Ржевское побоище

^{«Похоронка»}

При определении персональной ответственности за неудачи и большие потери в операции существует несколько точек зрения.

Первая, у истоков которой стоит Г. К. Жуков, – это утверждения, что в неудачах Ржевско-Вяземской операции виноват исключительно Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин. Это он распылил силы, начав в январе 1942 г. наступление на всех фронтах, вместо того чтобы сосредоточить силы на фронтах западного направления и вести здесь более мощное наступление, как это предлагал автор данной точки зрения. «Весь замысел о переходе во всеобщее наступление на всех направлениях – это, конечно, не идея Генерального штаба, не замысел Шапошникова… Это исключительно замысел был лично Сталина». Этой точки зрения придерживались многие советские историки. Так, известный историк Н. Г. Павленко, поддерживая Г. К. Жукова, писал: «Самым убедительным показателем несостоятельности решений Сталина было то, что на главном направлении кампании, то есть на западном направлении, мы не имели никаких результатов».

Вторая точка зрения очень активно высказывается в последние 15 лет в первую очередь авторами, которые так или иначе связаны с судьбой 33-й армии Западного фронта лично, а также авторами, выступающими против апологетики Г. К. Жукова. По их мнению, главным виновником гибели в окружении частей 33-й армии и генерала М. Г. Ефремова был лично главком Западного направления Г. К. Жуков. Используя для доказательств своей точки зрения анализ операций 33-й и 43-й армий, проведенный группой операторов оперативного управления Генштаба КА под руководством полковника К. А. Васильченко, они в ошибках всей операции также винят Г. К. Жукова: «В нашем понимании Ржевско-Вяземская… операция – одна из неудачных страниц в боевой биографии маршала Жукова. И хотя он первоначально возражал против ее проведения, однако к исполнению принял, тем самым взяв на себя ответственность за ее выполнение». Этими авторами иногда используются очень резкие, эмоциональные выражения: «В оперативном отношении Ржевско-Вяземская операция была проведена с грубейшими ошибками», «…Бросила к Вязьме властная рука Г. К. Жукова 33-ю армию Ефремова на погибель… Шла имитация операции с громким именем: «Наступательная ржевско-вяземская операция». А операции как таковой не было. Шла игра. Был грандиозный обман». Утверждается, что Жуков сознательно принес Ефремова в жертву, боясь конкуренции. Кстати, сам Г. К. Жуков однажды дал основание так утверждать. Говоря об операциях частей Ефремова и Белова, он заявил на встрече с историками «Военно-исторического журнала» в августе 1966 г.: «Там, собственно говоря, и операции никакой не было. Прорвались… Их отсекли… Она началась против Вязьмы и прекратилась… Так что о затухании операции здесь не может быть и речи, они просто не имели возможности вести таковую». Странное утверждение, если вспомнить приказы главкома Западного направления этим войскам и то, что окруженные дивизии входили в состав его фронта. Получается, что бывший командующий сам себя высек.

Но все эти авторы, в том числе и Г. К. Жуков, говорят только о действиях 33-й армии и не учитывают действия всех армий двух фронтов, которые принимали участие в Ржевско-Вяземской наступательной операции. Кстати, сам Г. К. Жуков вину за гибель частей 33-й армии возложил на М. Г. Ефремова.

Авторы работы «Стратегические решения и Вооруженные Силы» также называют среди причин неудачи операции и «недооценку главкомом Западного направления и его штабом сил возможного сопротивления противника и его способности быстрого маневрирования резервами». Но в то же время они разделяют вину главкома Западного направления с высшим военным руководством, отмечая среди причин невыполнения целей операции и «постановку перед войсками Западного направления непосильных задач». И с этим нельзя не согласиться, так как в глубокий тыл противника были брошены также 1-й гвардейский и 11-й кавалерийский корпуса, 39-я и 29-я армии Калининского фронта. Не надо быть крупным военным специалистом чтобы понять, что при отсутствии «вторых и последующих эшелонов» это легко могло привести к окружению прорвавшихся вперед сил, что и произошло. Об этом же писал и английский историк Лиддел Гарт: «Поскольку Красной Армии не удавалось подорвать оборону городов-бастионов в такой мере, чтобы вызвать их падение, глубокие клинья, вбитые советскими войсками в промежутки между ними, позднее обернулись для Красной Армии недостатком… Вклинившимся русским войскам постоянно грозило окружение в результате ударов во фланг…» В направлении войск в глубокий тыл противника без достаточных сил и средств, без необходимой поддержки, при знании, что поставленные задачи заведомо превышают возможности войск, даже дилетант может увидеть авантюрность замысла операции по взятию Вязьмы и окружению основных сил группы армий «Центр» в январе 1942 г. Если вначале войска действительно почти достигли Вязьмы, то уже с конца января операция практически превратилась в действия за выживаемость окруженных или полуокруженных войск и их соединение с главными силами.

Авторы другого большого труда – военно-исторических очерков по истории Великой Отечественной войны, вышедших в 1998 г., также выделяют целый ряд ошибок при проведении этой операции.

Вероятно, не лишним будет упомянуть и о взаимоотношениях между командирами разных уровней, в том числе и в высшем эшелоне, которые были нормой в Красной Армии. Формой давления на нижестоящих командиров были чаще окрик, угроза, чем поддержка резервами или хотя бы моральная. Например, на отчете генерала П. А. Белова о действиях его войск в тылу и причинах невзятия Вязьмы Г. К. Жуков написал: «Вот образец бездарности». В отчете полковника К. Ф. Васильченко о действиях 33-й армии говорилось: «Фронт только одним заботится, что торопит армию к огульному, ничем не обеспеченному движению вперед». На Калининском фронте было то же самое. Причиной неудач 29-й и 39-й армий считалась растерянность их командующих. И. С. Конев в разговоре с членом Военного совета фронта Д. С. Леоновым 13 января 1942 г. требовал: «Предупредите Швецова, что его будем судить за невыполнение задачи по овладению Ржев… Передать Масленникову грозное предупреждение, что он за нерешительность в своих действиях, переоценку противника, доверчивость ко всякого рода слухам будет снят с должности командарма, невзирая ни на что…» Такая моральная «поддержка» вряд ли помогала в жестокой борьбе с врагом.

Продолжая традиции советской, современная российская историография войны считает Ржевско-Вяземскую наступательную операцию частью битвы за столицу и утверждает, что она «подвела черту под Московской битвой». С одной стороны, это логично, ведь между декабрьским наступлением Красной Армии и Ржевско-Вяземской наступательной операцией не было оперативной паузы, январское наступление являлось «продолжением непрекращающегося контрнаступления». С другой стороны, можно ли считать битву за Москву завершенной, если советские войска на московском направлении так и оставались стоять перед гжатским оборонительным рубежом противника в 150 км от столицы, где их остановили в конце января?

Напомним, что в военно-исторической литературе 1960-х годов завершение битвы за столицу датировалось концом января 1942 г. Это вполне понятно, ведь последующие военные действия на московском направлении до апреля 1942 г. не принесли результатов. Конечная цель операции достигнута не была, поэтому ее называют «незавершенной». Очень обтекаемая трактовка неудачной операции. При подведении итогов Московской битвы от неудач начала 1942 г. историки стараются дистанцироваться. Они говорят в основном об успехе декабрьского наступления Красной Армии, игнорируя неудачи первых четырех месяцев 1942 г. В результате Ржевско-Вяземская операция «повисает в воздухе». В декабре 2006 г. авторы нового труда о вкладе регионов в достижение Победы над фашизмом вновь предложили прежнюю датировку Ржевско-Вяземской операции – 8–25 января 1942 г. В таком случае, куда «деть» все наступательные действия советских войск в феврале – апреле?