Танки, вперед! Курьезы танковой войны в битве за Ленинград

Демонтаж танков осуществлялся силами экипажей, которые к тому же были изрядно истощены. Одному человеку было не под силу отвинтить болт надмоторной или трансмиссионной крыши, а их насчитывались десятки, на помощь приходили другие члены экипажа. Командиры подразделений работали вместе с экипажами танков.

Люди трудились без передышки, падали от усталости, но подымались и работали снова. Неоценимую помощь танкистам оказали бригады ленинградских рабочих Кировского завода и группа ЭПРОНОВцев [35].

На выполнение всех работ отводились одни сутки. К полудню 31 января первый танковый батальон готовился к форсированию.

Лед на опасных участках был усилен методом намораживания, маршрут отрегулирован условными ориентирами и комендантскими постами. Трасса пролегала параллельно с «Дорогой жизни», правее нее на 3–5 км.

Комендантская служба доложила о готовности трассы. Наступил кульминационный момент. У каждого на уме был один вопрос: выдержит ли лед? Ровно в 16 часов танк № 4900 под командованием лейтенанта Семенова, управляемый старшиной Ларичевым, прошел исходный пункт. С затаенным дыханием все следили за его спуском на лед и движением по нему. Лед выдержал. Танк медленно двинулся вперед.

По условиям переправы, спуск на лед второго танка намечался после достижения первым танком противоположного берега. Прошло два расчетных часа. Но первый танк на противоположный берег не вышел. Связь с ним прекратилась. Прошел еще час в неведении. На поиск затерявшегося танка были посланы разведчики. Однако ожидать их возвращения командование не могло. На лед спустили второй танк. На этот раз через два часа он благополучно достиг противоположного берега. За вторым двинулся третий, четвертый KB и все другие…

Что же касается первого танка, то его удалось обнаружить только при помощи самолета на вторые сутки. Экипаж танка сбился с пути и оказался на льду Ладоги в нескольких десятках километров севернее намеченного пункта.

Надо сказать, что все подготовительные работы к переправе проводились в условиях, когда каждую минуту можно было ожидать огневого удара вражеской артиллерии. Поэтому командование принимало все меры к ускорению темпов работы. Полковник А. Г. Родин, командовавший в то время 124-й танковой бригадой, лично ставил задачу и инструктировал каждого командира танковой роты. Самому Осадчему, например, была поставлена задача приступить к форсированию несколько южнее намеченной трассы, по самостоятельному и не оборудованному маршруту. Это решение вызывалось тем, что на ледяной трассе, где прошли первые танки, лед дал трещины, и двигаться последующим боевым машинам было уже рискованно. Танкам роты предстояло следовать колонной с интервалом 2–3 километра со скоростью 15 км в час. При этом категорически запрещалось делать остановки, резкие повороты и двигаться по одному следу. Лед на новом участке обследовать не успели, так как не было ориентиров и комендантских постов.

Для большей безопасности экипажам было приказано управлять танком стоя, при помощи стальных труб, надетых на рычаги управления. Командир танка должен был сидеть рядом с механиком-водителем на броне танка. Он следил за маршрутом, особенно за состоянием льда, чтобы в любую минуту мог предупредить экипаж, находящийся на крыльях танка, об опасности.

В назначенное время командирский танк, пройдя исходный пункт, спустился на лед. Треск льда, напоминавший разрывы артиллерийских снарядов, заглушал шум мотора, лед прогибался под многотонной ревущей стальной коробкой, и складывалось впечатление, что танк карабкается в гору. Когда прошли 500–600 метров от берега, случилось непредвиденное — лопнул стальной трос, соединяющий танк с санями-волокушами, на которых лежала башня и другой груз.

В общем-то, ничего страшного, конечно, не произошло. Строго выполняя указания старшего начальника, следовало продолжать движение, но… не бросать же на льду часть своего танка. И Осадчий рискнул остановиться. Плавно затормозили, сдали назад по новому следу. В считанные минуты усилиями экипажа и сопровождавших саперов трос был связан, и танк с прикрепленным грузом, набирая скорость, снова двинулся вперед по заданному маршруту.

Позже, на противоположном берегу, Осадчему рассказали, что наблюдавшие за этим эпизодом предрекали неминуемый провал танка под лед. Судьба распорядилась по-иному — танк благополучно достиг того берега.

Приближался девятый, опасный километр. Треск и прогиб льда усиливался, на его поверхности появилась вода, которая сочилась из трещин и воронок, образовавшихся от недавней вражеской бомбежки. От воронок и ледяных глыб тянулись снежные сугробы. Двигаться становилось все труднее, Лавируя между воронками, танк пробивал сугробы высотой до метра. Не раз приходилось на ходу соскакивать с танка и сопровождать его между воронками. Механик-водитель выбивался из сил. Более тридцати минут один человек за рычагами управления не выдерживал — сказывались истощение организма и чрезмерная физическая и психологическая нагрузка. Опытного механика-водителя Павла Веремеенко подменял не менее опытный дублер, радист-стрелок Владимир Петросьян.

Взаимозаменяемость в экипажах роты способствовала успешному решению поставленной задачи. Но каждый метр пути давался с трудом. К тому же ухудшилась погода. Если вблизи берега было относительно тихо, лишь тридцатиградусный мороз пронизывал насквозь, то на открытом месте дул такой ветер, что на гладких участках льда относил в сторону груженые сани-волокуши. Управлять танком стоя, при помощи труб, было непривычно и очень тяжело. Механики-водители отбрасывали эти приспособления и управляли танками обычным способом, но при открытом люке. Снежная пурга ограничивала видимость, лицо водителя покрывалось ледяной коркой. Дублер механика-водителя сидел рядом на броне с полотенцем и периодически вытирал водителю лицо от жгучего снега. Потом менялись местами, и танк продолжал двигаться вперед.

…Исчез из поля зрения берег; вокруг лежала белая непроглядная мгла, да свирепый ветер гнал заряды снега. Изредка просматривались черные точки танков, двигавшихся, словно в лощинах, за первыми машинами. На льду все чаще попадались замерзшие, занесенные снегом трупы людей. Они уходили от голодной смерти и здесь, на льду, были скошены огнем вражеской авиации или падали от истощения. Сердце танкистов сжималось от боли. В этой серой безбрежной мгле единственным и надежным ориентиром для них служили огни подфарников автомашин, двигавшихся по «Дороге жизни»: к намеченной цели колонны бригады шли параллельным курсом.

Особенно опасным оказался участок на двадцать первом километре. Из трещин льда вода била фонтаном, гусеницы и катки танков были залиты водой…

Рота переправилась через Ладогу по льду за три часа. Такое же время показала рота 2-го танкового батальона под командованием капитана Ивана Чистякова. Другие подразделения затратили на это 4–5 часов. Капитан И. Чистяков и Д. Осадчий за храбрость и мужество при организации «ледяной переправы» были отмечены именными часами Военного совета Ленинградского фронта.

Уже было темно, когда 124-я танковая бригада в полном составе сосредоточилась на противоположном берегу вблизи деревни Кобона. С линии фронта доносилась артиллерийская канонада.

Взору танкистов открылась незабываемая панорама: на берегу штабелями лежали мешки с мукой, упаковки с мясной тушенкой и другими продуктами питания, предназначенными для голодных ленинградцев. Дорога жизни работала с большим напряжением. Всех охватило чувство горячей благодарности за заботу о ленинградцах. Но одновременно возникла непредвиденная задача: как удержать изголодавшихся людей от соблазна немедленно досыта поесть. По строгим советам врачей и приказу командования, увеличение продовольственного пайка должно было идти постепенно. Сила убеждения и высокая сознательная дисциплина сыграли свою роль: удалось войти в норму. Однако не обошлось без курьеза: не раз смотревший смерти в глаза сержант Петр Костылев, инженер-радист по образованию, не нашел в себе силы воли сдержаться от соблазна; поел досыта и в тяжелом состоянии был отправлен в госпиталь.