Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении

Единственный реальный способ его разрешения -- это социалистическая революция, упраздняющая частный характер присвоения продукта общественного труда, присвоения, совершающегося через товарный рынок.

Но как раз эта объективная невозможность разрешения противоречия между общественным характером труда и частной формой присвоения его продуктов, при необходимости все же ежедневно и ежечасно осуществлять через рынок общественный обмен веществ, -- и вынуждает изыскивать "естественные" способы и средства, с помощью которых это можно сделать. Безвыходность противоречия , выражающегося в простой форме стоимости, в прямом обменивании товара на товар, и приводит в конце концов к рождению денег.

Именно поэтому-то деньги буквально "дедуцируются" в "Капитале" из теоретического понимания стоимости, из движения товарного рынка. И эта теоретическая "дедукция" определения денег верна потому и только потому, что она воспроизводит реальную необходимость порождения денег развитием товарного обращения.

Как в реальном движении товарного рынка деньги рождаются в качестве естественного средства разрешения противоречий прямого товарного обмена, так и теоретические определения денег в "Капитале" вырабатываются в качестве средства разрешения теоретического (логического) противоречия в определении стоимости. Здесь выступает перед нами важнейший момент диалектического метода восхождения от абстрактного к конкретному у Маркса, диалектико-материалистической "дедукции" категорий, теоретических определений. А именно: движущим стимулом теоретического развития, движущей пружиной развертывания системы теоретических определений вещи оказывается внутреннее противоречие теории. И таковым оно является именно потому и тогда, когда оно непосредственно выражает внутреннее противоречие предмета, составляющее внутренний стимул его развертывания, его усложнения, развития форм его существования.

С этой точки зрения вся логическая структура "Капитала" предстает с новой, принципиально интересной стороны: все движение теоретической мысли в "Капитале" оказывается как бы замкнутым между двумя первоначально выявленными полюсами выражения стоимости.

Уже первая конкретная категория, следующая за стоимостью, -- деньги, -- предстает как реальный способ взаимопревращения полюсов выражения стоимости, как та метаморфоза, через которую оказываются вынужденными проходить два тяготеющих друг к другу -- и одновременно взаимоисключающих друг друга -- полюса стоимости в процессе их взаимного превращения.

И это сразу объективно ориентирует мышление, когда оно оказывается перед задачей выявить всеобщие и необходимые теоретические определения денег: в них уверенно прочитываются только те эмпирически очевидные характеристики, которые с необходимостью полагаются процессом превращения стоимости в потребительную стоимость и обратно и оставляются в стороне все те эмпирические особенности денежной формы, которые из процесса этого взаимопревращения с необходимостью не вытекают, не "выводятся".

Здесь и обнаруживается принципиальное различие диалектико-материалистической "дедукции категорий" -- и абстрактно-рассудочной силлогистической дедукции.

Последняя имеет своим основанием абстрактно общее, "родовое" понятие, термин. Под него подводится особенное явление, и в его рассмотрении затем прочитываются "признаки", составляющие отличительные особенности данного вида. В итоге получается видимость "выведения".

Например, под абстракцию "лошадь" вообще подводится порода "орловский рысак". В определении этой особой породы вводятся такие ее "признаки", которые позволяют отличить орловского рысака от любой другой породы лошадей. Но совершенно ясно, что в абстракции "лошадь вообще" специфические признаки "орловского рысака" вовсе не заключены и поэтому никак "выведенными" из него быть не могут. Они пристегиваются к определениям "лошади вообще" чисто механически.

А благодаря этому формально-силлогистическая "дедукция" и не дает никакой гарантии на тот счет, что эти "специфические отличия" прочитаны правильно, что они с необходимостью принадлежат рассматриваемой породе... Очень может быть, что эти "специфические отличия" орловского рысака увидены в том, что ему одинаково обще с рысаком из штата Оклахома.

То же самое, как мы видели, получается у Рикардо с его теоретическими определениями денег. Из стоимости в его понимании специфические отличия денежной формы никак не выводятся, не "дедуцируются". Он поэтому и не в состоянии отличить действительно необходимые экономические характеристики денег как таковых от их свойств, которые эмпирически наблюдаемым деньгам принадлежат благодаря тому, что в них воплощается движение капитала. Поэтому он сплошь и рядом за специфические определения денег принимает характеристики совсем иного явления -- процесс обращения капиталов.

Совсем иное получается у Маркса.

Именно то обстоятельство, что "стоимость" в его теории понята как тождество взаимопревращающихся противоположностей, что теоретическое определение "стоимости вообще" содержит в себе противоречие, и позволяет ему прочитать в эмпирически наблюдаемых явлениях денежного обращения именно те и только те "признаки", которые с необходимостью принадлежат деньгам как деньгам, и притом исчерпывающим образом определяют деньги как специфическую форму движения стоимости.

В теоретическое определение денег у Маркса входят лишь те "признаки" денежного обращения, которые с необходимостью "выводятся" из противоречий стоимости, лишь те, которые с необходимостью порождаются движением простого товарного обмена.

Это и называется у Маркса "дедукцией". Нетрудно теперь констатировать, что такая дедукция становится возможной только в том случае, если в качестве ее основания, в качестве "большой посылки" лежит не абстрактно-общее понятие, а конкретно-всеобщее, понимаемое как единство, как тождество взаимопревращающихся противоположностей, как понятие, отражающее реальное противоречие предмета.

На этом пути только и могут быть получены действительно полные, и притом не формальные, а содержательные абстракции, раскрывающие специфическое существо денежной формы.

Маркс и получает теоретические определения денег "... рассматривая процесс абстрактно, т.е. оставляя в стороне обстоятельства, которые не вытекают из имманентных законов простого товарного обращения..."

А обстоятельства "вытекающие из имманентных законов простого товарного обращения", суть именно продукты внутреннего противоречия стоимости как таковой, простой формы стоимости.

Диалектика абстрактного и конкретного здесь проявляется самым очевидным и наглядным образом: как раз потому, что деньги рассматриваются "абстрактно", получаются конкретные теоретические определения, выражающие конкретно-историческую природу денег как особого явления.

Под абстрактно-общее понятие "круглое" легко подвести и футбольный мяч, и планету Марс, и шарикоподшипник. Но ни форму мяча, ни форму Марса, ни форму шарикоподшипника нельзя "вывести" из понятия "круглого вообще" никакими усилиями логической мысли. И нельзя потому, что ни одна из этих форм не происходит из той реальности, которая отражена в понятии "круглое" -- то есть их объективно реального сходства, тождества всех круглых тел...

А из понятия "стоимости" (в ее марксовом понимании) экономическая форма денег выводится самым строгим образом. И выводится именно потому, что в объективной экономической реальности, отражаемой категорией "стоимости вообще", заключена реальная объективная необходимость порождения денег.

И это необходимость есть не что иное, как внутреннее противоречие стоимости, неразрешимое в рамках простого обмена товара на товар. Категория стоимости у Маркса есть конкретно-всеобщая категория именно потому, что она содержит в своих определениях внутреннее противоречие, раскрывается как единство, как тождество взаимоисключающих и одновременно взаимопредполагающих теоретических определений.

Конкретность всеобщего понятия у Маркса неразрывно связана с противоречием в его определении. Конкретность есть вообще тождество противоположностей -- в то время как абстрактно-всеобщее получается по принципу голого тождество, тождества без противоположностей.