Тайны военной агентуры

— Фрау Китти Борепо! — вызвал председательствующий судья.

Китти встала перед длинным столом. Первые вопросы, которые ей стали задавать, были стандартными: имя, адрес, возраст, место рождения, национальность, вероисповедание и так далее. Затем судья объявил:

— Вы обвиняетесь в сговоре с мадам Шибер, мсье Кристианом Равье, мсье Тиссье и мсье Корбье с целью переправки английских солдат за пределы страны.

— Это неточно! — звонким голосом возразила Китти.

— Неужели? — язвительно спросил судья.— Это кажется весьма удивительным, учитывая, что я держу в руках подписанное вами признание.

— Я не отказываюсь от своих признаний,— твердо сказала Китти,— но остальные присутствующие здесь не. имеют к моей деятельности никакого отношения.

— Фрау Шибер, которая жила с вами в одной квартире, должно быть, невероятно бестолкова?

— Как бы то ни было,— продолжала настаивать Китти,— она ничего не знала.

— А мсье Тиссье? Ведь вы использовали его владения для преодоления пограничной линии?

— Мы не спрашивали на это его разрешения,— отвечала Китти.— Мы выбрали его земли из-за их удобного расположения и просто переходили через них.

— Так-так, интересно,— саркастически усмехнулся судья.— Ну а мсье Равье — какое оправдание вы придумали для него?

— Я использовала его как прикрытие для своих поездок,— ответила Китти.— Он думал, что я собираю пожертвования для его церкви.

Я слушала ее с восхищением, смешанным с жалостью. Она самоотверженно пыталась нас спасти, но все эти объяснения выглядели малоубедительными.

— Ну, у нас остался последний,— с издевкой в голосе констатировал судья.— Что с мсье Корбье?

— Я не знаю мсье Корбье,— спокойно ответила Китти. Она тоже отметила, что им не удалось установить личности Шанселя.

— Вы, конечно, очень благородны,— усмехнувшись сказал судья,— но наивны и примитивны. Вы сделали признание и только что подтвердили, что не отказываетесь от него. Это главное, что нам нужно было услышать от вас.

Он показал, что закончил с ней.

— Фрау Этта Шибер!

Я заняла место перед столом и ответила на предварительные вопросы.

— Вы знаете, в чем вас обвиняют?— спросил судья.— Вы признаете себя виновной?

— Я невиновна,— был мой ответ.

Судья поднял на меня свои холодные немигающие глаза.

— Вздор! — зарычал он.— Как вы можете утверждать, что невиновны, когда в комнатах, в которых вы жили, не было прохода от спасающихся солдат! Вы были второй в руководстве вашей преступной группы! Вы виновны, фрау Шибер, и суд примет во внимание ваше упорство! Если это все, что вы собирались нам сказать, то можете сесть обратно на свое место.

Я, спотыкаясь, вернулась на скамью. К длинному столу подошел Тиссье. Он подтвердил, что позволял всем, кто хотел, переходить через свои земли, потому что не признает за иностранцами права устанавливать какие-то ограничения для французов во Франции.

Следующим выступал отец Кристиан. Мне очень бы хотелось иметь стенографическую запись его речи. Насколько я помню, он сказал:

— Я священник, но в этой войне я стал солдатом. И солдатом, который не сдался. Я боролся за справедливость. И я не надеюсь найти справедливости на этом суде. Но я знаю, что в конце концов восторжествует высшая справедливость, и божий приговор будет вынесен вам, взявшим теперь на себя право судить нас.

Последним был вызван Шансель, к которому вновь обратились как к Корбье. Его обвинили в том, что он являлся одним из нас, хотя единственной уликой против Шанселя была найденная у него дома почтовая открытка с карикатурой на Гитлера и подписью: «Vive la France!...А bas les Boshes!» («Да здравствует Франция! Долой бошей!»)

Затем, перемешивая факты с плодами своего воображения, выступил обвинитель и именем фюрера потребовал нашего осуждения. Следом за ним слово было дано защите, после чего судья объявил, что он со своими коллегами удаляется на совещание. Они уже направились к выходу, когда в зал вбежал запыхавшийся и возбужденный доктор Хагер. Вытащив из папки бумаги, он некоторое время что-то объяснял судье, после чего тот ударил по столу своим молотком и возвестил:

— Суд продолжается ввиду поступления новых доказательств. Мсье Шансель, встаньте.

Нельзя было не восхититься выдержкой Шанселя, который никак не отреагировал на свое столь неожиданно произнесенное имя. Но мы все попались в эту ловушку и одновременно повернуди к нему головы.

— Дорогой герр Шансель,— торжествующе обратился к нему судья. — Я вижу, что у вас память на собственное имя хуже, чем у ваших друзей. Больше нет смысла ломать комедию, герр Шансель — или герр Корбье, если вам так больше нравится. Вам не хочется теперь изменить своего утверждения о том, будто вы не знаете остальных обвиняемых и не имеете никакого отношения к их деятельности?

— Раз уж вы так хорошо осведомлены,— ответил Шансель,— я не вижу необходимости что-либо от себя добавлять.

— Суду безразлично,— сказал, злобно глядя на него судья,— подтвердите вы или будете по-прежнему отрицать свою очевидную причастность к этому преступному затвору.

Тут опять поднялся обвинитель и заявил:

— Я предлагаю включить герра Шанселя в число тех, кому будет вынесен смертный приговор.

— Данное изменение учтено,— констатировал судья.

Было два часа, когда члены суда, закончив обсуждение,

вновь вошли в зал. Председательствующий судья огласил приговоры: Китти — смерть, отцу Кристиану — смерть, Шансслю — пять лет каторжных работ, Тиссье— четыре года каторжных работ, мне — три года каторжных работ.

Ужас, который я ощутила, должно быть, отразился на моем лице. Хотя мое наказание было самым мягким, я не могла принять мысль, что фце три года проведу в этой ужасной тюрьме. Но тут я ясно осознала, что Китти и отца Кристиана приговорили к наказанию, освобождения от которого вообще не будет. Китти взяла меня за руку.

— Не плачь, Этта. Мы не должны ронять своего достоинства перед этими немцами.

Я сжала ее руку и подавила свои рыдания — Китти, которую ожидала смерть, ободряла меня!

Нас опять посадили вместе в тюремный фургон. Мы понимали, что это, наверное, последний раз, когда мы видим друг друга. Не выдержав, я разрыдалась, припав к груди моей дорогой подруги.

— Мне следовало отправить тебя домой, когда еще было можно,— мягко сказала она, гладя мою голову.— Не тревожься обо мне. Когда-то я приходила в ужас при мысли о смерти. Но теперь я уже к ней привыкла. Прежде чем эта война окончится, погибнут миллионы, и одна жизнь ничего не решает. Особенно если учесть, что я не проиграла, а выиграла у немцев со счетом 150:1. Обещай, что ты не будешь вспоминать обо мне с болью, Этта. Помни о крепких молодых ребятах с отважными сердцами, которых мы отправили обратно домой. Я вернула Англии 150 жизней взамен одной, которую она теперь потеряет.

Фургон, лязгнув, остановился. Мы подъехали к тюрьме.

Я подошла к концу моей истории. Остальное вы знаете — как после года заключения я была обменена на Йоханну Хофман и села на «DROTTNINGHOLM», чтобы вновь вернуться на свободную землю моей родины.

Моим единственным желанием теперь было забыть все, что со мной случилось. Но я знаю, что никогда не смогу забыть лица тех, кто остался там,— Китти, отца Кристиана, Тиссье, Шанселя и всех остальных.

Кендал БЕРТ и Джеймс ЛИЗОР

ТОТ ЕДИНСТВЕННЫЙ, КОТОРОМУ УДАЛОСЬ БЕЖАТЬ

Обер-лейтенант Франц фон Верра был одним из самых знаменитых и отчаянных немецких летчиков второй мировой войны. Он решил бежать из английского лагеря для военнопленных. Благодаря своей находчивости, а также благоприятным обстоятельствам он так ловко обвел вокруг пальца английскую службу безопасности, что его побег попал в разряд классических. Британцы Кендал Берт и Джеймс Лизор тщательно исследовали его почти невероятную историю как по английским, так и по немецким источникам.

Обер-лейтенант Франц фон Верра прошагал в сопровождении двух бесстрастных конвоиров по длинным коридорам Центра дознания британских ВВС в Кокфо-стерсе и зашел в уютную, красиво отделанную панелями комнату. В комнате было темно, лишь на массивном столе красного дерева лежал круг света от яркой настольной лампы. За столом сидел офицер Королевских военно-воздушных сил. У него было худое, изборожденное морщинами лицо, густые брови и закрученныые вверх усы.