Платон

Итальянским исследователем А. Кьяпелли (A. Chiapelli) было высказано предположение, что некоторые диалоги в первоначальной редакции были написаны в повествовательной форме и лишь впоследствии были изложены в форме драматической (16, стр. 320–333).

II. Идеализм. Учение об «идеях» («видах»)

Даже люди, не изучавшие историю философии или поверхностно ее изучавшие, представляют себе более или менее смутно, что идеализм есть учение, по которому истинное бытие вещей — мысль, идея, понятие. Особенно сильно содействовал укоренению этого представления в новое время Гегель. Для Гегеля действительно суть бытия вещи и даже мира в целом есть «идея». Природа — лишь иная форма существования «идеи», ее «инобытие». О человеческом обществе и о сознании общественного человека нечего и говорить. Это самодвижение той же «идеи», шествующей по возвышающимся ступеням сознания вплоть до «абсолютной» идеи, до ее раскрытия в искусстве, религии и философии.

Однако в этом своем содержании идеализм возник отнюдь не сразу. Ни в VI, ни в V вв. до н. э. никому из греков даже не снилось, что можно предполагать, будто суть бытия — «идея» в гегелевском смысле этого термина. Правда, элеец Парменид утверждал, что «одно и то же есть мысль и то, о чем она мыслит», и некоторые историки философии, прежде всего тот же Гегель, склонны были толковать этот тезис как тезис о тождестве бытия и мысли, в смысле позднее возникшего идеализма.

Но это толкование — явная модернизация. В действительности тезис Парменида был выражением мысли о недопустимости мыслить существование небытия. Небытия нет, и его даже нельзя помыслить. Даже когда мы пытаемся мыслить небытие, оно существует, во всяком случае как предмет мысли.

Больше того. Само бытие и небытие для Парменида вовсе не только категории отвлеченной мысли. «Бытие» — вещественное бытие, мир тел и телесных свойств. «Небытие» — отсутствие тел, или пустота. Существуют только тела, пустоты нет и быть не может. Вселенная — сплошной огромный телесный шар. В нем нет частей, нет отдельных вещей и нет пустоты, которая их отделяла бы друг от друга или вмещала в себя, как в пустом ящике.

Таким образом, для Парменида единство мыслимого и мысли означает вовсе не то, что всякий предмет есть мысль, или «идея», а лишь то, что всякая мысль есть мысль о каком-то предмете. Беспредметных мыслей не существует и существовать не может. Познание всегда предметно.

Изложенное толкование тезиса Парменида вполне соответствует характеру ранней древнегреческой философии. Философия эта возникла не как идеалистическое, а как материалистическое воззрение на мир. При этом первые греческие мыслители были физики не менее, чем философы. Они поставили вопрос о физическом первовеществе мира. Даже «Логос» Гераклита оказывается понятием физики — физики огня, огненным словом.

Но уже в самых ранних философских построениях греков заметны, как указал Энгельс, зародыши будущих разногласий. Впоследствии разногласия эти привели не только к различиям, но и к принципиальной противоположности материализма и идеализма.

Противоположность эта не сразу возникла, и философия не сразу воспользовалась термином «идея» для выражения сущности идеалистического воззрения. Чрезвычайно интересно, что само слово «идея» было введено в греческую философию не Платоном. Слово это было использовано его старшим современником, материалистом Демокритом. Имеется сообщение, что «идеями» Демокрит называл свои телесные атомы, или материальные элементы вещей.

На первых порах это сообщение может показаться совершенно парадоксальным, сбивающим с толку. Атомы-идеи? Как это возможно? И как можно утверждать тождество атомов и идей, будучи материалистом? Недоумение быстро рассеивается, как только мы обратимся к филологии. Слово «идеи» (ideai) означает у Демокрита то же, что слово «формы» (morphai). «Атомы-идеи» значит: «атомы-формы». По смыслу слово «формы» близко здесь к слову «фигуры». И действительно, атомы Демокрита отличаются друг от друга не по цвету, или температуре, или гладкости (шероховатости) и т. п., а по фигуре. Это формы-фигуры элементов бытия. По Демокриту, эти формы-фигуры не воспринимаемы с помощью чувств. Для этого они слишком малы. Как мы сказали бы сейчас, они существуют не в макромире, а в микромире. Их нельзя видеть глазами, осязать пальцами, обонять ноздрями. Однако существование и свойства их вполне достоверны для нашего познания. В их существовании нас удостоверяют не чувства, а ум. Ведь ум проникает глубже того, что показывают нам в вещах чувства. Так применяет термин «идея» Демокрит. Для него «идеи» — формы, открывающиеся уму в вещах как элементы бытия этих вещей. Воззрение это находится в полном согласии с материализмом Демокрита.

Принципиальную перемену в применение термина «идея» вносит Платон. У Платона слово «идея» и близкое к нему этимологически слово «вид» (eidos) также применяется для обозначения сущности предмета, равно как и для обозначения «формы», «фигуры», «облика», «вида». У него, как и у Демокрита, «идея» (или «вид») есть форма, постигаемая не чувствами, а умом.

Однако здесь сходство Платона с Демокритом в понимании термина «идея» прекращается и между ними обнаруживается противоположность. У Демокрита атомы-идеи, или атомы-формы, недоступны чувствам только из-за слишком малой величины. У Платона идеи-формы, или идеи-виды, недоступны чувствам потому, что сама природа их отнюдь не та, что природа вещей чувственного мира. Демокритовские идеи-формы телесны, его атомы — тела. Платоновские идеи-формы бестелесны. Иначе говоря, воззрение Демокрита на формы — материализм, воззрение Платона — идеализм. «Формы» Платона — нечувственные формы, и познание (или созерцание) этих форм принципиально иное, чем познание (или созерцание) чувственных вещей.

Как утверждает Платон, в философии имеются два разряда, или класса, философов. Одни допускают, будто существовать может только то, что может быть воспринимаемо внешними чувствами; другие — будто кроме чувственно воспринимаемого существует также и бытие бестелесное и именно в области бестелесного пребывает истинная сущность.

Эту противоположность двух воззрений Платон ярко изобразил в диалоге «Софист», где излагается беседа между странником из Элеи и Теэтетом. В ходе беседы выясняется, что в философии происходит род борьбы великанов из-за спора друг с другом о сущности (Платон, Софист, 246 А). А именно, «Одни все влекут с неба и невидимого на землю, обнимая руками просто скалы и дубы. Держась за все подобное, они утверждают, будто существует только то, что допускает возможность прикосновения к себе и ощупывания, и признают тела и сущность за одно и то же, всех же тех, кто говорит, будто существует что-либо бестелесное, они презирают окончательно, — не желая ничего другого и слышать» (там же, 246 А-В). Напротив, те, кто вступает с ними в спор, «защищаются весьма предусмотрительно (доводами) сверху, откуда-то из невидимого (мира), решительно настаивая на том, что истинная сущность — это какие-то умопостигаемые и бестелесные идеи; тела же тех и то, что те признают за истину, они, разлагая в своих исследованиях на мелкие части, называют не сущностью, а каким-то пребывающим в движении быванием» (там же, 246 В-С).

Перед нами первое свидетельство о происходившей в IV в. до н. э. в Древней Греции борьбе материализма и идеализма.

Хотя до Платона в древнегреческой философии идеализм не существовал как учение осознанное и систематически разработанное, хотя Платон, как основатель идеализма, оригинален, но вместе с тем его мышление опирается на элементы, которые могут быть обнаружены в предшествующих Платону философских учениях, религии и мистике.

Немалую роль среди этих учений сыграла философия элейцев, южноиталийских ученых Парменида и Зенона. От них Платон усвоил чрезвычайно важное для всей последующей философии различие между сущностью и явлением — между тем, что существует поистине, и тем, что кажется существующим, но не имеет истинного бытия. Четко формулирует Платон это различие в одном из важнейших поздних своих диалогов — в «Тимее». «Прежде всего, — утверждает Платон, — по моему мнению, надо различать: что всегда существует и никогда не становится и что всегда становится, но никогда не существует» (Платон, Тимей, 27 D).