Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы

Или вот эти две картины. Меня глубоко возмущает здесь следующее. Черт с ними, с картинами, если Жуков был нарисован на белом коне. Можно было пожурить, поругать, но беда в том, что эти картины не просто художественные картины, а это символ победы. Опять я говорю, что можно было к этому отнестись легко. На Президиуме в субботу обсуждается вопрос и тов. Жукову задают вопрос, как он относится, а он говорит: «Я ничего не знаю». Тогда уточняется, оказывается, что с тов. Желтовым был разговор. Тогда тов. Жуков заявляет: «Я в этом ничего плохого не видел».

Голос. Он сказал: «Мне понравилось».

ФУРЦЕВА. Это же другое содержание. Подумать только — разгром немцев в Великой Отечественной войне. Это победа всего нашего народа, да и не только нашего народа, это же победа всего прогрессивного человечества. Картину посмотрят и скажут, что это плагиат русских, хотя их ведущая роль и была, но мы тоже воевали, почему они к ногам своего полководца сложили все знамена, а где мы были? Мы же тоже воевали.

Не требуется комментарий к этой картине. Совершенно правильно тов. Куусинен сказал, что это издевательство, насмешка над маршалом в таком виде его изображать. Это очень удачное выражение.

Значит, речь идет не о том, что написал кто-то, просмотрели, а что это его устраивает, он соглашается внутренне с этим. Вот что страшно.

И, наконец, товарищи, следующее. Я сейчас заканчиваю. Вот совершенно в последнее время тов. Жуков находился в Югославии. Мы получали от него шифровки. [164] Я не знаю, как других членов Президиума, но меня это внутренне глубоко возмущало. Пишет в шифровке, что он удивлен, поражен, почему не помещают в газетах тексты его речей. На одну из таких шифровок ответили, что у нас две делегации — одна в Китае, [165] другая в Югославии, два члена Президиума возглавляют, поэтому нельзя противопоставлять одну делегацию другой, возглавляемой, военным. Казалось бы, в которой Жуков обращался вопрос должен быть снят. Я опять веду к тому, что человек ошибся, ему разъяснили и все. Нет, после этого идет следующая шифровка, пишет корреспондент «Правды» тов. Сатюкову, что в частной беседе тов. Жуков с возмущением говорил по поводу того, что московские газеты не печатают его речи и т. д. [166] Разве тов. Жукову неизвестно, что о членах Президиума решает Президиум, что опубликовать, что не опубликовать.

Я это к тому, товарищи, говорю, что все это не так просто, это не сразу приходило, складывалось. А в итоге получилось — что человек так себе возомнил, так внутренне убедился, что все может и это привело его к такому концу.

И, наконец, телеграмма даже была такая из Югославии с требованием, чтобы в ЦК обсудили вопрос об ошибке, которую допустили в тезисах к 40-ой годовщине, где Югославия в числе других, была записана в конце. [167]

ПОСПЕЛОВ. Три раза упоминалась Югославия.

ФУРЦЕВА. Что мало упоминается и почему в конце. Но ведь какой-то принцип должен быть, по алфавиту ставить нужно и нельзя Югославию поставить впереди, а Албанию поставить в конце.

Он мог приехать и сказать, что были там такие настроения по этому вопросу, но написать в телеграмме, что «я настаиваю, чтобы в ЦК этот вопрос обсудили», диктовать ЦК, это очень и очень грубая ошибка.

И я бы сказала, товарищи, делая вывод, что речь идет не о политической незрелостиa, а некоторые товарищи делают такую попытку так квалифицировать, это было бы упрощенчество, я бы сказала, что это было бы принижением большого вопроса, принижением значимости этого вопроса. Здесь речь идет о сознательных действиях и определенной линии в поведении, об антипартийной линии. И это должен т. Жуков признать, хотя это и больно, и тяжело. Другого положения быть не может.

Вот почему этот вопрос об улучшении партийно — политической работы в армии и обсуждение ошибок т. Жукова рассматривается на глубокой принципиальной основе и ему придается столь большое политическое значение.

Я считаю совершенно правильным, если Пленум своим решением сделает серьезный вывод и выведет т. Жукова из членов Президиума ЦК и членов ЦК.

Председательствующий тов. БРЕЖНЕВ. Слово имеет тов. Лучинский, командующий Туркестанским военным округом, следующий тов. Кириченко.

ЛУЧИНСКИЙ

Товарищи члены Пленума ЦК, я прошу простить меня за то, что я начну свое выступление по сути дела не по существу разбираемого на Пленуме вопроса, а со справки…

Голос. Это как раз и есть существо.

ЛУЧИНСКИЙ. Чтобы не подумали, что я оправдываюсь. Но я должен прямо сказать, что хочется мне освободиться от того неприятного ощущения, я сейчас людям в глаза смотреть не могу после того обвинения, которое я получил.

Разрешите открыть как было дело. Я был в отпуске в гор. Сухуми. Мне стало известно, что в округе 24 октября в 18 часов намечено проводить партийный актив. И вот в понедельник, 23 октября, в 11 часов по московскому или в 14 часов по ташкентскому времени…

Голос. Понедельник был 21.

Голос. Актив — 22.

ЛУЧИНСКИЙ. 22 октября должен проводиться. В понедельник 21, в 11 часов по московскому времени я позвонил маршалу Малиновскому и спросил его указаний: обязательно ли мне быть на этом активе? Получил ответ, что да, мне на активе нужно быть.

Не имея возможности немедленно вылететь, так как рейсовый самолет уже ушел, а вызывать свой самолет — это связано с тем, что экипаж так же, как и я находился в отпуске. Правда, можно было крутой экипаж посадить. Но 12 часов летных туда в один конец и 12 — в другой…

Я заведомо опаздываю. Обращаюсь со следующим разговором к члену Военного Совета Мальцеву — только что разговаривал с маршалом Малиновским, получил указание быть на активе, высылайте за мною самолет.

Но так как по расчету времени самолет не мог успеть к активу — продолжал я — попрошу Вас передать тов. Мухитдинову попросить его, перенести актив на следующее число, на 23-е, чтобы я мог быть на нем.

Мальцев ответил:

— Этого сделать нельзя. — Почему нельзя?

Так распорядился тов. Мухитдинов.

Тов. Мухитдинов — член Военного Совета, кандидат в члены Президиума ЦК.

Но если актив, то можно подождать, пока все члены актива, вызванные на актив, соберутся. Поэтому я говорю: прошу Вас согласовать с командующим.

— Этого нельзя сделать. — Почему? Почему нельзя перенести актив? Я этого не понимал.

Надо оговориться, что я не знал полной постановки вопроса, не знал, в чем дело. Знал, что проходит партийный актив и что вопрос был уже поставлен о недостатках партийной и политической работы в армии и флоте. Об этом я знал. Я, конечно, виноват, не взирая на то, как бы я сделал. А в итоге тов. Мальцев на это сказал: «У нас здесь есть командующий».

Я удивился. Не знал, как это дело понимать. Подумал — а что Вы имеете в виду, разве Вы меня не считаете единоличным командующим. Почему нельзя по этому вопросу договориться?

Тов. Мальцев говорит — вообще актив перенести нельзя, ибо тов. Мухитдинов 23-го числа улетает.

Тогда я ему говорю — так бы мне и сказали. Зачем же мне голову морочить.

(В зале шум).

На другой день утром я разговаривал с тов. Мухитдиновым. Надо сказать, что с телефоном не так-то просто. Из санатория трудно договориться, трудно получить разговор даже по ВЧ. Я пользовался услугами маршала Соколовского и говорил из его дачи. Разговаривал с Нуритдином Акрамовичем. Он меня спросил — отдыхаете?

Я сказал: к сожалению, я не могу быть на активе. Мне сказали, что Вы в Баку улетаете?

Он сказал, что не в Баку, а в Москву.

Нуритдин Акрамович сказал, когда кончается сезон?

Я сказал, что 27c-го. Он мне на это сказал — когда прибудете, тогда по этому вопросу поговорим.

Может быть я был резок, может быть не выдержан, но чтобы я запрещал проводить актив — этого не было. Я только сказал: надо было согласовать с командующим. Как же проводить его без командующего?