Бесконечный тупик

И при этом органическая неспособность включиться в диалог естественный. Постоянно переход на личности, юродство, просто грубый обман, и вообще сбивается на допрос: либо принимает роль следователя и начинает орать, вворачиваться кривым лбом в душу («я хочу посмотреть, какой ты есть, падла, как ты жизнь понимаешь и что об себе думаешь»); либо принимает роль подследственного, и тогда русский сморщивается, замыкается, ему кажется, что все сговорились, что не так всё говорят, а «специально» и т. д. Дело тут не только в отсутствии навыков свободного общения, а и в органической бесформенности русского сознания. И обратная сторона бесформенности – крайняя формализация (121).

53

Примечание к №29

Легенда о масонах ложна.

Человек не выдерживает её тяжести. Он соскальзывает в масонофобский бред, то есть относится к масонам по навязанной масонами схеме. Кризис рационального, светло-разумного отношения к миру вызывает свободу иррациональных фантазий о светлом иррационализме. Это оказывается удобнее и легче, чем принятие идеи злого черного разума. В том-то и цепкая коварность масонской идеологии: момент соприкосновения с ней есть и начало заражения. Масоны существуют уже потому, что существует соответствующая фобия. Аналогия с психоанализом тут поистине глубочайшая. Принятие масонства (в смысле простой веры в его существование) это последний слой ЛЖИ сатанизма.

54

Примечание к №37

Это всё фантастика.

Читатель этой книги постепенно погружается (хотелось бы) в мутную атмосферу интеллектуальных провокаций, доносов, сатанинской злобы и беспомощно лёгкой оборачиваемости текста. Это атмосфера русского языка, русской мысли, русской истории. После 17-го произошла лишь окончательная материализация разрушительных фантазий. Всё «это» тысячи раз репетировалось, проигрывалось в индивидуальных судьбах, мечтаниях и спорах. И нужно ли было осуществиться русской мысли? Может быть, именно чисто материальный путь, путь «бездуховности», экономических и военных мускулов с маленькой чахоточной головкой вместо трёхаршинной морды с человеческим лицом нужен был? Социализм это именно болезненно разросшийся русский мозг, вырванный из организма и агонизирующий в собственном солипсическом безумстве. 17-й – ожившие мысли и фантазии – окончательное окультуривание России.

55

Примечание к №40

Меня всегда пугала пространственная сложность материального мира.

А также его опасная непродуманность, легкомыслие. Вот я купил какие-нибудь бусы дешёвенькие, и вдруг из всего этого раз – и маленький Одиноков. «Здравствуй, папа!» Из барахла стеклярусного.

56

Примечание к №37

Кривой ключ подошёл к кривому замку.

Положим, всё это и бред. Но на бред этот осаждается и накручивается реальность, как при сборке клетки и организма вокруг молекулы дезоксирибонуклеиновой кислоты. Накрошенная бритвенными осколками фантазия высыпается в реальность и режет, кромсает её на мельчайшие частицы. А потом частицы эти собираются в иную, осмысленную реальность, в живую реальность мифа.

57

Примечание к №37

Я сам себе вырезаю аппендикс.

Мой мозг топырится в киселе русского языка, барахтается весёлым слизняком. Весь «Бесконечный тупик» (2 часть), построенный, в сущности, как интеллектуальная провокация, получился совсем непроизвольно, неожиданно. И лишь потом я увидел эллипс, один из возможных эллипсов: постепенное нарастание субъективизма, переворачивающее восприятие читателя и заставляющее его читать текст второй раз, наоборот.

58

Примечание к №29

«Всемирный заговор», «тайное знание», «расовая борьба» и т. д. – всё это изломы, но изломы настоящие, истинные, человеческие.

Оскар Уальд сказал: «Есть только один класс людей, которые ещё более своекорыстны, чем богатые, и это – бедные». Можно перефразировать это выражение: «Есть только один класс людей, которые ещё более заражены ксенофобией, чем националисты, и это – интернационалисты». Много писалось о нацистском «черепословии», но ведь можно написать и о черепословии антирасистском (111), гораздо худшем.

И расизм, и антирасизм – два следствия одной ошибки, а именно недоразвития личностного начала. Причём в первом случае недоразвитие естественно, во втором – оно носит патологический характер, является результатом вторичного воздействия рассудка на психику. Расизм, кроме того, может быть ситуационно оправдан (период национальных кризисов, войны); интернационализм всегда является продуктом провокации. Ибо какой же смысл возводить отсутствие существенных и принципиальных национальных различий тоже в некий существенный принцип. Поэтому интернационализм естественным быть не может. Национализм – всегда естествен. Его можно «разжигать» или «гасить». Интернационализм можно только «воспитывать», «прививать». Расизм – недоразвёртывание национального начала или его стеснение внешними причинами. Антирасизм – потеря национальной сущности, её отчуждение.

59

Примечание к №23

Пусть даже думается где-то там.

Достоевский писал в «Дневнике писателя»:

«Чтоб жениться, нужно иметь чрезвычайно много в запасе самой глупейшей надменности, знаете, этакой самой глупенькой, пошленькой гордости, – и всё это при самом смешном тоне, к которому деликатный человек не может быть ни за что способен … когда я лёг в отчаянии и бессилии на мой диван (надо вам сказать, сквернейший диван во всём мире, с толкучего рынка и с сломанной пружиной), то меня, между прочим, посетила одна ничтожненькая мысль: „Вот женюсь и будут наконец теперь постоянно уж тряпочки, – ну, от выкроек, что ли, вытирать перья“… И что же? Я горько упрекнул себя за эту мысль в ту же минуту: ввиду такой огромности события и предмета мечтать о тряпочках для перьев, находить время и место для такой низкой обыкновенной идеи, – „ну чего ж ты после этого стоишь?"“

И Достоевский не женился. А она, уже замужем, выслушав эту историю, сказала: «А я-то думала, что вы такой гордый и учёный и что вы меня ужасно будете презирать». А зачем я этот отрывок выписал, не знаю. Вот в начале помнил, а сейчас забыл. Возможно, так: русские гении не совсем гении, их самочувствие в этой роли неорганично, они постоянно думают о «тряпочках» и вообще как-то не совсем понимают, что в таком положении прилично, а что нет. Я же саму мысль о гениальности превратил в «тряпочку»… А это уже издевательство второго порядка.

60

Примечание к №52

Для западного человека совершенно немыслим, например, диалог между солдатом и генералом.

А для русских условий подобный диалог обычен, типичен. У Алексея Толстого, этого, по выражению Ремизова, гомерического дурака, есть удивительно родные, удивительно характерные диалоги-картинки, именно из-за своей кондовой беллетристичности приобретающие прямо-таки архетипическую образность, настолько они ярки, выпуклы, сочны.

Вот один отрывочек:

«Чисто одетый денщик, работая под придурковатого, принёс кофе, раскупорил коньяк. Генерал Янов пробасил, указывая на его припомажанный чуб, вздёрнутый нос, часто мигающие русые ресницы: