Кризис современной цивилизации (СИ)

Советская же школа, по мысли С. Г. Кара-Мурзы, начиная как минимум с 1930-х годов, формировалась на основе опыта элитарной дореволюционной гимназии как общеобразовательная. Даже бедная деревенская школа претендовала на то, чтобы быть университетом и воспитателем души. Даже из ПТУ, техникумов и вечерних школ нередко поступали в вузы и пополняли потом ряды интеллигенции. Уже в начальной школе учителя и ученики помогали "отстающим" догнать класс. "Сильные" ученики в данном случае тоже получали дополнительный стимул к развитию: они учились просто объяснять сложные вещи своим сверстникам. Дети воспитывались как говорящие на языке одной культуры. Хорошее отношение учеников к учителю считалось нормой. При этом советская школа изначально была трудовой в том смысле, что формировала "общество труда", а не "общество потребления". Там и голову не приходило рассматривать учеников как "потребителей образовательных услуг", речь шла о формировании личности. И хотя реальность не всегда соответствовала идеалу (на то он и идеал), успехи в создании общеобразовательной трудовой школы университетского типа были значительны, как и положительные последствия такого подхода для общества [60, с.150-158]. Разрушение единства системы стало началом кризиса.

Схожий подход переносился отчасти на высшее образование и науку: "В советском вузе отношения преподавателей со студентами строились по принципу "учитель-ученик" и "мастер-подмастерье". Это были отношения с сильным личностным началом и интенсивными личными контактами - сродни отношениям в средневековом ремесленном цехе" [60, с. 421]. Существовало и шефство старших студентов и аспирантов над младшими [60, с.74]. Немалое значение придавалось организации студенческого досуга, в частности, вовлечению студентов в занятия спортом, в т. ч. такими аристократическими и дорогими его видами, как яхтинг, горные лыжи, конный спорт и т. п. [60, с. 73]. В результате в обществе формировался некий идеал, ориентированный на признание самоценности каждой личности: "В советском строе балласта не было и быть не могло. Само это понятие было для него чужеродным. Можно сказать, что оно было понятием-вирусом. Мы были соборными личностями, хотя этого слова и не знали, и все вместе составляли симфонию. Поэтому вопрос о ценности каждого был просто некорректен, несоизмерим с реальностью" [60, с. 71]. По мнению С. Г. Кара-Мурзы, когда в 1970-е гг. по отношению к людям в обиход вошло слово "балласт", это было симптомом глубокого мировоззренческого кризиса советского общества [60, с. 72].

Почему же советский проект потерпел крах? По мнению С. Г. Кара-Мурзы, виноваты здесь урбанизация, неповоротливость идеологической элиты и прямое предательство значительной части номенклатуры и интеллигенции, вызванное шизофреническим желанием сделать все "как на Западе": "По мере того как жизнь входила в мирную колею и становилась все более и более городской, узкий набор "признанных" потребностей стал ограничивать, потом и угнетать все более и более разнообразные части общества. Для них Запад стал идеальной, сказочной землей, где именно их ущемленные потребности уважают и даже ценят" [60, с. 211]. Если крестьянские потребности в гармонии с миром в значительной степени удовлетворялись за счет гармонии с природой, стрессовая жизнь больших городов породила потребность в большом количестве вещей-знаков (яркая витрина супермаркета, реклама модных брендов и т. п.), которая не была понята и принята правящей элитой [60, с. 213-214]. Надежность социального уклада многим (особенно молодежи) стала казаться избыточной, хотелось риска, авантюры, т. к. стремление к "приключению" заложено в нас биологически [60, с. 215-216]. Желающие могут вспомнить здесь песни В. Высоцкого, философы - пророчества Ф. М. Достоевского и А. Шопенгауэра.

По мысли С. Г. Кара-Мурзы, выходом из мира скуки могло стать творчество в широком смысле слова (от занятий искусством до воспитания своих детей). Но выяснилось, что не все мечтают о творчестве: "Во-первых, не все мечтают о творчестве, у многих эти мечты подавлены в детстве - родителями, садиком, школой. Во-вторых, значительная часть тех, кто мечтал, испытали неудачу при первой попытке и не смогли преодолеть психологический барьер, чтобы продолжить" [60, с. 218]. Получив достаток, многие молодые люди стали много есть и долго спать, все более озлобляясь на мир [60, с. 218]. В официальной идеологии со времен Н. С. Хрущева утверждается ориентация на потребительские стандарты США, что для СССР было просто нереально. Резкое усиление неудовлетворенности распространилось среди значительной части номенклатуры, интеллигенции, а потом и среди рабочих [60, с. 32-35].

Так что, коммунистическая система могла развиваться только на основе общинной полукрестьянской ментальности раннеиндустриального общества? Тогда это не коммунизм, а - по терминологии Ю. И. Семенова - индустрополитарное общество, исторический правопреемник азиатских деспотий. На наш взгляд, данный подход вызывает серьезные возражения. Революция Октября 1917 г. и последующие преобразования середины века были действительно прокоммунистическими, о чем свидетельствует формирование (пусть непоследовательное и неокончательное) нового отношения к труду у значительной части общества, в т. ч. и у горожан. Новый способ производства не утверждается окончательно ни за год, ни за пятьдесят лет. В процессе распространения нового способа производства в истории неоднократно встречался регресс, достаточно вспомнить рефеодализацию Северной Италии. Новый способ производства далеко не всегда сразу оказывается продуктивнее старого. Достаточно сравнить Крито-Микенский мир и Грецию на начальной стадии формирования полиса, классическую римскую рабовладельческую виллу и хозяйство какого-нибудь магната эпохи Карла Великого. Даже в случае с капитализмом не все соответствует прогрессистской схеме: победил он в Западной Европе, как считает большинство исследователей, уже в XVII веке; одновременно этот век стал веком массового обнищания значительной части европейцев в связи с Тридцатилетней войной, глобальным похолоданием, революцией цен и прочими потрясениями; а техническая база под господство капитализма была подведена только в ходе промышленной революции конца XVIII-XIX вв. Если же говорить о коммунистическом способе производства, то очевидно, что обобществление основной массы средств производства (в исторически сложившейся форме огосударствления) является лишь первым шагом на пути его формирования, а реализация права на труд - вторым. Следующие шаги - реализация права на отдых и, самое главное, права на развитие личности - только намечались (например, в сфере образования). Последнее напрямую связано с формированием творческой личности как массового явления.

Приведенный материал позволяет (хотя и с оговорками) квалифицировать возникший в СССР способ производства как раннекоммунистический, свидетельством чего является серьезное ослабление отчуждения труда. При этом само отчуждение, конечно, не исчезло. Но масштаб проблем для работника стал иным. Лучше уж спорить о том, справедливо ли выдали десятирублевую премию, чем переживать по поводу грядущих массовых увольнений. Новый способ производства в целом обладал меньшей экономической эффективностью, чем классический капитализм стран ядра, но позволял стране лучше решать те исторические задачи, которые вставали перед ней в ХХ веке, чем тот полупериферийный капитализм, что сложился в России накануне Первой Мировой войны. Важнейшим достижением нового способа производства стало право на труд. Новый способ производства начинает укореняться не тогда, когда докажет свою большую экономическую эффективность по отношению к старому, а когда старая система перестает нормально функционировать.

Сложившаяся в России ситуация связана не столько с исторической несостоятельностью советского коммунизма, сколько с идеологической (и не только) войной Запада против коммунизма и России и массовым предательством отечественной правящей элиты в условиях кризиса. Кризисы бывают в любом достаточно сложном обществе, они - важнейший элемент роста. Однако кризис, сопряженный с мощным давлением извне и массовым предательством элиты, - явление разрушительное. Как еще в 1993 году по этому поводу писал А. А. Зиновьев: "Начав с серии бессмысленных насильственных реформ и потерпев на этом пути банкротство, советское руководство встало в конце концов на путь насильственной западнизации страны, стало насаждать западные политические формы и социальные отношения. В языке пропаганды их назвали рыночной экономикой и демократией. Подчеркиваю искусственный и насильственный характер этих преобразований. В Советском Союзе до этого не созрели и не могли созреть в принципе никакие предпосылки для перехода к капиталистическим социальным отношениям и к соответствующим им политическим формам. В массе населения не было никакой потребности в переходе к капитализму. Об этом мечтали лишь преступники из "теневой экономики", отдельные диссиденты, скрытые враги и часть представителей привилегированных слоев, накопившая богатства и хотевшая их легализации. Начавшийся позднее энтузиазм по поводу ломки всего советского был результатом новой, антисоветской и антикоммунистической пропаганды и массового помутнения умов, а в верхах власти - просто желанием угодить западным хозяевам, без поддержки которых они давно были бы выброшены на помойку истории" [42, с.487]. По мнению А. А. Зиновьева: "Реальное коммунистическое общество существовало слишком короткое время, причем - в крайне неблагоприятных условиях, чтобы делать категорические выводы о его несостоятельности. "Холодная" война даже отдаленно не отвечает условиям лабораторного эксперимента. Чтобы сделать вывод о том, что тут капитализм победил коммунизм, нужно было, чтобы противники были одинаковы во всем, кроме социального строя. Ничего подобного в реальности не было. Запад просто превосходил Советский Союз по основным факторам, игравшим решающую роль в "холодной" войне" [42, с.482].