имперской армии над этими ордами, в которых византийцы теряли, скажем, пятьдесят пять воинов, а их противники — «более двадцати тысяч ». Да… тут уж все агитпропы ХХ века вкупе с «Кавказ-центром» Мовлади Удугова просто отдыхают.

Именно по освещению авторами Восточно-Римской империи войны с русами можно судить об их правдивости. Она, «правдивость» эта, полностью укладывается в общее мнение современников-соседей о греках. «Ибо лживы греки и до сего дня…». Пропаганда, обычная военная пропаганда, по меркам ХХ века иногда наивная и безыскусная, но для раннего Средневековья — оголтелая, безоглядная брехня. Зерна правды из нее приходится добывать, как жемчужное зерно из той кучи. На наше счастье, историки Второго Рима жили все же не в ХХ веке, и часто проговариваются, как это вышло с «поединком» патриция Петра.

Как же рассказать о Балканском походе нашего героя? По русским летописям? Но их писали через много лет после похода, а большинство его участников погибло. Придется использовать крупицы сведений и оттуда, и отсюда. Кое-что можно почерпнуть из независимых источников, вроде армян или арабов, кое-что — восстанавливать по косвенным данным. И еще — сильно помогают сведения о воцарившейся в Константинополе в это время самой настоящей панике.

Мы уже говорили о барельефе-пророчестве, изображавшем разрушение Царя городов русами. Вообще, славяне и русы были давним кошмаром Константинополя. Мало кто знает, что «Акафист богородице» («Взбранной воеводе»), сложенный не то Романом Сладкопевцем, не то патриархом Сергием, создан во время нападения на Константинополь русов в VII веке. Акафист этот перешел и в русскую церковь, и тысячу лет русские князья, цари и императоры просили победы и воодушевлялись на брань строками, прославлявшими разгром и гибель их предков. Такая вот исконно русская религия… но это — к слову.

Об ужасе, охватившем Константинополь при известии о приближении Святослава, в самом прямом смысле вопиют камни. Сохранилась эпитафия, начертанная на саркофаге Никифора Фоки новым патриархом, Иоанном Милитинским. Старый, Полиевкт, к тому времени преставился — не то взяли, наконец, свое немалые годы желчного старика, не то армянин-император счел, что дешевле будет разориться на дозу известного снадобья, чем и дальше ссориться на виду у державы с вздорным первосвященником.

Вот строки из этой эпитафии:

«Ныне встань, владыка, построй фаланги и полки своего войска: на нас устремилось росское всеоружие. Скифские племена рвутся к убийствам. Все те народы, которые раньше трепетали от одного твоего образа, грабят твой город. Если же не сделаешь этого — дай нам приют в твоей могиле!».

Свидетельство, что и говорить, красноречивое. Особенно, если помнить, что его выгравировал посреди столицы на гробнице убитого глава имперской церкви, а на престоле в это время сидел убийца. Ужас перед Святославом сделал то, что не всегда удавалось страху божьему — пересилил страх пред государством!

Вот что пишет в это время византийский поэт Иоанн Геометр: