Люди и руины

Эвола оставался «запретным» философом вплоть до 1968 г., когда прокатившаяся по всей Европе волна бурного протеста молодежи против «общества процветания и потребления» неожиданно как для издателей, так и для самого автора вызвала рост интереса к идеям Эволы. Для правой молодежи его имя становится тем же, что имя Маркузе для левых С этого времени его работы начинают регулярно переиздаваться и пользуются все возрастающим спросом. Так появляются целые антологии его работ и сборники статей. В период с 1968 по 1974 (год его кончины) вышли три новые книги Эволы (помимо уже упомянутых, сборник статей «Разведданные» (1974 г.)), множество переизданий, пять сборников, не считая множества интервью в газетах и на телевидении в Италии, Франции, Бельгии и Германии.

Однако тридцатилетняя неподвижность не могла не сказаться на его здоровье. В том же 1968 г. у него развивается острая сердечная недостаточность. В 1970 г. болезнь обостряется, начинается отек легких, вследствие чего он впадает в кому. Характерно, что выйдя из комы, он первым делом обратился к окружающим с вопросом: «Как я себя вел?» Из больницы, куда его отправил один из его старых друзей, он буквально вырывается силой, пригрозив персоналу обратиться в полицию с заявлением о похищении человека.

Несмотря на это, он не теряет бодрости духа, продолжает писать, дает многочисленные интервью, подшучивает над собой и над молодыми искателями тайного знания. Когда его спрашивают, куда следует обратиться для изучения эзотерических учений, он с иронией говорит: «Если речь идет о молоденьких девушках, вы можете найти их в моем доме».

Его состояние постоянно ухудшается, и он, прекрасно осознавая это, продолжает вести себя по-прежнему: каждый день, тщательно одетый, садится за письменный стол и работает. В конце мая 1974 г. он совсем ослабевает и понимает, что срок его земного пребывания близится к концу. Впрочем, он и сам считал свою миссию завершенной: «Я все сказал. Достаточно суметь меня прочесть». Пьер Паскаль вспоминает о последних дня Эволы: «Я рассказал ему, что последним желанием Анри де Монтерлана было, чтобы его сожгли, а пепел рассеяли недалеко от форума, между растрами и Храмом Весты. Тогда он, простертый передо мной, с руками скрещенными на груди, тихо, почти неслышно проговорил: «я хотел бы… я распорядился… чтобы мои останки захоронили высоко в горах».

Во вторник 11 июня 1974 г. ранним утром Эвола, предчувствуя приближение смерти, попросил усадить себя за рабочий стол напротив открытого окна, выходящего на Яникул. В 3 часа дня голова его поникла, он больше не двигался. Так и нашел его врач: сердечный удар,

В своем завещании, датированном «Рим, 30 января 1970 г.», Эвола пожелал, чтобы его тело было кремировано, он воспрещал всякие проводы на кладбище, выставление в церкви, присутствие католических священников, «извещение о похоронах» в газетах. Кремация состоялась вечером 10 июля на кладбище «XIX Secolo» в Сполето. По воле Эволы его прах был передан Эудженио Давиду, его товарищу по горным восхождениям в тридцатые годы; часть была захоронена в расщелине ледника на вершине Монте Роза, часть развеяна по ветру.

Виктория Ванюшкина

Глава I. РЕВОЛЮЦИЯ. КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ. ТРАДИЦИЯ

В наши дни различные силы пытаются оказать сопротивление крайним формам современного хаоса, действующим в общественно-политической области. Важно понять, что эти усилия окажутся тщетными, — даже как простая демонстрация сил, — если будут нацелены лишь на поверхностные проявления болезни, а не на сами ее корни, то есть — в рамках того исторического отрезка, которым ограничено наше исследование — те подрывные силы, которые были приведены в действие европейскими революциями 1789 и 1848 гг. Необходимо научиться различать эту болезнь во всех ее формах и на любой стадии развития. Однако основная проблема — в том, остались ли еще люди, способные решительно порвать со всеми идеологиями, политическими и партийными группировками, чье возникновение прямо или косвенно связано с идеями, развитие которых ведет от либерализма и демократии к марксизму и коммунизму. Если такие люди еще сохранились, им необходимо дать в качестве ориентира твердую основу в виде общего мировоззрения и строгой и ясной доктрины государства.

Здесь в качестве лозунга естественно напрашивается понятие «контрреволюции». Однако революционные корни нынешней ситуации остались в далеком прошлом и почти забыты; подрывные силы укоренились в большинстве ныне действующих институтов столь глубоко, что кажутся уже чем-то само собой разумеющимся и естественным. Поэтому этот лозунг применим лишь к тем последним этапам, на которых мировые подрывные силы выступали под личиной революционного коммунизма. В связи с этим представляется более уместным использовать другой лозунг: реакция.

Отсутствие страха признать и, стало быть, провозгласить себя реакционером является своего рода пробным камнем. С давних пор левые круги сделали слово «реакция» синонимом всяческого беззакония, бесчестья и позора; они не упускают ни малейшей возможности заклеймить «реакционными» те силы, которые не желают участвовать в их игре и плыть по течению, в чем, по мнению левых, и состоит «смысл Истории». Но если для последних это естественно, совершенно иначе дело обстоит в том случае, когда это определение вызывает страх у представителей так называемых правых партий или «национальной оппозиции», страдающих отсутствием политического, интеллектуального или даже просто физического мужества. Будучи обвиненными в «реакционности», они начинают яростно протестовать, оправдываться, почитая себя обязанными доказывать, что эти обвинения не соответствуют действительности.

Вместо этого им стоило бы задуматься над следующим: пока наши противники «действуют», способствуя продвижению подрывных сил, можем ли мы позволить себе не «противодействовать», не реагировать, довольствуясь безмятежным созерцанием происходящего и приговаривая: «молодцы, продолжайте», тем самым играя им на руку? С исторической точки зрения можно лишь пожалеть, что «реакция» не возникла тогда, когда болезнь была только в зародыше и ее можно было устранить, выжигая каленым железом основные очаги заразы, что избавило бы европейские нации от невиданных бедствий. Однако все прежние усилия оказались половинчатыми или малодейственными, им недоставало ни нужных людей, ни соответствующих средств и доктрины. Следовательно, сегодня должен возникнуть новый, непримиримый фронт, с четким делением на друзей и врагов. Если еще не все потеряно, то будущее принадлежит вовсе не тем, кто готов довольствоваться расплывчатыми и путаными идеями, преобладающими сегодня в кругах, не желающих открыто причислять себя к левым. Будущее принадлежит тем, кто имеет мужество занять радикальную позицию — позицию «абсолютных отрицаний» и «высших утверждений», по выражению Д. Кортеса.

Несомненно, слово «реакция» само по себе имеет некий отрицательный привкус: кто реагирует, сопротивляется — тот не владеет инициативой, поскольку реакция вызывается необходимостью обороны или полемики против того, что сумело утвердиться в действительности. Поэтому внесем некоторые уточнения. Мы не должны ограничиться лишь отражением ударов, наносимых противником; необходимо выдвинуть взамен собственную положительную систему ценностей. Двусмысленность, заложенная в понятии «реакция», исчезнет, если мы свяжем его с идеей «консервативной революции», подчеркивающей динамическую составляющую, то есть «революцию». Однако в данном сочетании последнее слово утрачивает свое прежнее значение насильственного ниспровержения законно установленного порядка и подразумевает действие, направленное на устранение хаоса, некогда пришедшего на смену прежнему порядку, и на восстановление нормальных условий. Уже ДЕ МЕСТР подчеркивал, что в данном случае речь идет не столько о «контрреволюции» в узком и спорном значении этого слова, сколько о действии, «обратном революции», то есть положительном и обращенном к истокам. Причудливая судьба слов: «революция» в своем изначальном этимологическом смысле и не означает ничего иного; она происходит от re-volvere, субстантива, который выражает движение, возвращающее к собственному истоку, к отправной точке. Поэтому для победы над современным миром именно из истоков следует черпать «революционную» и обновляющую силу.