Разведчик Кент

Первая ночь в Париже прошла без происшествий. Вероятно, итало-германские провокаторы, равно как и троцкисты всех мастей, по ночам тоже имели привычку спать.

Дни в Париже летели, как одно мгновение. Прогулки по городу, посещение Лувра, Казино де Пари, Булонского леса, театров, модных ресторанов и кафе принесли массу впечатлений.

Приветливые парижане узнавали русских по их нехитрой одежде, похожей на униформу, и заговорщицки улыбались. Еще радушней к ним относились парижские проститутки, среди которых нередко встречались и прехорошенькие. Но бдительность была прежде всего, и развенчать гордый образ морально стойкого советского мужчины не удалось никому.

Грусть расставания с Парижем усугублялась тем, что Анатолий успел влюбиться в жену советского военного атташе. Ольга показалась ему вершиной совершенства. Вполне возможно, так оно и было. Прощаясь, он с трепетом поцеловал холеную Олину ручку. Впервые в жизни он целовал руку женщине. И это было прекрасно.

Лионский железнодорожный вокзал Парижа был, как всегда, оживлен. Но даже в толпе нельзя было не заметить, как к одному из вагонов экспресса, отправлявшегося до пограничной с Испанией станцией Сербер, один за другим подходят подтянутые люди, одетые одинаково, словно вдруг повзрослевшие дети приюта святой Магдалины.

Только-только отъехав от вокзала, состав попал в аварию. Вагон, в котором ехали Анатолий Гуревич, Михаил Иванов и другие советские добровольцы, направлявшиеся на войну в Испанию, сошел с железнодорожного полотна и завалился на бок. По счастливой случайности вагон не угодил под откос. Авария обошлась без жертв. Под разговоры о неудавшейся диверсии франкистов к утру доехали до границы.

Паровоз с несколькими полупустыми вагонами пересек франко-испанскую границу и, пройдя полтора километра по тоннелю в горах, разделявших два государства, остановился в испанском городке Порт-Боу. Наступило утро 30 декабря 1937 года.

Порт-Боу, некогда уютный городок, расположенный в живописном месте на берегу Лионского пролива Средиземного моря, был частично разрушен в результате фашистских бомбардировок с воздуха и артобстрела с вражеских кораблей. Под ногами то и дело хрустели обломки кирпича и битого стекла.

Испанцы встретили советских людей радостно, с искренностью, не имевшей предела. Они что-то очень быстро говорили, при этом отчаянно жестикулируя. Непривычный к новым звукам слух улавливал поначалу лишь одну знакомую фразу: «Вива ля Юнион Советика!»

Уже в Порт-Боу фронтовая обстановка давала о себе знать: местное население жило голодно.

Вскоре подали новый состав, который доставил интербригадовцев в столицу Каталонии Барселону. 150 километров от Порт-Боу до Барселоны поезд ехал более суток. В Барселону он прибыл в 23-00 31 декабря.

По темным улицам города машины повезли приехавших в пригород Вальвидрере, где располагался штаб главного советника Григория Михайловича Штерна, более известного здесь под именем генерала Григоровича.

Новый, 1938, год был встречен за празднично накрытыми столами. Потом – гостиница «Диагональ», где проживали все советские добровольцы перед тем, как отправиться на фронт.

1 января с вновь прибывшими встретился командарм 2 ранга Г. М. Штерн. Военнослужащие получили назначения, а переводчикам было сказано, что все они вскоре будут отправлены в Буньоле, что близ Валенсии, где размещались курсы форсированного изучения испанского языка.

Не теряя времени, новобранцы пошили себе в ателье военную форму интербригадовцев; купили береты, носить которые с непривычки было неудобно. Переводчикам, среди которых был и А. М. Гуревич, ветераны боев советовали не спешить с пошивом обмундирования, поскольку было неизвестно, в каких родах войск предстояло служить каждому из них.

Барселона жила причудливой полуфронтовой жизнью, замешанной на жизнеутверждающем оптимизме испанцев, их умении даже в самые трудные минуты не терять присутствия духа. Со стен домов на прохожих смотрели плакаты: «Но пасаран!» – «Они не пройдут!», «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!», «Лучше быть вдовой героя, чем женой труса». Повсюду развевались республиканские лилово-желто-красные флаги, полосатые каталонские и реже – черно-красные анархистские.

Рядом с боевыми плакатами, лозунгами и призывами мирно уживались театральные афиши. В юроде продолжали работать театры, концертные залы, кинотеатры и кабаре.

Анатолий Гуревич и Михаил Иванов даже успели сходить на оперу Визе «Кармен» и остались и восторге от голосов певцов, мастерства оркестра и красочности декораций. Выйдя из театра, они с еще большим восторгом вдруг заметили, что окружавшие их испанки были не менее привлекательны, чем героини только что закончившегося спектакля...

Эту оперу Толе приходилось прежде слушать в Москве, Ленинграде; позже – в Париже и Брюсселе, но спектакль в Барселоне оставил самое сильное впечатление.

Учеба на курсах ускоренного изучения испанкою языка длилась, как и предполагалось, две педели. Вскоре А. Гуревич был вызван в кабинет Г. М. Штерна. После небольшой беседы Григорий Михайлович сообщил А. Гуревичу, что его направляют для дальнейшей службы в Картахену, где находилась военно-морская база республики.

Из разговора стало ясно, что у республиканцев осталось очень мало подводных лодок. Большая их часть погибла. После того, как север Испании захватили фашисты, две подводные лодки, «С-4» и «С-2», удалось переправить во Францию, но они нуждались в ремонте. Часть команд этих лодок во главе с капитанами отказались служить республике и покинули их. По просьбе республиканского правительства советские моряки взялись доставить эти лодки из Франции в Картахену: уже имевшие опыт участия в боевых действиях на испанской земле капитан III ранга Николай Павлович Египко и капитан-лейтенант Иван Алексеевич Бурмистров были назначены капитанами этих судов. Экипаж полностью был укомплектован испанскими моряками. Это и заставило позаботиться о назначении в штат команды переводчика.

Адъютантом-переводчиком к Н. П. Египко назначили опытного югославского офицера-подводника Вальдеса.

Такую же должность в команде И. А. Бурмистрова занял А. М. Гуревич, не имевший прежде к флоту совершенно никакого отношения, но которому тем не менее вскоре было присвоено звание лейтенанта республиканского флота.

Прибыв в Картахену, Анатолий был представлен главному военно-морскому советнику капитану I ранга Владимиру Антоновичу Алафузову и советнику при командире Картахенской военно-морской базы Арсентию Григорьевичу Головко.

Арсентий Григорьевич в соответствии с установившимися правилами конспирации дал А. М. Гуревичу псевдоним. Отныне и до конца пребывания в Испании он был теньенте де навио (лейтенантом флота) Антонио Гонсалес.

Вскоре состоялась встреча новоиспеченного флотского лейтенанта с капитан-лейтенантом И. А. Бурмистровым или Луисом Мартинесом, как звали его испанцы. С первой же встречи между ними установились добрые отношения, переросшие со временем в дружбу. Их ещё объединяла любовь к Ленинграду, где прошли годы учебы Ивана Алексеевича в военно-морском училище имени М. В. Фрунзе. Он был первым советским офицером подводником, с ноября 1936 года воевавшим на стороне республиканцев.

Как выяснилось, круг обязанностей адъютанта-переводчика был очень широк. Иногда по некоторым вопросам ему даже приходилось действовать от имени командира корабля.

Настал момент отъезда И. А. Бурмистрова и А. М. Гуревича во Францию. Это было в феврале 1938 года. Без особых приключений им удалось добраться до Бордо – пятого по величине города Франции. Доки располагались на реке Гаронне, делившей город на две части.

Командир и его адъютант поселились на своей подводной лодке: так спокойней, да и дел невпроворот – ремонт нужно завершить как можно быстрее.

Контакт с экипажем был налажен не сразу: в команде были люди разных политических ориентаций, хотя все они были сторонниками республики.

Высокий профессионализм Луиса Мартинеса, энергия, с которой он взялся за руководство ремонтными работами, забота о быте и питании личного состава сделали свое дело: ремонт и обучение моряков продвигались успешно.