Арктические зеркала: Россия и малые народы Севера

Эта «хрупкая цивилизация» противостоит «напористой, самодовольной, технократической» ^{1479} культуре индустриального общества, которая, «подобно танку, проходится по телу непонятной и чуждой ей северной культуры» ^{1480}. Политические и научные аргументы снова догнали художественную литературу — отчасти потому, что беллетристы (в первую очередь Санги, Айпин и Неркаги) превратились в активистов, а отчасти потому, что многие ученые выступали в качестве русских интеллигентов, т.е. в качестве защитников подлинной нравственности и интересов «народа». В дискуссиях о судьбе коренных народов царил Дерсу Узала, и большинство участников считали стихийную защиту окружающей среды наиболее драгоценным качеством традиционных обществ. «Нет сомнения, что культура коренных народов Севера, в особенности их экологическая культура, более целостна и органична, чем культура мигрантов, поскольку она отражает многовековой гомеостаз между человеком и северной природой» ^{1481}.

Как объяснял Санги, «исторически так сложилось, что в течение многих веков европейцам приходилось вести войны, что-то захватывать, кого-то порабощать… Северные же аборигены в тот же период доводили до совершенства взаимоотношения с окружающей природой» ^{1482}. Иными словами, резервации или этнические территории были нужны не только для того, чтобы утвердить подлинный суверенитет, не только доя того, чтобы обеспечить самостоятельное использование (или неиспользование) природных ресурсов, и даже не для того, чтобы сохранить этнические различия ради них самих, а в первую очередь для того, чтобы сохранить культуры, которые являются одновременно высшими в моральном отношении и неконкурентоспособными — в промышленном. Качества эти были, разумеется, двумя сторонами одной и той же медали.

Таким образом, цель создания резерваций заключалась в том, чтобы позволить коренным северянам «быть самими собой»: жить в традиционных поселениях, заниматься традиционной хозяйственной деятельностью, есть традиционную пищу, носить традиционную одежду, практиковать традиционные ценности и говорить на языке своих предков ^{1484}.

Предложенное решение столкнулось с серьезной проблемой. Было известно, что тысячи молодых северян утратили свои этнические черты вместе с языком своих предков и традиционными хозяйственными навыками. Кто должен помочь им и их детям обрести их прежнее «я» (как его определяли этнографы и писатели)? Кто должен убедить их, что их прежнее «я» подлежит возрождению? Ответ был понятным, хотя и не всегда ясно изложенным: единственными проводниками позитивных перемен были Российское государство и русифицированная национальная интеллигенция. Как писали в своем письме к Горбачеву Владимир Санги, Юван Шесгалов, В. Ледков, Роман Руган, Е.Д. Айпин, В. Коянто и Г. Варламова,

При поддержке сочувствовавших им русских интеллигентов эти люди («культурное ядро нации» ^{1486} и сами русские интеллигенты) должны были использовать парламент, Ассоциацию народов Севера и местные культурные организации для того, чтобы «вернуть [северные народы] к истокам, к их традиционному образу жизни, к привычным занятиям» ^{1487}. Согласно Уставу общества Кетской культуры, например, важнейшей задачей членов этого общества было «научить кетский народ и другие народы уважать язык, историю, культуру, хозяйственные традиции кетов, пропагандировать историческое, культурное и языковое наследие кетского народа» ^{1488}.

Это означало, что Северу нужны музеи, книги, клубы, вузы, преподаватели, учебники и издательства, что необходимо снова открыть централизованный Институт народов Севера для подготовки национальной элиты и что крупные школы-интернаты следует заменить небольшими школами, возможно, «полукочевыми» или с неполным учебным графиком, где дети коренных народов учились бы навыкам, необходимым в традиционном хозяйстве ^{1489}.

Иными словами, большинство северных реформаторов надеялись, что государство внесет существенный вклад в дело защиты и возрождения коренных народов — отчасти по финансовым причинам, отчасти потому, что аборигенные народа не способны защитить себя сами, и отчасти потому, что никто не хотел, чтобы в резервациях (или суверенных республиках) сохранялся status quo: отступление назад, как и путешествие в будущее, требовало больших усилий. Отсюда попытки Ассоциации стать частью российского правительства (ее лидеры, получившие российское образование, намеревались стать посредниками между своими народами и государственной машиной, повышая образовательный уровень первых и направляя «разумное вмешательство» со стороны последней). Отсюда, наконец, попытки некоторых активистов, включая лидеров Ассоциации и видных северных парламентариев, воскресить Комитет Севера, закрытый полвека назад, когда культурное своеобразие (равное отсталости) было «окончательно преодолено» ^{1490}.

В чем бы ни заключалась государственная помощь, природа отношений между Москвой и различными местными организациями оставалась неясной. Коренные народы Севера были суверенными народами, но они нуждались в помощи Российского государства, чтобы заявить и сохранить свой суверенитет. Эта дилемма лежала в основе реформистской идеологии. Если многообразие предпочтительнее общности, если подлинное многообразие основано на этичности; если все этнические группы равны и если все равные народы суверенны, то коренные северяне имеют право на национальное государство или, по крайней мере, на автономную административную структуру, равную аналогичным структурам других республик. Но это не представлялось возможным потому, что коренные северяне являются незначительным меньшинством на своей территории, и потому, что в их культуре есть своеобразные черты, которые делают их неконкурентоспособными в современном обществе. Более того, если культура аборигенных народов «качественно отличается» от большинства других и если это различие проявляется в неспособности адаптироваться к постиндустриальной социальной среде (в противоположность доиндустриальной окружающей среде), то формальное равенство может привести к разрушению этой культуры, а значит, если эта культура достойна сохранения, то заниматься этим сохранением должен кто-то за пределами традиционного сообщества — будь то Российское государство, коренная интеллигенция, получившая русское образование, или (скорее всего) сочетание того и другого. Что, разумеется, противоречит общепринятым принципам народного суверенитета и подлинной демократии.