Избранное

Его произведения вызывают полярно противоположные интерпретации и оценки. В период Нового времени появился распространенный и поныне образ Роджера Бэкона как первого современного ученого — математика и естествоиспытателя-экспериментатора, критиковавшего схоластическое пустословие и за это пострадавшего от «мракобесов-церковников». Основатель позитивизма Огюст Конт, предложивший новую религию человечества и, в частности, проект календаря, в котором месяцы и дни назывались бы не по именам богов и святых, как раньше, а по именам выдающихся деятелей культуры, посвятил Р. Бэкону первый вторник месяца «Декарта» (т. е. ноября).

Определенный реакцией на позитивистский образ Р. Бэкона стала проведенная в сочинениях некоторых неотомистских историков философии его оценка как мыслителя неоригинального и амбициозного, ставшего известным благодаря не научным заслугам, а конфликтному характеру и неумению находить общий язык с современниками. Обе оценки, безусловно, не являются адекватными и во многом зависят от предвзятых установок: первая — от огульного отрицания Средневековья как «темных веков» культуры, вторая — от восприятия философии Фомы Аквинского в качестве вершины средневековой мысли, тогда как Роджер Бэкон во многом с ним расходился.

Но, даже отвлекаясь от столь крайних суждений, непредубежденный исследователь поражается совмещению противоречивых черт в творчестве «Удивительного доктора». Бэкон, действительно, был остро критичен к своему времени: то же время он был целиком и полностью укоренен в нем, в том числе в его распространенных предрассудках. Многие плодотворные идеи, высказанные Бэконом, часто не были столь уж оригинальными, — внимательное изучение показывает, что одни из них восходят к его предшественнику Роберту Гроссетесту, другие — к арабским философам, а третьи являются общим местом в аристотелизме. Провозглашаемые Бэконом методологические максимы, такие как критика ложных авторитетов, зачастую не находят применения в его собственных трудах, которые сплошь и рядом демонстрируют, с нынешней точки зрения, удивительное легковерие по отношению к крайне сомнительным источникам.

Бэкон предлагал широкомасштабные реформы, в деталях которых угадываются контуры будущего развития культуры, в частности, развитие естествознания и техники Нового времени, основанных на опыте и применении математики. Но в то же время его понимание слов «опыт» и «математика» радикально отличаются от их современного понимания, а предсказанные им чудесные изобретения он сам считал уже давно осуществленными, хоть и скрытыми от невежественной толпы. Представление о научно-техническом прогрессе у Бэкона если и есть, то лишь в самом зачатке. Во всяком случае, он, как и многие авторы Средневековья и Возрождения, видел вершину человеческого могущества не столько в будущем, сколько в прошлом, и стремился не к творению нового, а лишь к восстановлению, хотя бы в некоторой степени, старого могущества. Главной же чертой Бэкона как типичного мыслителя Средневековья, а не Нового времени, заключалась в том, что все его философские положения в явной форме вдохновлялись соображениями религиозного характера.

Однако, как бы глубоко ни был Бэкон укоренен в мировоззрении Средневековья и как бы ни отличалась его деятельность от того, что принято называть современной наукой, при чтении Бэкона нельзя избавиться от ощущения оригинальности идей, лежащих в основе его грандиозного замысла, и их тесной связи с развитием тех понятий, которые, развиваясь и изменяясь, в конечном итоге стали неотъемлемой частью культуры Нового времени. Бэкон стал первым в истории Европы мыслителем, кто попытался создать всеобъемлющую энциклопедию знания, органично соединенного с богословием и ориентированного на достижение практических (религиозных) целей. Эта задача не была осуществлена им в полном объеме. Тем не менее, сам проект Бэкона, частично воплощенный в Opus maius, Opus minus, Opus tertium, Compendium studii philosophiae, Compendium studii theologiae, а также в ряде более специальных работ, остался его оригинальным вкладом в историю европейской культуры, важным звеном, соединившим Средневековье и современный мир.

Суждение об энциклопедическом проекте Роджера Бэкона может быть затруднено определенными особенностями таких сочинений, как Opus maius, Opus minus и Opus tertium, если не принять во внимание то обстоятельство, что бросающаяся в глаза разнородность различных частей, композиционная рыхлость, повторы, внутренние противоречия, недостаточная проработка многих тем связаны с поспешностью, с которой Бэкон готовил эти сочинения для Папы Климента IV, просившего сделать это как можно скорее. По сути, все эти работы представляют собой компиляцию ряда предыдущих работ Бэкона, находившихся в разной стадии готовности.

Настоящая статья не ставит своей целью дать относительно полное представление философии Роджера Бэкона, в частности, из-за большого количества разноплановых тем, присутствующих в его наследии. Цель ее — предложить введение в темы, так или иначе затронутые в Opus maius и в наибольшей степени интересные современному читателю-не-специалисту.

Бэкон не принимал выраженную, в частности, Фомой Аквинским идею автономии философии от богословия и в этом отношении был типичным представителем августинизма, доминировавшего среди францисканских ученых XIII в. По мнению Бэкона, «философия, рассмотрении» сама по себе, не обладает никакой ценностью […] в философии не может быть ничего достойного, кроме того, что требуется от нее для Божественной мудрости. А все остальное ошибочно и пусто».

Как и Аристотель, Бэкон различал теоретическую и практическую (моральную) философию [22]; у английского философа это различение выглядит так: «теоретическая философия устремлена к познанию Творца через творение, а моральная философия устанавливает чистоту нравов, справедливые законы и Божественный культ, а также славно и полезно увещевает [человека стремиться] к счастью будущей жизни». Но если Аристотель считал наилучшим образом жизни созерцательный и, соответственно, подчеркивал значение теоретической философии, то Бэкон отдавал предпочтение моральной. Всякое познание, по его мнению, имеет целью спасение, достижение вечной жизни, средством чего являются Церковь и христианское государство: «светом мудрости устрояется Церковь Божия, строится государство верных, осуществляется обращение неверных, а те, кто упорствует во зле, могут обуздываться и оттесняться подальше от границ Церкви силой мудрости, а не пролитием христианской крови [23]. Итак, все, для чего требуется направляющая сила мудрости, сводится к этим четырем вещам, и ни с чем иным она [т. е. мудрость] соотнесена быть не может». Моральная философия, занимающаяся действиями, связанными с добром и злом, по преимуществу называется практической, все же другие науки ей подчинены. Однако «практика, понимаемая широко, тождественна любой действенной науке, и тогда многие другие науки суть практические».

По мнению Бэкона, истинное знание едино; это — знание единого правильного пути спасения, данное единому миру единым Богом: «существует одна совершенная мудрость, которая целиком содержится в Священном Писании, и она должна разъясняться с помощью канонического права и философии, и благодаря этим наукам происходит истолкование Божественной истины».

Убежденность Бэкона в том, что Священное Писание представляет собой источник всей истины, необходимой человеку, объясняет достаточно странное для современной эпохи (но не для Средневековья) использование Библии как источника научных сведений, в том числе в вопросах физики. Так, например, Бэкон указывает, что природа радуги не могла быть известна ни древнегреческим, ни арабским ученым потому, что ее можно постичь лишь на основе сказанного о радуге в Библии: «Я полагаю радугу Мою в облаке небесном… чтобы не было более потопа на Земле» (Быт 9,13), т. е. цель радуги — испарение воды, поэтому при явлении радуги всегда имеет место рассеяние воды на бесчисленные капельки и их испарение благодаря лучам Солнца, концентрирующимся в результате различных отражений и преломлений, из-за которых и возникает радуга.