История дипломатии. Том 3

«Итак, я могу констатировать, — осведомился Штреземан, — что вопрос идёт не о сокращении сроков эвакуации, а о немедленном очищении всей области?

Бриан: Само собой. Всё должно быть приведено в порядок и как можно скорее.

Штреземан: Что касается Саарской области, то выкуп рудников Саара предусмотрен Версальским договором».

Относительно стоимости Саарских рудников, пишет Штреземан, после некоторых споров удалось договориться: выкупную сумму определили в размере около 300 миллионов золотых марок. Вопросы, связанные с выпуском железнодорожных облигаций для покрытия германского долга, Штреземан предложил передать на рассмотрение экспертов. Со своей стороны Бриан обещал дать инструкции французскому представителю на конференции послов касательно изучения вопроса о возможности отказа союзников от военного контроля. «Препятствия возникают, — заявил Бриан, — со стороны французского военного министерства: оно мне представило целую папку с актами по поводу столкновений с немцами». Тут же Бриан осведомился, что представляет собой организация «Стальной шлем», которая издаёт какие-то инструкции о стрельбе, о военных манёврах и т. п. «Мои военные меня упрекают, — продолжал Бриан, — что я смотрю на Германию глазами политика и потому не знаю, что там в действительности происходит».

Штреземан ответил, что организация «Стального шлема» представляет опасность скорее для внутреннего порядка в Германии, чем военную угрозу для другой страны.

Бриан: «Я, конечно, не придаю этому особого значения, но избавьте меня от того, чтобы мои военные вечно приходили ко мне с такими разговорами».

Затем Штреземан сам поставил вопрос об Эйпен и Мальмедя (о двух провинциях, отошедших по Версальскому договору к Бельгии). Тут же он передал Бриану доклад о переговорах по этому вопросу с Вандервельде, а также с представителем Бельгии в репарационной комиссии Делакруа. Штреземан спросил Бриана, как относится французское правительство к этим переговорам.

Брцан (возбуждённо): «Как бельгийцы нам говорили, они не вели переговоров официально и не обсуждали серьёзно вопроса о возвращении Эйпен и Мальмеди. Всё это очень не во-время».

В конце беседы Штреземан подчеркнул, что не желал бы укрепления правительства Пуанкаре в случае стабилизации франка.

Штреземан: «Думаете ли вы, что он останется, если мы поддержим мероприятия по стабилизации франка?

Бриан: Пуанкаре, по-моему, долго не продержится. Его кабинет — переходный».

Тут же Бриан дал характеристику Пуанкаре. По его словам, этот человек словно не жил среди людей. Всё у него преломляется сквозь призму юридических формул и политических актов. Он помнит каждую точку и абзац своих нот, но не знает чувств французского народа и не понимает требований времени.

Собеседники поговорили ещё о будущей совместной работе в Лиге наций, о положении в английских колониях, о русском вопросе. Бриан заявил, что не верит, чтобы большевистский режим долго продержался: в частности Украина и Грузия хотят быть самостоятельными.

Спустя несколько дней после свидания со Штреземаном Бриан уехал в Париж. В прессе появилось французское коммюнике о том, что «Совет министров одобрил доклад министра иностранных дел о позиции французской делегации в Женеве и о его свидании со Штреземаном в Туари».

Итоги Туари. Точное содержание переговоров между министрами в Туари не было опубликовано. Однако вся печать оценивала это свидание как событие, знаменующее крупную перемену в расстановке международных сил в Европе.

Официозный орган французского Министерства иностранных дел «Temps», явно опасаясь чрезмерного политического резонанса свидания в Туари, заявлял, что никаких определённых предложений ни с той, ни с другой стороны там выдвинуто не было. «Говорить, что Бриан дал согласие на эвакуацию Рейнской и Саарской области, — писала газета, — или утверждать, что было предложено оказать Франции денежную помощь для восстановления её финансов путём продажи некоторой части немецких железнодорожных облигаций, — значит не считаться с реальными возможностями данного момента и предвосхищать события». Газета подчёркивала, что дальнейшее развитие франко-германских отношений зависит от того, пожелают ли немцы подчиняться тем обязательствам, которые налагаются па них Локарнскими соглашениями и которых требует лойяльное сотрудничество с Европой.

По примеру французского Совета министров немецкий кабинет также одобрил переговоры в Туари. Бричн от Франции и Геш от Германии были уполномочены приступить к конкретным переговорам.

Свидание в Туари, переговоры Геша с Брианом и особенно экономическое сближение Франции с Германией вызвали серьёзное беспокойство английских правящих и деловых кругов. Ввиду этого Англия попыталась перехватить инициативу в вопросе экономического сближения с Германией.

8 — 10 октября 1926 г., по предложению английской дипломатии, в Ромси состоялась конференция английских и германских промышленников. Германия охотно и даже поспешно откликнулась на приглашение англичан. Представители германской индустрии дали им понять, что если металлургическая промышленность Германии вступает в сотрудничество с французской, то химическая готова итти на кооперацию с английской.

Между тем во Франции развернулась целая кампания против «политики Туари» и в частности против обещания Бриана эвакуировать Рейнскую область. Значительная часть прессы обвиняла Бриана «в отступничестве от Версальского договора».

1 ноября 1926 г. французский посол посетил Штреземана и сообщил ему о возникших во Франции препятствиях на пути реализации «политики Туари». Штреземан не счёл нужным скрыть своё раздражение, вызванное этим сообщением. Забывая требования дипломатической вежливости, он спросил посла: «Кем же был Бриан в Туари — статистом, который добивался узнать моё мнение? Или там происходила беседа между двумя министрами?»

В оправдание Бриана французский посол заметил, что вопросы, затронутые в Туари, касаются не только Франций и Германии, — они интересуют и другие страны, подписавшие Локарнские соглашения. Лишь вопрос о рудниках Саара является частным делом Германии и Франции. Но и здесь общественное мнение Франции не подготовлено к тому, чтобы этот вопрос разрешить чисто финансовым путём.

«Я возразил послу, — записал в дневнике Штреземан, — что в Туари не только стоял вопрос о Саарских рудниках, но обсуждался весь комплекс вопросов. Я скрыл от общественного мнения, что в Туари шёл вопрос о далеко идущих планах о восстановлении России, о тесном сотрудничестве с Францией в деле оздоровления Европы и т. п. Для меня Туари было лишь увертюрой к большой европейской политике».

Очевидно, увертюра была разыграна неудачно. По крайней мере вскоре один из двух партнёров — Бриан — не только отказался от дальнейшей совместной игры с Германией, но и публично отрёкся от своих заявлений в Туари.

29 ноября 1926 г., при обсуждении в палате бюджета, Бриан заявил, что в Туари он и Штреземан не заключали никакого соглашения. Они всего-навсего обменялись мнениями по ряду проблем. На заседании Палаты депутатов 13 января 1927 г. на прямо поставленные Бриану вопросы о переговорах со Штреземаном об эвакуации Рейнской области, разоружении Германии и т. п. Бриан повторил, что он никаких конкретных обещаний Штреземану не давал.

Итак, «политика Туари» потерпела неудачу. Она не привела ни к сближению Франции с Германией, ни к основной цели Штреземана — ревизии договоров. Свидание в Туари явилось просто эпизодом, который, однако, содействовал дальнейшему обострению противоречий в Европе. Тем не менее, первые результаты вступления Германии в Лигу наций начинали сказываться.

12 декабря 1926 г. состоялось решение стран-победительниц о снятии военного контроля с Германии.

Таким образом, следствием Локарно явилась отмена важной статьи Версальского мирного договора — новая серьёзная трещина в послевоенном режиме мира.