Феноменология духа (др. изд.)

Вследствие этого сущее в себе и для себя сознание находит, конечно, в государственной власти свою простую сущность и устойчивое существование вообще, но не свою индивидуальность как таковую; оно находит, конечно, свое в-себе-бытие, но не свое для-себя-бытие, оно находит, напротив, что действование как единичное действование в нем отвергнуто и принуждено к повиновению. Индивид перед этой властью рефлектируется в себя самого; она для него — угнетающая сущность и дурное (das Schlechte); ^{5} ибо вместо того, чтобы быть «равным», она попросту (schlechthin) «неравное» индивидуальности. — Напротив, богатство есть «хорошее»; оно стремится ко всеобщему потреблению, приносит себя в жертву и доставляет всем сознание их самости. Оно в себе есть всеобщее благо; если оно отказывает в каком-нибудь благодеянии и не всякой потребности идет навстречу, то это — случайность, которая не причиняет никакого ущерба его всеобщей необходимой сущности, состоящей в том, чтобы распределяться между всеми индивидами и быть тысячеруким подателем.

Оба эти суждения сообщают мыслям о хорошем и дурном содержание, противоположное тому, которое у них было для нас. — Но самосознание вступило лишь в неполное соотношение со своими предметами, а именно — только согласно критерию для-себя-бытия. Но сознание есть точно так же в-себе-сущая сущность и должно в такой же мере сделать критерием эту сторону, чем только и завершается духовное суждение. С этой стороны сущность его выражает ему государственная власть; она есть, с одной стороны, покоящийся закон, а с другой стороны, государственное управление и повеление, которые вносят порядок в единичные движения всеобщего действования; одно есть сама простая субстанция, другое — ее действование, оживотворяющее и сохраняющее ее самое и всех. Индивид, таким образом, находит, что тут выражены, организованы и приведены в действие его основа и сущность. — Напротив того, в наслаждении богатством он не узнает своей всеобщей сущности, а обретает только преходящее сознание и наслаждение самим собою как для-себя-сущей единичностью, а также неравенством со своей сущностью. — Понятия хорошего и дурного получают здесь, стало быть, содержание, противоположное прежнему.

Каждый из этих двух способов составления суждений находит некоторое равенство и некоторое неравенство; первое составляющее суждения сознание находит государственную власть неравной ему, а наслаждение богатством — равным ему, тогда как, напротив, второе находит государственную власть равной ему, а богатство — неравным ему. Налицо имеется двоякое нахождение равенства и двоякое нахождение неравенства, противоположное отношение к обеим реальным существенностям. — Мы должны обсудить само это разное составление суждений, к чему нам следует применить предложенный критерий. Согласно этому отношение сознания, находящее равенство, есть «хорошее», а находящее неравенство — «дурное»; и оба эти способа отношения теперь сами должны быть установлены как различные формообразования сознания. Сознание, благодаря тому что оно ведет себя по-разному, само подходит под определение различия хорошего или дурного, вне зависимости от того, имеет ли оно принципом для-себя-бытие или чистое в-себе-бытие, ибо оба — одинаково существенные моменты; двоякое составление суждений, которое было рассмотрено, представляло принципы разделенными и содержит поэтому только абстрактные способы составления суждении. Действительному сознанию присущи оба принципа, и различие приходится только на его сущность, а именно на отношение его самого к тому, что реально.

Способы этого отношения противоположные: один — это отношение к государственной власти и богатству как некоторому равному, другой — как к неравному. — Сознание отношения, находящего равенство, есть благородное сознание. В общественной власти оно рассматривает равное с ним в том смысле, что оно имеет в ней свою простую сущность и претворение в действие этой сущности, и служит ей с действительным повиновением, равно как и с внутренним уважением. Точно так же в богатстве оно видит равным себе то, что богатство дает ему сознание его другой существенной стороны — для-себя-бытия; поэтому оно рассматривает богатство также как сущность по отношению к себе, а того, от которого оно получает наслаждение, оно признает благодетелем и считает себя весьма ему обязанным.

Сознание другого отношения, напротив того, есть низменное сознание, которое отстаивает неравенство с обеими существенностями, видит в верховной власти, следовательно, оковы и подавление для-себя-бытия, а потому ненавидит властителя, повинуется с затаенной злобой и всегда готово к мятежу; в богатстве, благодаря которому оно достигает наслаждения своим для-себя-бытием, оно точно так же видит только неравенство, а именно неравенство с постоянной сущностью; так как благодаря богатству оно приходит лишь к сознанию единичности и преходящего потребления, оно его любит, но презирает, и с исчезновением потребления, в себе исчезающего, оно и свое отношение к богатому считает исчезнувшим.

Эти отношения выражают лишь только суждение, определение того, что составляют обе сущности как предметы для сознания, но еще не то, что [суть они] в себе и для себя. Рефлексия, которая представлена в суждении, есть, с одной стороны, лишь для нас полагание как одного, так и другого определения, а потому некоторое равное снятие обоих, но еще не рефлексия их для самого сознания. С другой стороны, они лишь непосредственно суть сущность, а не стали ею и им не присуще быть самосознанием; то, для чего они суть, еще не есть их оживотворение; они суть предикаты, которые сами еще не субъект. Вследствие этого разъединения «целое» духовных суждений также распадается еще на два сознания, из коих каждое подходит под одностороннее определение. — Подобно тому как равнодушие обеих сторон отчуждения — одной, в-себе[-бытия] чистого сознания, а именно определенных мыслей о хорошем и дурном, и другой, их наличного бытия в качестве государственной власти и богатства — возвысилось прежде всего до соотношения обеих, до суждения, так это внешнее соотношение должно возвыситься до внутреннего единства, т. е. в качестве отношения мышления к действительности, а также должен выступить дух обеих форм суждения. Это происходит, когда суждение превращается в умозаключение, в опосредствующее движение, в котором выступают необходимость и средний термин обеих сторон суждения.

(γ) Служение и совет

Итак, благородное сознание находит себя в суждении в таком отношении к государственной власти, что хотя она не есть еще некоторая самость, а есть лишь всеобщая субстанция, но субстанция, которую оно сознает как свою сущность, как цель и абсолютное содержание. Относясь к ней столь положительно, оно ведет себя негативно по отношению к своим собственным целям, своему особенному содержанию и наличному бытию и позволяет им исчезнуть. Оно есть героизм служения — добродетель, которая жертвует единичным бытием для всеобщего и тем самым вводит последнее в наличное бытие; оно есть лицо, которое отказывается от владения и наслаждения собой и совершает поступки и действительно в пользу существующей власти.

Этим движением всеобщее смыкается с наличным бытием вообще, подобно тому как налично сущее сознание этим отрешением образовывает себя к существенности. То, от чего оно отчуждается в служении, есть его сознание, погруженное в наличное бытие; но отчужденное от себя бытие есть в-себе[-бытие]; таким образом, оно приобретает благодаря этому образованию уважение к себе самому и со стороны других. — Но государственная власть, которая была сперва лишь мысленным всеобщим, в-себе [-бытием], превращается благодаря именно этому движению в сущее всеобщее, в действительную власть. Она такова лишь при наличии действительного повиновения, которого она добивается благодаря суждению самосознания, что она есть сущность, и благодаря его свободному пожертвованию. Это действование, которое тесно связывает сущность с самостью, создает двойную действительность — себя как то, что обладает истинной действительностью, и государственную власть как истинное, которое признано.