Новая философская энциклопедия. Том третий Н—С

СОФИОЛОГИЯ — совокупность идей, концепций, учений о Софии Премудрости Божией, сложившихся в рамках эллинистической, ветхозаветнойиновозаветнойтрадиций. Мифологема мудрой царственной устроительницы бытия присутствует во многих культурах. В восточносредиземноморской ойкумене на стыке цивилизаций выкристаллизовывается со- фиология как «детище александрийского духа» (С. Хоружий). Происходит контаминация античного образа Софии (Skxpia), связанного с Афиной Палладой, и библейского образа Премудрости (hkmh), проступающего в ряде ветхозаветных текстов и описанного в девтероканонических Книге Притч Книге Премудрости Соломона, Екклезиасте, Книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова, а также в Псалтири, оказавшей заметное влияние на топику средневековой христианской культуры. Активно обсуждали тему Софии (в т. ч. падшей — Аха- мот) гностики. В целом вокруг нее сложился сложный, противоречивый, символически интерпретируемый набор идей, перешедших в европейское сознание и вызывающих споры до сего дня. Византийская софиология опиралась на труды Оригена, Афанасия Александрийского, Григория Нисского, МаксимаИсповедника,ДионисияАреопаппаидр.стювЦерк- ви, в центре ее внимания было осмысление Софии как Логоса, Слова Божия, второго лица Св. Троицы, которому был посвящен главный храм в Константинополе. Почитание Софии перешло на Русь после ее крещения. Как воздвижение «дома Премудрости» было воспринято строительство Ярославом Мудрым храма Софии Киевской. Центром софийной иконографии стал Новгород Великий с одноименным собором. В русской традиции большее значение приобрела художественно-эстетическая интерпретация образа Премудрости, которая олицетворяется, кроме Христа, с Богородицей, Церковью, связывается с таинством Евхаристии. В переведенных гимногра- фических творениях Космы Маюмского, Иоанна Дамаскина, в оригинальных сочинениях Климента Смолятича, Кирилла Туровского, Зиновия Отенского, Иоанникия Лихуда, в Азбуковниках вырисовывается, как в иконописи, прекрасный лик горней Премудрости. Служение ей рассматривается как священнодействие, как глубоко личностное, мистическое действо. В житии Константина-Кирилла Философа, который стал идеалом мыслителя для православной славянской традиции, содержится эпизод о духовном обручении отрока с Софией, сияющей неземной красотой: «краснейте всех, лицем светя- щеся». Это особое, сокровенное, эмоциональное отношение к мудрости, которая воспринимается не как прагматическое рассудочное знание, но как высшая, прекрасная, несравненная ценность, достойная поклонения и всецелого ей служения, стало одной из доминант отечественного философствования от многочисленных реминисценций на софийные мотивы до софиологических трактатов Нового времени. На латинском Западе интерпретации темы Софии обнаруживаются в различных сферах культуры и интеллектуальной деятельности. Поэзия доминиканца Сузо, «Christophie» Бёме, концепция пансофии Коменского, мистические озарения Сведенборга, Das Ewig-Weibliche (вечно женственное) у Гете свидетельствуют о богословском, философском, литературном к ней интересе. В послепетровской России, где древнерусские истоки были утрачены, распространение софийных идей стали связывать с проникновением масонства, что породило устойчивое к ним подозрение. Оно усилилось, когда к теме Софии обратились не скрывавшие прокатолических симпатий В. Соловьев и Вяч. Иванов, а равно другие творцы философии, поэзии, искусства серебряного века, напоминающего изысканно утонченную, таинственно символическую, декадентски роскошную александрийскую культуру. Однако расцвет отечественной софиологии в 19—20 вв. было бы неверно связывать только с несомненным западным влиянием. Подобно немецкому романтизму, разбудившему отечественное славянофильство, которое внутренне вполне автохтонно, европейская софиология дала толчок развитию своей русской сестры,ставшейоднимизяркихфеноменоврелигиозно-фило- софского ренессанса. Тяга к древнерусскому и византийскому наследию, открытие полузабытой иконописи, в т. ч. софийных ликов, основание журнала искусств и литературы «София», создание новых творений на тему Премудрости свидетельствовали о росте интереса к ней. Крупнейшие русские философы попытались теоретически осмыслить тему Софии. Вл. Соловьев в трактате «Sophia» и поздних сочинениях связал ее с философией всеединства. Е. Н. Трубецкой понимал Софию как творческую божественную силу, атрибутировал иконопись как «умозрение в красках», положив начало философской ее интерпретации, что важно для понимания темы Софии во всей полноте и разнообразии воплощений. П. А, Флоренский в «Столпе и утверждении Истины» стремился отыскать патриотические и платонические основания своей трактовки софиологии. Он же опубликовал найденный в Софийском московском храме близ Пушечного двора канон, где содержатся проникновенные строки: «Всем сердцем взы-

602

«СОФИСТ» щем Премудрость... Дар благ дает нам София... и путем правым тещи наставляет нас» (Служба Софии Премудрости Божией. — «Богословский вестник», Сергиев Посад, 1912, т. 1, с. 8). Л. П. Карсавин в «Софии земной и горней» рассмотрел учение гностиков и опубликовал ряд их текстов, в т. ч. из «Pistis Sophia». Софийная тематика присутствует также у С. Л. франка, В. В. Зеньковского, А. Белого, А Ф. Лосева и др. Огромное место софиология занимала в трудах С. Н. Булга- кова («Свет невечерний», «Ипостась и ипостасность», «Агнец Божий»). Однако попытка философской систематизации и особенно богословской аргументации вызвала резкую критику его учения и в целом софиологии как ереси. Последовали официальные осуждения Зарубежной и Русской Православных Церквей, вышли антибулгаковские сочинения — «Новое учение о Софии Премудрости Божией» архиеп. Серафима Соболева и «Спор о Софии» В. Н. Лосского. Были выдвинуты обвинения и усмотрены связи с гностицизмом (идея посредничества между Богом и миром), арианством (понимание Бога Слова в этом качестве), несторианством (принижение Божественной ипостаси у Богочеловека Христа), пантеизмом (учениеодушемира), платонизмом (учениео идеях), каббалистикой (символизирующий мистицизм). Среди прочего усматривалась связь с латинством (влияние западной живописи на новгородскую иконографию) и воздействие сублимированно- гоэротическогоначала(психологическиеинтерпретациитвор- чества Вл. Соловьева). С. Н. Булгаков и его единомышленники, объединенные в парижском «Братстве св. Софии», разъяснили свою позицию, отстаивая право на свободу богословского и философского мышления, не разрушительного для основ веры. Церковь отстаивала незыблемость и чистоту своих догматов. Однако кроме охранительной тенденции существует творческая. Поле догматического богословия и поле ищущей философской мысли пересекаются, но не совпадают. Софиология, периферийная по отношению к ортодоксальному богословию, является созидательной по отношению к живому организму культуры и нестандартной философской мысли. Она особенно важна для понимания специфики русской философии, избегающей жесткой догматизации и рациональной аргументации, но тяготеющей к образной, эмоционально ак- цешированной,художественно-ш1астичной,эстетическипри- тягательной манере философствования. Н. О. Лосский называет софиологию «учением, чрезвычайно характерном для русской религиозной философии» (История русской философии. М., 1991, с. 473). Лит.: Зеньковский В. Проблема платонизма и проблема софийности мира. — «Путь», 1930, №31; Флоровский Г. В. О почитании Софии Премудрости Божией в Византии и на Руси. — «Труды V съезда Русских академических организаций за рубежом», в. 1. София, 1932; Аархиеп. Серафим Соболев. Новое учение о Софии Премудрости Божией. София, 1935; Яковлева А. И. «Образ мира» в иконе «София Премудрость Божия». — В кн.: Древнерусское искусство. Проблемы и атрибуции. М., 1977; Флоренский П. А. Столп и утверждение истины,— Соч. М., 1990, т. 1; Булгаков С. И. Свет невечерний. М., 1994; Карсавин Л. П. София земная и горняя. — В кн.: Он же. Малые соч. СПб., 1994; Соловьев В. С. София, пер. Т. Б. Любимовой. М, 1996; Аверинцев С. Софиология и мариология: предварительные замечания. — «Новая Европа», 1997, № 10; Братство св. Софии: документы (1918—1927). — В кн.: Исследования по истории русской мысли. Ежегодник за 1997. СПб., 1997; Громов M. Н. Образ сакральной Премудрости в средневековой Руси.—«Новая Россия», 1997, № 1 ; Хоружий С. С. Перепутья русской софиологии. — Там же; Amman A. Darstellung und Deutung der Sophia im Vorpetrischen Russland. — «Orientalia Christiana periodica». Roma, 1938, IV; Meyendorff L L'iconographie de la Sagesse divine dans la tradition byzantine — «Cahiers archeoiogiques». P., 1959, X; GladigowB. Sophia und Kosmos. Gildesheim, 1965; Spidlik Th. Lasophiolo- giede S. Basil. Roma, 1967; Mack В. L. Logosund Sophia. Gott., 1973; DantiA. L'itinerario spirituale di un santo: dalla sagezza alla Sapienza. Note sul cap. Ill della Vita Constantini. — Константин-Кирил Философ. София, 1981; Scholten С. Martyrium und Sophiamythos im Gnostizismus nach den Texten von Nag Hammadi. Munster, 1987; Lips H. von. Weisheitliche Traditionen in Neuen Testament. Neukirchen, 1991. M.H. Громов «СОФИСТ» (1оф10тг|с, f| rcepi той ovroc, Aoyucoc — подзаголовок: «О сущем, логический») •— один из поздних диалогов Платона. Платон замыслил трилогию «Софист», «Политик», «Философ», но третий диалог остался не написанным. Как большинство диалогов, созданных после «Государства», «Софист» — произведение «профессионально философское». В нем нет поэтических красот и образных иллюстраций; он перегружен абстрактной терминологией и не всегда внятной полемикой с другими философскими школами. Задача Сократа в диалоге — «поймать софиста», т. е. дать определение софистическому искусству. Чтобы доказать, что софисты—лжецы (в частности, что ложно утверждение Протагора, будто всякое суждение равно истинно), необходимо доказать, что ложь в принципе возможна. Но как может существовать ложь или заблуждение, т. е. речь или мысль о том, чего нет? Может ли существовать небытие? Диалектике бытия и небытия посвящена важнейшая, центральная часть диалога (236d— 259d). Здесь Платон критикует учение о бытии элеатов и учение о вечном становлении последователей Гераклита, скептицизм Мегарской школы, материализм натурфилософов и собственный ранний радикальный идеализм. В отличие от Парменида и от собственного прежнего учения о неизменности подлинного бытия Платон в «Софисте» вводит в идеальный мир движение; более того, провозглашает его второй по важности после самого бытия идеей. «Пять высших родов» сущего, бытие, движение и покой, тождество и ина- ковость — задают структуру идеального мира, «тесное сплетение бытия и небытия». Небытие существует не как оппозиция бытию, а как нечто принципиально иное, нежели оно (т. е. четыре остальные категории). Эти роды не могут не существовать, и без них немыслимо существование чего бы то ни было — потому они и «высшие»; но они не суть бытие, и, в свою очередь, попарно исключают друг друга. Категориальная система Платона не получила развития в дальнейшем, так как ее вытеснила аристотелевская, построенная на совершенно иных принципах, и только Плотин в трактате «О родах сущего» (Энн. VI 2) пользуется этими пятью категориями. Серьезно размышляют о замене ими аристотелевских десяти категорий исследователи конца 20 в. (см. Sayre К. М. Plato's Late Ontology; A Riddle Resolved. Princeton, 1983). Полагают, что в «Софисте» Платон вводит в философскую логику несколько принципиальных новшеств, различая отождествление и предикацию, противопоставляя роли субъекта и предиката в суждении. В первой и последней частях «Софиста» Платон впервые пробует формализовать логику рассуждения и вводит метод ди- эрезы — дихотомического деления понятий, который применяется в «Политике» и затем исчезает навсегда (платоновскую дихотомию исчерпывающе критикует Аристотель, заменяя ее делением родов на виды по видообразующим отличительным признакам). В качестве серьезного инструмента исследования дихотомия не годится, а в качестве пародии и шутки — чересчур громоздка.