Когда боги спят

- Нет... - Прексасп не пытался скрыть свое недоумение. - И надеюсь, что ты мне обо всем расскажешь!

- Расскажу, - произнес хозяин шатра, - так как скрывать это бессмысленно - об этом говорит весь лагерь, и ты рано или поздно обо всем узнаешь. Приготовься к худшему, Прексасп. Наш владыка болен неведомой болезнью - Ахурамазда отнял у него разум!

На краткое мгновение ошеломленному вельможе показалось, что кто-то, невидимый глазу смертного, погасил пламя светильника. Дыхание перехватило, словно чьи-то цепкие пальцы душили его.

- Я знаю, что персы не лгут, иначе я потребовал бы от тебя доказательств! - тяжело выдохнул он.

- Их гораздо больше, чем мне хотелось бы, Прексасп. К примеру, что ты скажешь о поведении Камбиза казнить трех жрецов Мемфиса на глазах соотечественников только за то, что они осмелились в свой недобрый час просить нашего царя дать разрешение на проведение ежегодных празднеств в честь бога Аписа, предстающего перед людьми в образе черного быка с белым пятном на лбу?! А что ты скажешь о приказе казнить Псамметиха?

- Как, фараон казнен? - не выдержал и перебил Дария побагровевший Прексасп.

- Владыка заставил несчастного испить бычьей крови, и фараон отправился навестить праотцев, испустив дух в адских мучениях. Но и это еще не все, Прексасп. Царь объявил во всеуслышанье, что казненный Псамметих и отец его Аматис не кто иные как злостные узурпаторы. Себя же он объявил законным наследником фараонов предыдущей династии, сыном, ты только послушай, сыном Осириса [Осирис - один из верховных богов Древнего Египта]. Камбиз велел выбросить мумию Аматиса из усыпальницы в городе Саисе, сжечь ее на центральной площади. Но сжигание трупов противоречит обычаям и нашим, и обычаям этой страны!

- Неужто... - попытался что-то сказать Прексасп, но Дарий не дал ему докончить свою мысль.

- Погоди, и это еще не все! Владыка повелел разрушить в кратчайший срок древние храмы местных богов, и удивит ли тебя, Прексасп, после всех этих неразумных деяний, если завтра поднимется против нас в неутолимом гневе вся эта многолюдная страна, и мы падем вдали от родных очагов под тучей стрел и дротиков, от неисчислимого количества которых ясный день превратится в сумрачный вечер. И это сейчас, когда страна признала верховную власть персов, смирилась со своей участью, и еще вчера в тех же храмах священнослужители пели хвалу нашему владыке?

- Услышанное мною настолько ужасно, Дарий, что не может быть неправдой! - взволнованный Прексасп встал, опершись руками о колена, и, сгорбившись, закружил по шатру. - Но что ты сам думаешь об этом, Дарий? Может быть, есть другая причина таких странных, недостойных владыки большей части света поступков?

- Мне кажется, я проник в нее...

- Тогда не томи меня, говори, Дарий! Развей мои сомнения!

- В лагере появился жрец из Вавилона, уже пять дней, как он среди нас. Он каким-то странным, пока еще непонятным мне способом, влияет на поведение и поступки владыки. Скорее всего доступными ему магическими заклинаниями, теми заклинаниями, которыми издавна славятся во всех странах халдейские жрецы.

- Кто он таков, мой Дарий? Что делает в нашем лагере?

- Быть может, ты встречал его, когда он направлялся к нам, минуя дельту Пиравы, вместе с караваном эламских тамкаров...

- Нет, во всяком случае не могу припомнить...

- Конечно же, подвергая свою бесценную жизнь неисчислимым опасностям за много парасангов отсюда, ты не обращал внимания, на каких-то тамкаров! Этот жрец привез владыке дар жителей Вавилона: бронзовый меч с золотой рукоятью некоего правителя, царствовавшего сотни лет тому назад. По крайней мере, он так утверждает. Среди вавилонян бытует мнение, будто этот клинок приносит его обладателю победу над врагами во время сражения...

- И царь поверил этой нелепой выдумке?

- Конечно же нет, но на воображение простых воинов это, несомненно, произведет впечатление. Как бы там ни было, но этот жрец завоевал удивительное расположение Камбиза, и царь не желает расставаться с ним ни на минуту. Этот халдей стал Камбизу дороже всех нас, его приближенных, и даже сородичей!

Последние слова Дария несколько успокоили Прексаспа.

- Мне кажется, что ты ошибаешься, Дарий. Еще во время эфиопского похода многие знатные персы заметили, что с Камбизом творится что-то неладное... Ты не можешь не помнить те ужасные дни, когда мы, углубившись без заготовленного впрок провианта в горячие пески безжизненной пустыни, теряли испытанных и закаленных, мужественных перед лицом врага воинов, гибнущих десятками и сотнями не в схватках с врагом, а от голода... Надежнейшие и опытные проводники, получившие щедрую плату, утверждали в один голос, клялись своими богами, что еще много дней пути предстоит нам, прежде чем измотанное войско достигнет ближайшего оазиса на берегу Пиравы, где можно будет раздобыть хоть немного съестного. Но наш царь был глух к разумным доводам, слепо шел вперед и вел за собой измученное и обессиленное голодом войско, разделяя с ним все трудности неподготовленного похода. И лишь тогда, когда иссушенные яростным солнцем воины возроптали громко и отказались идти в горячую пасть сыпучих песков, непреклонный Камбиз, уподобившийся мумии, был вынужден повернуть назад, отказавшись от желания наказать эфиопов.

- Царь не расстался со своим замыслом: он повторит поход, лишь только Ахурамазда предоставит ему такую возможность...

- Я знаю об этом, - согласился с Дарием Прексасп. - Но смог ли я убедить тебя в своей правоте, что уже в те дни на ум царя набежала тень?

- Кое в чем я с тобой согласен, и все же прав я, а не ты, Прексасп. Ты сам убедишься в этом, как только тебе предоставится возможность наблюдать за этим таинственным служителем Мардука. Суди сам, насколько противоречивы поступки нашего владыки! Он приказывает публично казнить Псамметиха, а на другой день, когда вавилонского жреца не было рядом по какой-то причине, которую я сейчас не упомню, непритворно сожалеет о содеянном, готов отдать все свои сокровища, лишь бы только воскресить фараона. Он повелевает сжечь на костре мумию Аматиса, а некоторое время спустя, опять-таки во время отсутствия жреца, приказывает вновь вернуть ее со всеми предосторожностями в оскверненную усыпальницу, и благо, что первое повеление не успели исполнить уже привыкшие к его непостоянству слуги. А случай с Аписом? Желая доказать, что перед нами не бессмертный бог, а обычное бездумное животное - что это истинно так, ясно всем народам, только не египтянам! - Камбиз убил собственноручно ударом акинака этого священного быка на глазах потрясенных и растерянных, онемевших от ужаса жителей Мемфиса. Но на следующий день царь повелел соорудить околевшему быку погребальный саркофаг с надписью: "Камбиз, царь Верхнего и Нижнего Египта, посвятил большой саркофаг своему отцу Осирису!"