Подвиг "тринадцатой". Слава и трагедия подводника А. И. Маринеско

— Наши боевые корабли, которые в эти часы находятся на линии опасной зоны, там, где могут быть советские подлодки, обеспечат нашу безопасность!

— Но мы не можем позволить себе такое безрассудство, — возражал опытнейший мореход капитан «Густлофа» Фридрих Петерсен. — Необходимо, чтобы корабли охранения были рядом с «Густлофом». Пока их нет, выход в море невозможен!

— Мы согласны с доводами капитана Петерсена! — дружно поддерживали его два помощника, тоже опытные капитаны Веллер и Кёлер, присланные командующим морскими силами на Балтийском море. — Без хорошего охранения идти нельзя!

— И все-таки, господа, — настаивал Цан, — нам нужно немедленно выходить, иначе советские самолеты разбомбят нас у причала или же в порту заблокируют советские корабли. Что же касается непосредственного охранения — с нами пойдут миноносец «Леве» и тральщик-торпедолов «TF-19», оборудованные гидроакустикой… Остальные, как я уже говорил, будут в дальнем дозоре…

— Хорошо, — после длительного раздумья бросил капитан Петерсен. — Вы переубедили нас. Однако одно условие должно быть соблюдено. Здесь, в базе, грузится тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер» с миноносцами охранения. Они будут готовы через несколько часов. Так пусть эти корабли присоединятся к нашему конвою в самой опасной точке маршрута — в районе банки Штольпе-Банк. А сейчас мы подождем только прибытия обер-бургомистра Гдыни…

— Согласен. А теперь, господа, по местам. Надо детально проверить нашу готовность к переходу штормовым морем. Желаю успеха! Хайль Гитлер!

… Волнуется людское море у борта «Вильгельма Густлофа». Никого не оставляют лучшие надежды. Каждый, стоящий пока еще на причале, все-таки в глубине души верит, что и ему найдется местечко где-нибудь в чреве громадного парохода.

Но вот громкий нетерпеливый звук клаксона разорвал многоголосый гул, плывущий над скопившейся у борта толпой. Сквозь раздавшуюся в разные стороны людскую массу протискивался длинный, поблескивавший черным лаком лимузин. Наконец-то пожаловал сам обер-бургомистр, в страхе и подчинении державший весь город. Отдав последние распоряжения по минированию, подрыву и поджогу заводских, административных и жилых зданий, он еще раз напомнил командованию частей вермахта о приказе фюрера стоять до последнего. Стоять, пока не уйдет из порта последнее судно.

А к городу — и это своими ушами слышит каждый солдат передовых линий обороны, даже солдаты, стоящие вдоль портовой стенки, — все ближе и ближе подкатывает гул советских «катюш». То и дело эскадрильи штурмовиков, прорывающиеся сквозь зенитные разрывы, обрушивают бомбы на железнодорожный вокзал, склады и портовые причалы. Вот-вот русские танки появятся из снежной мглы перед окопами и траншеями, ворвутся в город, загрохочут траками по мостовым, приближаясь к порту.

… Над огромной территорией Данцигского порта летают обрывки бумаг, пепел, обгорелые клочки сжигаемых архивов. Ветер черным покрывалом растягивает дым над бухтой. Разводят пары боевые корабли и транспортные суда, готовясь покинуть ставший неуютным порт, Приближается час отхода конвоя…

Глава 5. О том, как подводная лодка «С-13» искала противника в районе Данцигской бухты

Теперь, когда мы выяснили, что представлял собою лайнер «Вильгельм Густлоф», настала пора познакомиться с «С-13» и ее экипажем. Для начала — некоторые данные о самой подводной лодке. Нам в этом поможет Герой Советского Союза Г. И. Щедрин несколькими строчками из книги «17 000 опасных миль». Вот они:

Что же касается экипажа лодки, с ним мы познакомимся по ходу рассказа. А он начнется со слов одного из матросов «тринадцатой».

«11.01.45 г. 10.00. Снявшись со швартовых, отошли от финского парохода „Полярная звезда“ в очередной боевой поход. Провожали нас комдив А. Е. Орел, его заместитель Ф. Заикин, В. Белянко, Г. Кульчицкий, В. Корж и другие офицеры штаба. Комдив пожелал счастливого плавания и благополучного возвращения. В 23.55 вышли из шхер, погрузились на глубину 15 метров» — такую запись оставил в своем дневнике радист «тринадцатой» Михаил Коробейник, ныне проживающий в городе Буденновске Ставропольского края.

Так получилось, что «тринадцатая» вышла в боевой поход вне плана, едва закончив ремонт после предыдущего похода. Произошло это буквально накануне дня рождения командира и не было случайным. Заставили обстоятельства.

Дело в том, что командир подлодки Александр Иванович Маринеско, по служебным делам сойдя с плавбазы вместе с одним из своих товарищей — капитаном 3-го ранга В. Лобановым, после полуночи 1 января задержался в городе у хозяйки гостиницы-ресторана. Не на час-два, а на двое суток!

Возможно, ничего этого не произошло бы, если бы не совершенно неожиданные обстоятельства…

Проходя по заснеженным улицам города, Александр Иванович со спутником заметили ярко освещенное двухэтажное здание, в окнах которого мелькали нарядно одетые люди, доносились звуки музыки. Финны праздновали Новый год.

— А что, — бросил товарищу Маринеско, — зайдем посмотрим, как чертова буржуазия веселится?

— Идем! — тут же откликнулся тот.

Появление на пороге ресторана двух советских морских офицеров произвело на финнов эффект разорвавшейся бомбы. Разумеется, они прекрасно знали о категорическом запрете военнослужащим посещать увеселительные заведения городов, в которых по условиям перемирия с Финляндией, вышедшей к этому времени из войны, находились теперь советские подводные лодки. Конечно, о таком приказе председателя Контрольной комиссии А. А. Жданова знал и Александр Иванович Маринеско. Но так уж случилось, что давно не виденные, с довоенных лет, праздники в таком вот мирном, спокойном городе, вдали от боев, от грохота бомб и снарядов, всколыхнули в душе офицеров желание оторваться, отвлечься от корабельной повседневности, хоть немного развеяться, ощутить себя таким же отдыхающим от трудностей жизни человеком, как и те, что сидели в этом уютном красивом зальчике.

К разгоряченным ходьбой и морозом офицерам тут же подскочил расторопный официант с крахмальной салфеткой на сгибе локтя, учтиво провел их к накрытому хрустящей скатертью столу. Не медля ни секунды, наполнил стоявшие рядом с запотевшим графинчиком рюмки. Словом, в считанные мгновения им как бы было сказано «а». Теперь офицерам предстояло сказать «б».

— За Победу! — поднял рюмку Александр Иванович.

— За Победу! — подхватил тост Лобанов.

Коротко звякнул хрусталь, мягко скрипнули стулья под опустившимися на них офицерами. И вдруг до острого слуха Александра Ивановича донесся отчетливо и ясно шепот по-русски: «Попался бы на линии Маннергейма!»

«Ах ты, недобиток фашистский!» — словно пружиной подбросило Маринеско.

Он вскочил, обвел глазами зал. А кому, как говорится, физиономию бить? Вон они, полтора десятка мордастых, примерно тридцатилетних, — словом, тех, кто только что против нас воевали. Кто из них «вякнул»?

Но, вскочив, Александр Иванович как бы сказал уже «в». Наступила очередь произнести «г». А вот что надо сделать в такой ситуации? Решать нелегко, но решать-то надо!

И тогда Маринеско решительно направился к оркестру.

— Играйте «Интернационал»!

— Что вы, господин офицер, мы не умеем! — осклабился старший.